Ульяна Сергеенко и ее дочь Василиса растут наперегонки – русская кутюрье стала членом-корреспондентом парижского синдиката высокой моды, расширила бизнес и придумала новую философию своей неординарной жизни.
«Для «Татлера» я очень скучна, но зато гожусь теперь для профессионального признания. Есть что на веночках писать», – говорит мне Ульяна. Она в четвертый раз на нашей обложке, самые увлекательные сюжеты ее светской биографии, кажется, позади, но как по мне, Сергеенко немного лукавит. Она по-прежнему не дает никому покоя, хотя ничего для этого не делает. Пост в инстаграме – примерно раз в месяц. Не говорю уже про опросы в сторис и сторис в принципе. Все эти инструменты удерживания аудитории, когда не дай бог хоть на день выпасть из чьей-то ленты, так же далеки от нее, как Гуанчжоу от Вологды. В гест-листах ее имя проходит по категории «все равно не придет, можно даже не писать». Спасибо, что хотя бы красиво выходит на поклон во время своих шоу. Могла ведь, как Маржела, окончательно стать энигмой.
Впрочем, скромность не всегда путь к забвению. В данном случае наоборот: интерес к Сергеенко в свете обратно пропорционален ее светской активности. «А как там Ульяна?», «А что Ульяна?», «А с кем Ульяна?» Меня спрашивали, я, грешным делом, сам спрашивал. Одна профессиональная сплетница летом сообщила мне, что «Ульяна вышла замуж, и супруг занялся ремонтом в ее доме». Ульяна хихикает: «Ремонт бы и правда не помешал». Мы сидим в Горках, в ее убежище, устланном узбекскими и иранскими коврами, которые она предпочитает красным дорожкам – на них платья Ulyana Sergeenko продвигают голливудские дивы и королевы сцены. Обойдусь без неймдропинга – оставлю его для героев, которые пока не представляют достаточного интереса сами по себе, вне связки со звездными именами.
«Ульяна Сергеенко украшает нашу декабрьскую обложку. И почему-то это надо объяснять», – писала в 2012-м в «Татлере» Карина Добротворская. Мне в 2021-м объяснять уже не нужно. Лучший подарок к десятилетнему юбилею бренда дизайнеру сделал Синдикат Высокой моды, присвоив ей статус члена-корреспондента. Присутствие Ульяны на обложке понятно – вызывает изумление то, что ее нет в поле зрения нашего Минкульта. У кутюрье, признанного во Франции, по-прежнему нет официальных регалий на родине. Вот у певицы Ирины Нельсон, например, есть медаль ордена «За заслуги перед Отечеством». Любопытно узнать о критериях. Ольга Борисовна Любимова может считать эту публикацию официальным запросом СМИ.
В кутюрном синдикате требования вполне конкретные: уровень мастерства, признание профессионального сообщества, вклад в развитие индустрии. Обряд инициации сложный, голосование – тайное. Ульяна застыла в напряжении: «Это происходит в мае. Ты нервничаешь. И вот наконец сообщают счастливую новость: шепотом, еще до официального объявления. Я до последнего не верила. Боялась сглазить и молчала. А когда пришла на работу и объявила, сотрудники никак не отреагировали. Были уверены, что у нас уже давно есть этот статус. Никакой разницы они не почувствовали». А для Ульяны разница была: «Ты уже не та, которую просто терпят. Это официальное признание». Ульяна в этом списке стоит в компании семи дизайнеров. Делит пьедестал с Valentino, Atelier Versace, Elie Saab, Fendi Couture, Armani Privé, Iris van Herpen и Viktor & Rolf. На ступень выше разрешено подниматься только французским маркам, так что для российского кутюрье это венец карьеры.
«Я так уверенно стала себя чувствовать. Поняла, насколько все это заслуженно. Вспомнила каждую вышивку, каждое кружево, каждый показ, всю многолетнюю, кропотливую, рукотворную работу. То, о чем не очень интересно рассказывать, моментально выстроилось во фронтальный мемориальный ряд. Я не помню, когда так ликовала, по-настоящему. Даже осанка поменялась. Я чувствовала себя победительницей. Такое невозможно купить, только заработать и выстрадать. Я ненавижу это слово, ненавижу страдать, но нужно было пройти долгий-долгий путь. Появилось чувство, что я заслуженный деятель, ветеран. Стоишь в стороне, не лезешь на рожон, нигде себя не рекламируешь. И вот, пожалуйста».
Найдутся те, кто и этот успех свяжут с бывшим мужем Данилом Хачатуровым, который стоял за Ульяной в начале ее пути. Ну так за Коко Шанель тоже стоял мужчина, и не один. Стала ли она от этого менее талантливой? «У меня сейчас к мирозданию единственный вопрос: а что, так можно было? Я не рассчитывала на себя, не верила, что стану самостоятельной единицей. Это потрясающее чувство, мне хочется себя ущипнуть».
Сегодня даже самые зубастые телеграм-каналы об Ульяне пишут не просто вежливо, а в превосходной степени. Компромата у них нет, все скелеты в шкафу, которые так любят обглодать на этой площадке, она сама в прошлом году с грохотом вывалила «Дождю». Не побоялась сказать то, о чем ее боялись спросить. Ее феминистская позиция там вполне соответствовала названию программы «Женщины сверху». Та исповедь носила терапевтический характер. У нас же этот жанр называют «выносить сор из избы». «Я столько огребла. Взбаламутила все позабытое», – вздыхает по этому поводу Ульяна. Спрашиваю, зачем было устраивать душевный стриптиз. «Я была в залихватском настроении и очень словоохотлива. Так сложилось. Теперь меня боятся отпускать на интервью. Брифуют, умоляют не сказать лишнего, предупреждают о запретных темах. А я ничего обещать не могу. У меня же может быть опять такое настроение». Претензии к интервью были у многих: «Я поняла, что люди вокруг меня живут определенными установками, которые для них очень важны. И конечно, они говорят о себе, а не обо мне. Меня вот не интересует ничья жизнь, я вряд ли пойду делать замечания. Не знаю, что может меня так сильно взволновать, чтобы я позволила себе кричать: «Ты совершила ошибку! Как ты можешь?!» Да делайте что хотите! Первое время я думала, что жалею о сказанных словах. Зачем мне тумаки? А потом поняла – я сделала то, что хотела».
Карину Добротворскую тоже ругали за излишнюю откровенность в ее книге «Кто-нибудь видел мою девчонку?». Она сравнила это с обрядом экзорцизма: «У меня было чувство, что из меня это лезет, как Чужой из груди Сигурни Уивер. Я не могла сопротивляться. Я хотела это сделать и больше к этому не возвращаться». Видимо, подобный этап бывает в жизни каждой сильной женщины. При всей своей закрытости временами не стеснялись в выражениях и Коко Шанель, и Мэрилин Монро, и принцесса Диана. Ну и ладно. Если тебя будут помнить не за это, то можно себе позволить.
На карантине Ульяна, как и многие из нас, разобрала гардероб. Еще один действенный способ освободиться от груза прошлого. «Мне было негде жить, и я избавилась от всего. Просто раздавала вещи – мне надо было выпихнуть их из дома, я задыхалась. Что-то предлагала Василисе, многие вещи сели бы только на нее. Дочь отвечала, что ей эта помойка не нужна». Самые ценные экземпляры, примерно четверть тонны, она оставила: все-таки на коллекцию, за которую убил бы король винтажа Дидье Людо, было брошено немало сил, энергии, охотничьего азарта. «Лучше бы я на работу ходила чаще», – без лишних сантиментов говорит Ульяна. Василиса подросла, ей уже пятнадцать, и она стала собирать в мамином шкафу луки в школу. «Причем ей мало интересно, что это винтажный Dior, просто нравится платье или сумка. У меня разрывается сердце, когда она швыряет на пол Chanel, а ей все равно. При этом Василиса искренне любит наряжаться».
Наша первая съемка сорвалась – обстоятельства непреодолимой силы. Васю было тяжело уговорить еще на одну. Урок рисования девушке был важнее обложки «Татлера». В итоге она, тяжело вздохнув, согласилась: «Только ради вас». «Мы с мамой – королевы драмы. Но мне до нее, конечно, далеко. Когда на съемке она смеялась и веселилась, я поняла: «Все плохо». Изначально идея была в том, чтобы отойти от образа кутюрной дивы в сторону расслабленной дачницы, какой Ульяну могут видеть лишь близкие – в биркенштоках и с минимумом макияжа. Фокус не удался. Дочь поддерживает маму: «Мне нравится, как на ней смотрятся ее фирменные стрелки. И она лучше всего выглядит в кутюре». Они вообще чувствуют друг друга. Сыну Саше уже двадцать лет, живет между Москвой и Питером. «Саша – бунтарь. Очень активный юноша, с бизнес-жилкой. Он одно время жил тут со своей девушкой Машей. Очень оригинальные люди, их не слышно, не видно. Маша в своем мире, может три раза за день поздороваться. Мы вместе обедали, ужинали, привыкли к застольям, а теперь остались вдвоем с Васей, для нас двоих тут слишком много еды». Карантин они провели все вместе. «Я к детям раньше придиралась, говорила им, что они должны и не должны. А теперь пусть что хотят, то и делают. Когда Вася приходит за советом, то один из моих любимых – «Если тебе что-то не нравится, встань и уйди».
Чтобы дать такую свободу другим, нужно иметь немало внутренней свободы самой. Она пришла к Ульяне не сразу. «Мне любая критика давалась тяжело. Мелочь могла вывести из себя. Я не спала, изводила себя. Но давно уже не сижу, багровея, с припадком после каждого показа». Она избавилась от ставшего мемом диагноза «синдром самозванки», научилась быть матерью как побед, так и поражений. «На работе я принимаю множество решений, пусть и не всегда правильных. Раньше часто за кем-то пряталась. Так, чтобы решения были вроде как и не мои. Когда все стало более-менее зациклено на мне одной, я почувствовала вкус самостоятельности. Это пьянит».
Творческий тандем с Ренатой Литвиновой, которая выпустила в июле короткометражку о кутюре Сергеенко с Натальей Водяновой в главной роли, сложился в лучшем виде. Но если в январе 2017-го будущему главреду британского Vogue Эдварду Эннинфулу (его назначат в апреле), стилизовавшему Ульянин показ, удалось сделать что-то по-своему, то режиссеру Литвиновой, известной своим бескомпромиссным нравом, – нет. Хотя обычно на съемочной площадке она ни с кем не церемонится. Сама рассказывала Познеру, как гонялась с вазой за монтажером и кричала: «Я лауреат государственной награды, я тебя убью, и мне за это ничего не будет!» Много интересного на премьере ее фильма для Gucci в «Художественном» мне рассказал один из актеров. Если в двух словах, то «матюгальник» назван так за дело. Дивы – натуры сложные, на тонком нерве. Ульяна всегда very Ульяна. Рената всегда very Рената. Но при этом Ульяна на съемках и после них не уставала приговаривать: «Волшебная Рената!» А Наталья Водянова, озарявшая кадры сиянием своих глаз, вообще щедра на лучи добра.
Раньше многие влюблялись сначала в дизайнера Сергеенко, а потом уже в ее вещи, для которых она была лучшей моделью. Стоило клиентам увидеть ее в саду Тюильри или на красной дорожке amfAR, как тут же шли заказы – с приложенными фотографиями автора-модели. В апреле чуть ли не впервые за два года Сергеенко вышла в свет: посетила благотворительный аукцион Водяновой и Bvlgari. На следующий день отдел продаж получил рекордное количество запросов на синее платье, в котором Ульяна позировала на лестнице в особняке Леман. Спрашиваю, что мешает и дальше активно использовать такой действенный инструмент продаж. Отвечает: «Мне нравится выпендриваться. Это элемент стратегии. Люблю сеять вокруг себя хаос. Чтобы мне говорили: «Ульяна, это успех, вы должны...» А я такая: «О нет, это дешево». Я помню толпы вокруг нее, вспышки, которые она притягивала. Не всем удается соскочить с иглы популярности – Сергеенко же решительно ушла с поля, на котором была самой заметной фигурой. Хотя, пока я не спросил, она об этом даже не думала: «Все это было здорово, пока работало. Сейчас очень много таких заметных фигур. Быть теневой гораздо выгоднее». А как же внимание, которое раньше она так умело привлекала своими театрализованными выходами и импровизированными дефиле у парижского Ritz? «Я чувствую достаточно внимания, гораздо больше, чем когда это было что-то очевидное перед толпой. Меня уважают, мне рады. Мне нравится быть уставшей чайкой. В такой жизни что-то есть. Когда понимаешь, что ты в основном кадре, но тебя там нет».
И эта стратегия сработала – в пандемию бренд упрочил свои позиции, доказав, что держится на чем-то, что мощнее и долговечнее безудержного пиара. Кутюрный станок работал бесперебойно: праздники, как мы знаем, никто не отменял. Где еще нашим героиням было получить кутюрный экспириенс в условиях закрытых границ? Впереди у Ульяны немало интересного. Производство разрастается. С «Красносельской» мощности были перевезены в Кунцево, в здание побольше. В проекте – домашняя линия. Я замечаю где-то между казаном с пловом и горой пирожков фарфоровые фигурки художественных гимнасток в советском стиле. Одна из них – вылитая Ульяна, и я делаю вывод, что передо мной первые детали будущей коллекции. «А это я купила на блошке, – опровергает мои домыслы Василиса. – Из-за папы. Я прислала ему селфи оттуда, а он на заднем плане разглядел маму». Понимаю Данила Хачатурова. Ульяну невозможно забыть.