16 июня продолжил работу XXV Петербургский международный экономический форум (ПМЭФ), и специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников намерен понять, чем он отличается от тех, что были раньше, да и отличается ли. Да, надо признать, что отличается. Как? Да еще как.
— Хочешь, я тебе расскажу про самый главный фейк ПМЭФ? — спросил меня, длительно помедлив, Андрей Баранников, глава PR-агентства SPN Communications.— Талибы! (Организация «Талибан» признана террористической и официально запрещена в РФ.— “Ъ”). Вот главный фейк. Я тут третий день, все про них говорят, но никто их не видел! А знаешь почему? Потому что, мне кажется, их тут нет! Да, я знаю, их снимали там, кто-то с ними разговаривал, что-то еще… Но никто не видел! Их нет! А зачем-то нужно считать, что они тут есть. Вот такие дела.
16 июня я переступил порог «Экспофорума», прошел контроль, убедившись, что все подъездные пути, да и все остальные тут, на первый взгляд, устроены как обычно; да все — как обычно, то есть даже, можно сказать, до обидного как всегда, другими словами — как и год назад, как и три (в позапрошлом году ПМЭФ не проводили из-за коронавируса, а в прошлом из-за коронавируса проводили), как и четыре тоже.
И я подумал, что, наверное, самая большая амбиция ПМЭФ в этом году — быть похожим на самого себя, именно что быть таким, как обычно, чтобы никто не заподозрил и даже не подумал о том, что мы и он стали не похожи сами на себя из-за всего обрушившегося — на нас и просто обрушившегося.
И мне было интересно, как это удастся. Или уже удалось. Или, например, провалилось. Обрушилось, что ли.
И первым человеком, которого я встретил, оказавшись за рамками металлоискателя на территории ПМЭФ, оказался талиб. Звали его господин Хоссан, и был он из Торгово-промышленной палаты Афганистана. Мы знаем, конечно, такие торгово-промышленные палаты, вот, скажем, Владимир Путин в свое время работал в Дрездене примерно в такой «палате».
Господин Хоссан не разговаривал с журналистами, точнее, он отвечал на вопрос одной выверенной журналистки с федерального информационного канала — ну и ладно, главное, что талибы оказались не фейком, торжествовал я, причем прямо тут же оказался, стоило переступить порог форума.
А еще точнее — он просто произносил ответ на вопрос, который и не звучал даже, а так, подразумевался кем-то. Про какой-то цементный завод и абсолютную необходимость его строительства в складывающихся обстоятельствах, если я правильно уловил.
Корреспондентка «Фонтанки.ру», правда, стала отчаянно и напролом интересоваться, что было в том рюкзаке, который вчера носил один талиб, тоже замеченный на еще не открывшемся форуме, но господин Хоссан только глядел на нее осуждающе, а сопровождавший его сотрудник афганского посольства в Москве настаивал, что не было никакого рюкзака и что единственный рюкзак, который мог быть замечен,— это его собственный рюкзак и что если что, то вот он, черный полупустой рюкзак, и что теперь, открыть, показать, что ли, чтобы убедились, что не носил человек с собой в нем ничего предосудительного…
В общем, какая-то неразбериха царила в вопросах и ответах, но все-таки факт, что талибы не были фейком.
Вот подбежал к нему французский корреспондент и спросил было, но господин Хоссан только великодушно усмехнулся, промолчал и лишь положил свою тяжелую по всем признакам руку на плечо корреспондента. И что-то тот расхотел задавать следующий вопрос.
А я спросил господина Хоссана, как он чувствует себя в зоне повышенного внимания к себе и хорошо ли вообще талибам на ПМЭФ, чувствуют ли они себя тут защищенными и не чувствуют ли запрещенными… Ему перевели, он закатил глаза, давая понять, что журналисты измотали его, но что он держится и что будет ходить тут и сегодня, и, главное, завтра, что бы там ни было и кто бы о чем ни спрашивал.
В этом, я понял, состоит и главная его миссия — ходить, отвечать на вопросы выверенных и не отвечать на все остальные. То есть быть отмеченным. Замеченным быть. А не фейком.
Первым стендом, который я увидел при входе на форум, был стенд Генеральной прокуратуры РФ. Такого раньше не было все-таки. Так-то уж, в лоб, на бизнес-форуме до сих пор не давали понять.
— Чем порадуете? — спросил я трех дам в марлевых повязках, стоявших за стойкой.
— Как чем? — сурово переспросила меня одна из них, Марина Наумова (старший прокурор.— “Ъ”).— Мобильным приложением. Ситуация упрощается! Каждый человек может обратиться к нам с интересующим его вопросом уже, можно сказать, совсем напрямую! Либо его притесняют, либо…
Она замялась, я мысленно закончил: «он».
— Он,— кивнула Марина Наумова,— хочет сообщить о серьезных нарушениях, на которые он не смог не обратить внимания.
Да, я понял, что теперь это гораздо проще, чем лет 80–90 назад.
— А вас специально сюда поставили, на вход? — поинтересовался я.— Чтобы прямо сразу люди попадали к вам? Мимо вас тут не пройти. Смотришь на вас, и сразу начинаешь во всем сомневаться… В себе прежде всего…
— Точно не знаю,— призналась Марина Наумова,— но, наверное, специально!
Так ведь на то и щука, чтобы карась не дремал, согласился я.
А как не согласиться?
По широкому коридору в двух противоположных направлениях текли широкие реки ньюсмейкеров, просто бизнесменов, а также корреспондентов, обозревателей; федеральных министров, чиновников среднего звена… В этом коридоре все были равны примерно как в бане. Но только в этом коридоре. Уже даже в павильонах все было иначе.
Проходя мимо павильона, посвященного «Пространству здоровья», я слышал эхо панельной дискуссии:
— Все препараты во время эпидемии коронавируса были разработаны для лечения ревматоидного артрита!.. Поймите, все, что мы использовали для лечения цитокинового шторма!.. Все — от ревматоидного артрита!.. А как иначе? Мы боролись!..
Это был профессор Александр Лила, так можно было понять из стоявшей перед ним таблички.
И в другое время я бы задержался и расспросил его, как же это и почему мы узнаем подробности только сейчас, когда все страшное вроде бы закончилось. Может, потому и узнаем, что думаем, что закончилось.
Но нет, здесь, в этих павильонах, ты не удивлялся ничему из доносившегося, потому что доноситься могло на любую тему в любую секунду. Новая информация могла настичь тебя отовсюду в каждое мгновение и сразить наповал. Но можно было рассчитывать на перелет.
Вот я вижу, навстречу идет академик Александр Гинцбург, и без медицинской маски. А при входе всем говорили, чтобы носили. И он же — главный носитель знания, что и когда носить и колоть.
— Что же без маски? — спрашиваю я его.— Протоколы «Росконгресса» диктуют…
— А я еще два года назад говорил, что если привился, то сними маску!
— Тренируй иммунитет?
— Именно! И решай для себя, как жить — по протоколу «Росконгресса» или по учебнику эпидемиологии!
Он весел был, академик Гинцбург. Явно живет не по протоколу «Росконгресса».
Ты между тем не можешь, никак не можешь пройти и мимо проморобота Дуняши. Никто, кажется, не прошел, и многие написали, а лучшие подробности остались с ней и с Олегом Кивокурцевым, ее создателем.
Я гляжу на Дуняшу, она вроде на меня, и мне не по себе. Стеклянные глаза ее на самом деле смотрят не на тебя, и тем более не в тебя, а вообще в никуда. Ростовая кукла-робот сидит, похожая сразу на всех красоток и героинь и героев фильмов ужасов про Чаки.
— А вам не страшно? — спрашиваю я Олега Кивокурцева.
— Мы привыкли,— неожиданно признается он.
А мне все кажется, что я теперь не смогу ее забыть в своих неровных снах.
Но не только, похоже, я, и по другой совсем причине: я вижу, как один участник форума вроде бы снимает ее, а на самом деле наводит камеру телефона на ее грудь, да покрупнее, и еще чуть-чуть… Так-то откровенно пялиться вроде неприлично, а тут как будто снимаешь и позволяешь себе рассмотреть то, что действительно интересует…
— Ну да,— кивает Олег Кивокурцев,— есть ведь много людей, в том числе в среднем и даже крупном бизнесе, для которых проблема — подойти к красивой девушке и поговорить с ней. И вот мы решили для них эту проблему. Подходи, говори!
Он все-таки настаивает, что она как живая: 30 лицевых мускулов из 42 возможных, а у японских аналогов — лишь девять…
Есть и живая — Диана Габдуллина, жена инвестора проекта.
— Для Рашида (инвестора.— А. К.) проще всего было с женой договориться, а не искать на стороне кого-то,— говорит Олег Кивокурцев.— И она была не против. А ведь могло не получиться! Мы делали по типу Алексея Южакова — получился какой-то робот-алкоголик, как нам говорили многие… Но использовали хороший силикон, чтобы не свисала кожа,— и все получилось!
Я бы с ними и особенно с ней говорил бы еще и говорил, и есть о чем, но наступает время панельной дискуссии, в которой принимают участие глава «Газпрома» Алексей Миллер и вице-премьер РФ Александр Новак. И оказывалось, что речь тут идет о претензиях к мировой финансовой системе.
— Мы говорим о Бреттон-Вудской системе и о том, что спрос на валютные запасы заменяет спрос на сырье. Игра в номинальную стоимость денег закончилась. Игра в номинальные инструменты закончилась! Game is over!
Эта система не позволяет контролировать предложение ресурса. Она не позволяет контролировать предложение на товарно-сырьевых рынках! Эти номинальные инструменты… Процентные ставки, валютные курсы… Они не позволяют контролировать! А роль и место сырья возрастает (убежденность покоряла.— А. К.)! Энергия и сырье нужны для всего,— рассказал Алексей Миллер
Модератор, Илья Доронов с телевидения, пытался направить разговор по созданному его воображением сценарию, но у господина Миллера был свой сценарий, он хотел произнести речь, в которой было бы все основное и чтобы ему никто не мешал, пока он произносит, и не отвлекал бы крепкими бессмысленными вопросами, создающими иллюзию живой дискуссии. А модератор пытался отвлекать, и тогда господин Миллер понял, как поступить. Он просто перестал его замечать. Вышло удачно — он спокойно договорил:
— В мировой экономике наступила санкционная и квазисанкционная запутанность. Десятки тысяч санкционных и контрсанкционных документов! …И оказывается, что так называемое экстерриториальное право появляется не только в парадигме Бреттон-Вуда, когда наша валюта — и наши правила. А появляется в другой, совсем в другой парадигме, где глобальные бреттон-вудские институты просто-напросто теряют смысл!
Зал слушал его в некотором, мне казалось, смятении, планка обсуждения была задрана высоко, и сам господин Миллер, на публике не такой уж многословный, а скорее вообще немногословный, сейчас решил высказаться, видимо, раз и навсегда. И показать, как это делается на таком форуме.
— И они тихо отмирают,— продолжил он.— Никто не сказал, что апокалипсис, в том числе одной какой-то системы, должен наступить в один день. Идет время… И вдруг мы видим, как система рухнула!
Но Алексей Миллер держит себя в руках.
— Да, у нас снижение поставок в Европу на несколько десятков процентов…— с драматичными паузами продолжает он.— Только, вы знаете, цены-то выросли не на десятки процентов… А в несколько раз!.. Поэтому уж извините… Вот… Но если я все-таки скажу, что мы ни на кого не в обиде, то не покривлю душой… Ни на кого, да!..
Аплодисменты. Он с облегчением смеется. Да все с облегчением смеются, если он смеется.
Да и вообще, прямо скажем, вроде не скучно. Непросто, но не скучно. И правда ведь кажется, что как всегда.
Вот стенд, посвященный освоению Арктики и взаимодействию с ней, хрупкой, олицетворяют две девушки, Валентина и Аура. Они носят на себе национальные одежды из лисьего меха, кожи, ткани, стелющейся по земле, и серебряные украшения. Один комплект тянет (вниз, к земле) на 20 кг.
— Валентина,— спросил я одну из них,— вам ведь тяжело?
— Очень,— призналась она.— Ведь третий день уж так хожу. Хорошо, что не весь день. Три часа только, а все же сил уже нет. Мы устали. Но мы и не такое носили!
Да разве только они. Все тут, мне казалось, по крайней мере немного устали уже в первый день форума: от дискуссий, неоновых вывесок, от просто вывесок, от коллег, от самих себя, от вечеринок, от попыток достать приглашения на них…
— Вчера зашел было на стенд «ВКонтакте»,— рассказал мне один участник.— А там не протолкнуться! Все стоят толпой, что-то кричат, над головами — телефоны в вытянутых руках… Просто как на концерте Киркорова! Потом смотрю — белая крашеная голова… А может, не крашеная, а просто белая… Да, точно, это Киркоров осматривает павильон VK!
И действительно, Филипп Киркоров прибыл с рабочим визитом на ПМЭФ-2022.
И вроде раньше такого не было на форуме.
Потом, вечером, я увидел эту голову на вечеринке МКБ. Филипп Киркоров пел свои хиты, один за другим и без особого, признаться, вдохновения, но пел честно, а все-таки за окном были дождь и ветер, и становилось хорошо оттого, что так все сложилось, считай что по-домашнему, и девушка кричала со слезами на глазах: «Мы выросли на ваших песнях!» А он снимал себя на их телефоны — отточенно в каждом движении, и то ли с полунаклоном, то ли с полупоклоном…
Но вот многие тут улыбались с таким видом, что им как будто не очень удобно от того, чему именно они тут радуются; а и как, с другой стороны, не порадоваться, хиты-то знакомы всем считай что без исключения с детства, хоть оно и разное у всех, и в разное время наступало…
Но тем не менее не Робби Уильямс, как четыре года назад на вечернике «МегаФона»… И не Дитер Болен… А тоже было…
А теперь «Любэ» на приеме РЖД приготовиться…
И вообще как-то странно это все было, голова-то, скажи это самому себе, другим занята. И не находишь в себе желания веселиться. Но все-таки понимаешь, что надо…
Ведь все как всегда на ПМЭФ. Люди, стенды, вечеринки…
Но нет, не все. Так же, как Робби Уильямс махнул на нас рукой («А не очень-то и хотелось!»), так и некоторых привычных стендов нет, если присмотреться. Да, разнообразие-то существует, но все же какое-то однообразное.
Недосчитались стендов европейских компаний — всех (Siemens-то всегда полпавильона занимала). Американских, конечно. Африканцев видел в коридоре; не много, но видел. Латиноамериканцев, говорят, убеждать надо: санкции всех их интересуют и беспокоят.
А, вот стенд Египта огромен. Я спрашиваю девушку на входе:
— Как вы сегодня? Какие мероприятия?
— Так,— с готовностью отвечает она.— Вот утром было открытие стенда! Еще сегодня будет… Нет, сегодня ничего не будет… А завтра?.. Завтра будет…
Она мнется, и я подсказываю:
— Закрытие?
— Нет! — возражает она.— Закрытие послезавтра… А завтра… Это будет известно завтра… Приходите обязательно!
И есть злободневный стенд. Он посвящен Донбассу. Это стенд «Общероссийского народного фронта».
— Художественная ценность оформления нашего стенда сомнительна,— признается один из сотрудников ОНФ.— Наполняем его глубиной мысли.
Тут губернатор Московской области Андрей Воробьев подписывает с главой Донецкой народной республики Денисом Пушилиным меморандум о сотрудничестве, и здесь — аншлаг. Все журналисты — здесь.
Но все-таки очень много журналистов… Ну да, Денис Пушилин — нарасхват, это человек из другой реальности, которая страшит и манит. Как, видимо, и он сам.
И вот еще объяснение:
— Подписания всегда прекрасны,— громко говорит один пиарщик другому.
А ты проходишь было мимо стенда Белгородской области, но нет, тебя угощают клубникой-черешней из Борисовского и Грайворонского районов.
— А, это же приграничный…— понимаешь ты.— Там неспокойно же, там взрывы…
— Да нет, у нас спокойно,— заверяют меня,— хотя проблемы есть, конечно… Ведь такая территория… Но вы ведь еще не пробовали наш шоколад «Алешка»…
Мне протягивают плитку, так похожую на «Аленку», только на ней маленький танкист в шлеме, тот самый, который встречает и провожает военных, уходящих на фронт и возвращающихся оттуда. Такой шоколад делают в Белгородской области.
Там у них, они еще раз заверяют, спокойно.
0
75.00
