8 февраля, в День российской науки, Владимир Путин приехал в новосибирский Академгородок, где встретился с учениками амбициозной школы, а потом увиделся с новосибирскими учеными, которым пообещал синхрофазотрон, который они решили строить устаревшим, чтоб не так долго и дорого. Впрочем, специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников был воодушевлен состоявшимся затем президентским Советом по науке и особенно речью президента Курчатовского института Михаила Ковальчука, который предложил не принимать на щит морально и физически устаревшие технологии, а просто взять и достроить ускоритель в подмосковном Протвино и вот так, не задорого, отдать стране падающую ей в руки целую национальную идею.
Владимир Путин прилетел в Академгородок из резиденции под Новосибирском. Молодые люди, учащиеся СУНЦа (специализированного учебно-научного центра Новосибирского госуниверситета), с которыми он должен был встретиться в начале этого дня (а на самом деле в его разгар), ждали президента не очень долго. Они хорошо понимали, кто из них и что должен говорить президенту, и были вообще-то более или менее спокойны, что редкость в таких случаях. Неясными оставались детали.
— А чего нам нельзя? — интересовалась одна девушка у другой.
Остальные начинали маяться: до сих пор они, кажется, думали только о том, что им можно.
— Облокачиваться на него, наверное, не надо! — просияла другая девушка.
— Да нет,— перебила ее еще одна,— это-то почему нельзя?..
В общем, за этими раздумьями время у них и не то что протекло, а пролетело.
До прихода Владимира Путина оставалась, может, минута.
— Ой, девочки…— прошептала вдруг очередная девушка.— Я сейчас, кажется…
На лице ее была беда. Я, по-моему, понял и встревожился. За нее, конечно.
— Кажется, забуду я все, что надо сказать!..— счастливо разрешилась бременем своих сомнений девушка.
Ну, это было не страшно. А может, даже хорошо.
Впрочем, подружки вроде даже не обратили внимания на ее слова и, судя по всему, даже не услышали: слишком были сосредоточены на еще не увиденном президенте.
Между прочим, они все производили очень хорошее впечатление. Им, мне кажется, не следовало готовиться к этой встрече — они и так к ней были готовы. И то, что они потом говорили президенту от души, застревало в моей, например, голове. Вот одна из них вдруг произнесла:
— Всегда кто-то что-то знает лучше, чем ты.
Для человека, а тем более девушки, а еще тем более 17 лет это, без сомнения, сильнейшее признание.
Такой же силы признание вдруг сделал юноша:
— Живем мы тут все вместе. Как одна семья.
Но это просто от волнения. Он имел в виду, разумеется, что они тут все дружат (ну не знаю, а может, семьями).
Молодой человек спросил у Владимира Путина, на кого бы тот посоветовал учиться своему ребенку: на ученого или на инженера.
— Куда он сам больше захочет…— ответил Владимир Путин.
Видимо, так и будет.
По поводу отъезда ученых за границу президент был более отчетлив:
— Мы заинтересованы в том, чтобы они работали здесь. Но мы не будем держать их на цепи. Человек имеет право выбирать.
То есть со встречи с учениками пошли новости (а то и молнии): «Человек имеет право выбирать».
Впрочем, президент сразу же поделился и своей озабоченностью по поводу тех, кто все-таки соберется:
— Где бы вы ни находились за границей, вы очень долго или всегда будете чувствовать себя чужими.
У него в конце концов был опыт. То есть он, можно сказать, делился воспоминаниями.
И разве мог он не поинтересоваться, бывали ли они в сочинской школе «Сириус», любимой придумке Владимира Путина.
И тут выяснились две подробности. Одна хорошая: бывали. Вторая совсем нехорошая: им не понравилось.
— Дело в том…— помялся один юноша.— Есть проблемы… Житейские…
Стало необыкновенно интересно. До сих пор Владимир Путин ничего такого о своей школе «Сириус» ведь не слышал.
— Редко выпускают за ограду,— неумолимо продолжил юноша.— Прогуляться.
Владимир Путин хотел что-то сказать, но юноша еще больше хотел закончить:
— За месяц два раза только было.
И лишь теперь он умолк. Он все сказал. И чего уж тут, выглядело и в самом деле мрачновато.
— Мы учтем,— прокомментировал Владимир Путин. И сейчас он отвечал скорее как директор школы, а не как президент своей страны.
И правда, что же тут было возразить? За месяц. Два раза. В Сочи.
Но ведь это было еще не все. Тут заговорила девушка, и по сравнению с ней темп речи Тины Канделаки показался бы эпическим ларго.
Но все-таки можно было и понять ее (ну или по крайней мере ее душу), хоть девушка пару-тройку раз запиналась о свои собственные слова, да и как было не запнуться, если их при всем желании было бы не протолкнуть зараз в таком количестве.
В общем, речь, по-моему, шла о том, что дети, приезжающие в «Сириус», за месяц делают какой-нибудь принципиальный проект — и уезжают домой. Проект остается в «Сириусе» — в лежачем положении и уже не встает никогда (а может, кто-то им из сострадания и воспользуется, чего же такому добру пропадать, и никакой «Диссернет» его никогда не обнаружит).
Так вот, девушка предложила, чтобы дети, вернувшись, продолжали, возможно с помощью «Сириуса», вести свой проект, и развивать его, и доводить, может, до чего-то главного в жизни.
И разве это не здравая идея?
Они критиковали «Сириус» беспощадно и за дело, и я, честно говоря, радовался сейчас за них (и даже за «Сириус») и, может, даже мысленно аплодировал им.
Владимир Путин пообещал выпускникам СУНЦа подумать и над этим и решить. А по-моему, тут и думать было нечего.
Следующая претензия у молодых людей была связана с ЕГЭ. Один из них рассказал, что для того, чтобы сдать его хорошо, надо «хранить в голове много информации, учить…»
— Странно, правда? — прокомментировал Владимир Путин, и я ведь не говорю, что он сейчас мстил им за «Сириус».
Юноша объяснил, что набор информации, которую есть смысл заучивать, слишком быстро меняется и что ЕГЭ вообще «не показывает предрасположенность к дисциплине, он показывает способность заучивать и запоминать».
Нет, ЕГЭ господин Путин им не отдал:
— Но процесс подготовки к ЕГЭ создает представление о многообразии мира… Все равно с помощью этих знаний мы проходим этапы развития!
По-моему, все при этом остались при своем мнении.
Искренне порадовавшись за молодых людей, я приступил к просмотру встречи Владимира Путина с учеными Сибирского отделения Российской академии наук (РАН). А встреча эта началась, по сути, с того, что председатель Сибирского отделения Валентин Пармон заявил, что у ученых, тем более сибирских, давно не было настоящего мегапроекта, способного воодушевить их. По его мнению, таким проектом должно стать создание центра синхротронного излучения коллективного пользования в новосибирском Академгородке.
— Изучения? — переспросил Владимир Путин.
— Излучения,— чрезвычайно осторожно поправил его Валентин Пармон.
— Как центр синхронного пользования! — стоял на своем Владимир Путин.
Но он и сам, наверное, все-таки понимал, что отвлекается, и попросил определить, сколько будет стоить такой проект.
Я, честно говоря, слушал все это по крайней мере с недоумением. О каком синхротроне в Новосибирске может идти речь, если, например, в подмосковном Протвино стоит почти готовый к употреблению, пробитый в скале 20-километровый ускоритель, который, по сути, остается только начинить соответствующими магнитами, да и запустить? И после этого про адронный коллайдер в Швейцарии просто перестанут вспоминать, а тем более снимать про него апокалиптическое кино (см. «Ангелы и демоны»).
Новосибирская идея на фоне протвинской казалась абсурдной, конечно, только с точки зрения развития науки. С точки зрения предвыборных технологий в Сибири и правда нужен был, похоже, одобренный именно сегодня, здесь и сейчас более или менее грандиозный проект (так, чтобы на всю Сибирь и прогремел, и чтобы отголоски донеслись числа до 18 марта). Нехорошее предчувствие, что он обязательно теперь будет одобрен, не покидало уже меня.
И я слышал теперь многочисленные слова о прорывной технологии, которую Российская Федерация не имеет права упустить, и что, конечно, вокруг ее решения смогут объединиться не только физики, но и медики, да и лирики в целом, что там говорить…
— Вот только какого поколения синхротрон создать? — уже мучились творчеством ученые.
— Следующего,— подсказывал им Владимир Путин.
— Четвертого плюс? — переспрашивали его.— Или пятого? Это долго.
Про «дорого» никто тут уже, конечно, не думал — как, может, еще минут десять даже назад.
— Пусть это будет прибор, который будет работать в интересах большого количества исследователей из Сибири,— уточнял Александр Сергеев, президент РАН.— Наверное, из Китая приедут… И с Михаилом Валентиновичем (Ковальчуком, президентом Курчатовского института.— А. К.), наверное, надо побеседовать…
Тем временем Александр Сергеев говорил уже о том, что «у нас должны быть минимум три синхрофазотрона… Начать с чего? Я думаю, с Новосибирска!»
Директор Института ядерной физики имени Будкера Павел Логачев под укоризненным взглядом Владимира Путина нашел наконец в себе силы сформулировать стоимость нового старого сибирского синхротрона:
— 40 млрд руб.… Вместе со станциями… Причем за четыре года можно реализовать (скорее, освоить.— А. К.). Максимум за пять. Станции еще раньше создадим! Параллельно!..
И после всего сказанного сумма, которая обязательно скорректируется в окончательном предложении до $1 млрд, казалась уже просто смехотворной: о чем разговор-то?
И Владимиру Путину, кажется, все понравилось: он с такими суммами любит работать, а вернее, начинать с них.
— Нужен толчок! — согласился он.— Давайте мы сделаем. Если ничего не делать, ничего не будет… Только делайте прямо сейчас!.. И заявку пишите!.. Договорились.
К сожалению, видимо, да.
Впрочем, мероприятия в Академгородке были еще в разгаре. Владимир Путин вручил президентские премии молодым ученым. Эти люди теперь, конечно, на виду, хоть и не все, среди лауреатов, по данным “Ъ”, есть, например, молодой человек, о работе которого лучше не только не говорить, но даже не думать.
Некоторые попали в наградную группу не просто и даже, можно сказать, чудом. Так, например, Максим Никитин был под большим сомнением: некоторые члены президентского Совета по науке на своем заседании, по сведениям “Ъ”, поставили ему в вину, что у него не все в порядке с этикой: не вписывает в свои работы своего научного руководителя, да и к тому же пользуется на самом деле результатами работы своего отца. На президиуме совета была борьба, которая, слава богу, закончилась поражением тех, кто должен был быть поражен.
После церемонии награждения Владимир Путин приехал на заседание Совета по науке. Одна из предыдущих встреч с учеными, когда президентом РАН был еще Владимир Фортов, закончилась, по информации “Ъ”, трагически: Владимир Путин, наслушавшись претензий насчет того, что Российской академией наук будут управлять из правительства России, сообщил академикам, что да, управлять ими придется, потому что опыт показывает, что сами они, похоже, в это смысле никуда не годятся: все время опаздывают — c подготовкой ко Второй мировой войне опоздали, с кибернетикой опоздали, с созданием атомной бомбы… Так что придется им помогать и направлять их.
Это была, если я ничего не путаю, пощечина академикам.
Владимир Фортов теперь не президент РАН, но тем не менее сидел за столом, будучи членом президентского Совета по науке.
А заседание фактически началось с выступления как раз Михаила Ковальчука. И это была его, на мой взгляд, лучшая речь за все последние годы. Бессмысленно пересказывать ее, проще поверить на слово (в том числе и ему). Михаил Ковальчук говорил о будущем науки в связи с ее настоящим и прошлым и вдруг уже в самом конце перешел к частностям. И рассказал, что в России уже сейчас есть центры синхротронного излучения, и безжалостно перечислил их. И вдруг, я не поверил своим ушам, заговорил о том, что вот в Протвино есть же 20-километровый тоннель, к которому даже ток подведен с одной из АЭС, и есть «все, чтобы за пять-семь лет построить уникальную, лучшую в мире установку!» и что Курчатовский институт, чьим подразделением является протвинский Институт физики высоких энергий, уже начал это делать, но тут есть смысл понять, что это — масштабный национальный проект (то есть требует по крайней мере тех денег, о которых уже распорядился Владимир Путин новосибирскому Академгородку). При этом Михаил Ковальчук ничего не сказал о проекте самого новосибирского Академгородка. Конечно, он не мог не понимать, что делать установку прошлого за огромные деньги для того, чтобы на ней могли потренироваться региональные ученые, вместо того чтобы одним усилием совершить настоящий гигантский прорыв,— бессмысленно.
Владимир Путин внимательно посмотрел на Михаила Ковальчука. Он не мог не верить ему. Но и Новосибирску уже пообещал.
По-моему, ученые в очередной раз запутали Владимира Путина.
И продолжали запутывать. Тут ведь снова выступил президент РАН Александр Сергеев. У него в распоряжении было еще несколько мегапроектов.
— Международным,— Александр Сергеев еще сидел, но мне уже казалось, что стоит в полный рост,— можно было бы сделать проект археологии Крыма!.. Там такие же богатства, как в Израиле и Палестине!..
Он говорил, что это же верный путь к привлечению иностранцев на полуостров, да и вообще, в конце концов, к снятию всяческих барьеров:
— Тунеллирование под барьерами — есть такое понятие в физике!
Вот оно когда наконец пригодилось практикам.
И он уже рассказывал про еще один мегапроект — об освоении глубоководных ресурсов дальневосточных морей…
И не было удержу, и не было тормозов… И казалось, были деньги, много денег, море денег, а скорее всего, океан, по крайней мере Тихий, со всеми его дальневосточными запасами и на все, на все должно было хватить, на любую, самую безбрежную идею…
Ученых, такое впечатление, охватила лихорадка: они понимали, а скорее чувствовали — сегодня или никогда (не раньше, чем через шесть лет)… Их собственные перспективы полностью захватили, а вернее, поглотили их в этой пучине.
— К нам,— как заклинание говорил Александр Сергеев,— тянутся коллеги из Узбекистана! Этим надо дорожить! Это еще один проект! Ведь мы можем расширить свое влияние там за наш счет!..
Заседание было посвящено глобальной конкуренции, и сидящим за этим столом, наверное, казалось, что именно сейчас они являются полноценными участниками этой мировой конкуренции и к концу заседания обязательно.
И Максим Никитин, а всех лауреатов Владимир Путин пригласил сюда, уже говорил, что стоит снять таможенные ограничения — «и по капитализации побьем WhatsApp!!»
Господи, как им было сейчас хорошо.
А я думал про небольшой академгородок Протвино, под которым на глубине 80–100 метров с конца советских времен покоится величественное кольцо 20-километрового ускорителя. Я думал, что надо просто прийти туда и доделать. И национальная идея, пока зарытая в землю, но просящаяся и даже падающая в руки, найдет своего героя, если даже он не поймет, что надо найти ее.
Но для этого, кажется, Владимиру Путину придется сначала приехать в город Протвино перед президентскими выборами.
0
75.00
