ТОП 10 лучших статей российской прессы за
May 3, 2017

Эхо Болотной

В минувший четверг в «Интерфаксе» правозащитное общество «Мемориал», мониторящий задержания общественный проект «ОВД-Инфо» и движение «За права человека» подводили итоги «Болотного дела» и анализировали новое – по мотивам событий 26 марта. А днем раньше Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) опровергла информацию о том, что в колонии был избит Иван Непомнящих – 27‑летний инженер-проектировщик из подмосковного Сергиева Посада. Его приговорили к 2,5 года общего режима за массовые беспорядки и насилие над полицейскими на «Марше миллионов», срок этот истечет летом будущего года. Адвокат Непомнящих Ирина Бирюкова рассказала СМИ, что его избили за отказ бежать по коридору во время очередной проверки. «Завели его в «матрасную комнату», – пояснила адвокат, – ее «матрасной» называют, потому что в ШИЗО нельзя в течение дня иметь матрасы, шконки поднимают, ни сидеть, ни лежать нельзя, матрасы убирают в эту комнату». Далее Бирюкова процитировала своего подзащитного: «Меня завели и начали бить… Делали это со знанием дела, отбивали целенаправленно ноги, но попадали и по пояснице, и по голове, по рукам, по лицу. Побили меня, вывели в коридор и поставили на растяжку. И растяжку постоянно увеличивали, разбивая ноги в разные стороны. Ноги очень сильно болят. Они до такой степени растяжку сделали, что на шпагат не сядешь – падаешь, а они били еще под коленками палками и ногами. Падаешь, поднимаешься, и опять заново это все…».

«Болотное дело» еще продолжается, его осколки до сих пор рассматриваются в наших судах», – говорит адвокат Вадим Клювгант, чей подзащитный – юрист и активист Левого социалистического движения Николай Кавказский год провел в тюрьме по тем же обвинениям и в декабре 2013‑го попал под амнистию. В конце марта на принудительное лечение в психиатрическую клинику закрытого типа суд отправил Максима Панфилова – 32‑летнего пекаря-кондитера из Астрахани. За Максимом пришли год назад. К этому времени, по его собственным словам, он уже не только забыл о Болотной, но и вообще перестал интересоваться политикой. А в Замоскворецком суде столицы 26 апреля начался процесс по делу Дмитрия Бученкова – кандидат политических наук и анархист по убеждениям, завкафедрой медуниверситета им. Пирогова, 39‑летний Бученков в тюрьме еще с декабря 2015 года. Его тоже обвиняют в избиении полицейских, хотя у Бученкова есть алиби – на Болотной 6 мая его не было, он находился в другом городе, и тому есть свидетельства. «Репрессивная машина прокатывается по людям, даже когда они сидели дома в другом городе и не выходили на площадь города Москвы», – говорит адвокат Сергей Бадамшин.

Всего «Болотное дело» насчитывает около четырех десятков фигурантов, половина из которых попали под амнистию, большинство остальных уже освободились, трое остаются в колониях. Расследованием занималась команда Следственного комитета из 200 следователей, то есть по каждому обвиняемому работал целый отряд. «Болотное дело», говорит адвокат Илья Новиков, защищающий Бученкова, «пролилось целым дождем разных наград, медалей, званий, звездочек и прочего для тех, кто им занимался». «В течение последних пяти лет двигались карьеры этих следователей, двигались взаимоотношения в этой системе, – рассуждает он. – И «Болотное дело» было очень важным именно для СК. Не для ФСБ, у которой свой участок работы, не для МВД, потому что оно играло второстепенную роль: полицейские ходили как на работу допрашиваться в суды».

Технология репрессий

«Марш миллионов» был не единичной акцией, но апогеем протестного движения 2011–2012 годов, когда выбиралась новая Госдума, а президентом снова стал Владимир Путин. Требуя политических свобод, в то время сотни тысяч человек собирались на Болотной и проспекте Сахарова, на Пушкинской и Лубянской площадях. К майскому «маршу» правоохранители уже были готовы. Людей, съезжавшихся в столицу из разных городов, снимали с поездов, специальную «Карту задержаний» составили в интернете по активистам, которых не выпустили из их городов. На самой Болотной уже перед началом акции 6 мая из-за конфликта с полицейскими у организаторов мероприятия возникли затруднения с монтажом сцены. А когда толпа стала подходить к мосту, ведущему с Большой Якиманки на Болотную, напротив кинотеатра «Ударник» дорогу ей преградила полиция и указала на якобы нарушенный маршрут согласованного шествия. Возникла давка, а затем и потасовка. Задержали и развезли по отделениям, по разным данным, от 400 до 600 человек.

Действия властей оппозиция сразу назвала провокацией. «Никто от маршрута не уклонялся, никто ничего не прорывал. Внутри маршрута люди захотели остаться на повороте, который выходит на Болотную. Разгоны и избиения начались гораздо раньше», – говорил, в частности, находящийся теперь в эмиграции политик Гарри Каспаров. «Болотное дело» явно планировалось примерно в таком виде, как оно случилось, – говорит адвокат Илья Новиков. – Это видно из того, как была поставлена полиция, – тот знаменитый кордон у кинотеатра «Ударник». Полицейское начальство, которое выдавало такую диспозицию на этот день, понимало, что они провоцируют столкновение, понимало, что провоцируют драку, и знало, что эта массовая драка будет использована для массового же уголовного преследования».

Потерпевшими в «Болотном деле» числились 29 сотрудников ОМОНа. «За раненого омоновца надо размазать печень митингующих по асфальту»  – эту фразу приписывали пресс-секретарю Путина Дмитрию Пескову, он ее особо и не опровергал. Как позднее отмечал адвокат Вадим Клювгант, эти потерпевшие (во всяком случае, многие из них) давали показания на суде под угрозой увольнения. А кому-то, вероятно, посулили награды. Семьи шестерых пострадавших получили квартиры в Москве.

Из видных оппозиционеров под уголовный прессинг попали только лидер движения «Авангард красной молодежи» Сергей Удальцов, член совета «Левого фронта» Леонид Развозжаев и активистка «Партии 5 декабря» Мария Баронова. Удальцова и Развозжаева осудили в 2014‑м на 4,5 года за организацию массовых беспорядков, в том числе и на Болотной. Развозжаев совсем недавно, 7 апреля, освободился досрочно. А Баронова в декабре 2013‑го попала под амнистию. Остальные обвиняемые – люди совершенно разные. «Их подбирали по принципу «Ноева ковчега», – говорит Клювгант. – Один «справа», один «слева», один из «серединки», а есть и вообще политически нейтральные люди, которые просто в силу каких-то личных причин оказались в этом месте. Из них сформировался состав, пул обвиняемых, чтобы всем было понятно, чтобы никому неповадно – за всеми придут». «Болотное дело» стало грандиозным даже не по количеству амнистированных и осужденных, говорит Новиков, а по «тому вниманию, которое оно к себе привлекло». Грандиозность, по его словам, «не в абсолютных цифрах посаженных, но в абсолютных цифрах напуганных, в том, сколько мы об этом говорим».

От Болотной до Пушкинской

Ни одного оправдательного приговора в «Болотном деле» нет. Адвокаты и правозащитники называют вынесенные вердикты не только суровыми, но и далекими от правосудия. В частности, недоумевают они, о каких массовых беспорядках могла идти речь, если шествие 6 мая было согласовано с властями. Оспаривались, хоть и безрезультатно, и факты применения насилия в отношении полицейских. «Обвинения построены просто на пустом месте, и они разваливались в суде, – говорит председатель совета правозащитного центра «Мемориал» Олег Орлов. – Тем не менее люди были осуждены». «Болотное дело», то, как оно шло в органах следствия и судах, то, «как хватали первых попавшихся», изначально было рассчитано на одно, считает правозащитник, – «на запугивание общества». «Власть показала, что никто не защищен от несправедливого и беззаконного приговора, и участие в оппозиционном мероприятии может иметь для человека очень тяжелые последствия, сидите дома, – рассуждает Орлов. – Это имело очень тяжелые последствия для гражданского общества – многие просто испугались. И мы видим, что вплоть до событий 26 марта этот испуг продолжался. А как только люди от испуга отошли, так и появилось «Болотное дело‑2».

Фильм оппозиционного кандидата в президенты Алексея Навального и его Фонда борьбы с коррупцией «Он вам не Димон» стал катализатором массовой протестной акции 26 марта.

Навальный сам объявил о ней, предупредив: власти митинг в центре Москвы не согласовали, но все законно, так как требование отправить запрос на мероприятие организаторами соблюдено. Акция по своему масштабу оказалась поразительной. Митинги и пикеты прошли в 82 городах (только в 30 они были согласованы). В столице официально вновь предложили протестовать на окраинах, но поздно, и напрасно полицейские по громкоговорителю пытались отправить толпу прокатиться в метро в эти районы. В итоге, по данным столичной полиции, протест на Пушкинской площади собрал 7–8 тысяч человек, а по оценкам организаторов – 25–30 тысяч. В целом по стране, по словам пресс-секретаря Навального Киры Ярмыш, на улицы городов вышли не менее 150 тысяч.

Акция 26 марта стала крупнейшей со времен Болотной как по числу участников, так и задержанных – 500 человек, по данным ГУ МВД по Москве, или 1030, по подсчетам «ОВД-Инфо». Большинству предъявили обвинение по ст. 20.2 КоАП (нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования). Задержанные отделались штрафами или административными арестами на срок до 15 суток.

Не заставило себя ждать и уголовное дело. Уже на следующий день, 27 марта, СК сообщил о возбуждении дела по трем статьям Уголовного кодекса: посягательство на жизнь сотрудника правоохранительных органов (ст. 317), хулиганство (ст. 213) и применение насилия, опасного для жизни и здоровья, к представителю власти (ч. 2 ст. 318). На данный момент известно только о четырех фигурантах: Александр Шпаков, Станислав Зимовец, Юрий Кулий и Андрей Косых. По версии следствия, во время демонстрации 26 марта эти молодые люди избили полицейских.

Из болота – в болото

Сценарий «Болотного дела‑2», как его теперь окрестили, имеет много сходств с оригиналом. «Сходства такие, что создается ощущение дежа вю, – признается адвокат Сергей Бадамшин, участвующий в обоих «болотных» делах. – Методика и тактика остались похожими». В следственной группе СК 150 человек под руководством того же Рустама Габдуллина. «Молодые следователи (я их видел), которые привлечены в эту группу, еще не имеют опыта, но они этот опыт получают таким вот образом – из приговоров «Болотного дела», – говорит Клювгант. – И потом несут этот опыт дальше по жизни с пониманием, что это и есть доказывание, поиск истины, это то, чем они и должны заниматься. Но все это со знаком минус, конечно».

Даже среди потерпевших (а они сплошь снова правоохранители) есть герои предыдущего сценария – командир 1‑го батальона 2‑го оперполка полиции ГУ МВД Москвы Валерий Гоников и сотрудник 2‑го оперполка Евгений Гаврилов. «То, как сейчас шьется это дело, то, как мешают адвокатам работать, не допускают их к подзащитным, какое давление оказывается на тех, кого начинают обвинять, дает основание опасаться и подозревать, что начинает шиться такое же беззаконное дело», – отмечает Орлов.

Несмотря на то, что в столице и многих других городах протестные акции 26 марта не получили одобрения властей, дела о массовых беспорядках на сей раз не появилось, и это одно из главных отличий в двух сценариях. «Это было самое постыдное (в обвинении по «Болотному делу») – то, что не смогли хоть как-то правдоподобно сформулировать, – говорит Клювгант. – Но зато сейчас по-прежнему есть обвинение в насилии по отношению к представителю власти. А массовые беспорядки заменились безразмерным хулиганством, под которое можно все что угодно подогнать. То есть это дело «болотное» живет – и в своем прежнем облике, и в новом облике».

Кардинально изменилось информационное сопровождение второго дела. «Если по «Болотному делу» Следственный комитет каждый раз отчитывался по каждому задержанному, фактически пиарясь и устраивая «пляски на костях», то теперь СК выполняет роль бездушной машины, которая перемалывает человеческие судьбы, – говорит Бадамшин. – То есть они ушли от откровенного цинизма и перешли к своей беспощадной работе. Сейчас они прячут людей, не сообщая в СМИ о количестве задержанных. О четверых задержанных они сказали только через две недели. Насколько я понимаю, есть еще задержанные, о которых не сообщают ни СМИ, ни СК».

«Болотное‑2» идет по отработанному сценарию и потому довольно быстро. «Если раньше содержание под стражей в следственном изоляторе было максимально долгим, то сейчас, видимо, решили быстрее направить дело в суд», – делится опытом Бадамшин. Есть различие и в стратегии следствия по двум делам. В 2012 году, говорит Новиков, ставка делалась на количество уголовных дел, теперь «запланировали много административных». Не предвидится пока и карьерных перспектив следователей – теперь это рутина. «У меня нет ощущения, что на новом «Болотном деле» кто-то сделает себе большую карьеру, – полагает Новиков. – По тому, что наблюдаю я, это воспринимается самими правоохранителями как какая-то дежурная история».

Что день грядущий нам готовит

Уже сейчас понятно, что протестное движение пока затухать не собирается. Навальный уже объявил дату следующих своих акций – 12 июня. Будут ли мероприятия согласованными, пока неясно. На всех предшествующих акциях оппозиция и иные независимые структуры старались оказывать помощь задержанным и намерены делать это впредь. Часто их интересы представляют юристы, сотрудничающие с такими организациями, как «Агора», ФБК, «ОВД-Инфо», «Правозащита «Открытой России», «Мемориал», фонд «Общественный вердикт». Навальный обещал еще каждому задержанному 26 марта отсудить 10 тысяч евро в Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ). Инструкцию обращения в суд ФБК выкладывал как в письменном виде, так и в видео-формате. В 2015 и 2016 годах ЕСПЧ уже выносил несколько постановлений, в которых признал нарушенными в отношении семи фигурантов «Болотного дела» права на свободу и личную неприкосновенность, на справедливое судебное разбирательство, свободу собраний и объединений, а также пределы использования ограничений в отношении прав граждан. В качестве компенсации из федеральной казны им должно быть выплачено от 7 тыс. до 32 тыс. евро. А на прошлой неделе правозащитная группа «Агора» направила в ЕСПЧ первую жалобу по событиям 26 марта. Речь идет о деле жителя Сочи Виталия Нибиеридзе, получившего 8 суток административного ареста за организацию незаконной акции.

Но стать фигурантом «Болотного дела» может каждый, в «группе риска» – все, кто находился в тот воскресный день в центре столицы от Маяковской до Манежной площади. «К ним могут прийти просто с обыском как к свидетелю, в том числе в целях запугивания», – говорит Бадамшин. Он привел пример с задержанием в Саратове 13 апреля оппозиционера Вячеслава Мальцева. «У него выпилили дверь в 6 часов утра, испугали семью, малолетнего ребенка, доставили в Москву на самолете, у него случился сердечный приступ, – рассказывает адвокат. – И все это ради того, чтобы дать ему 15 суток административного ареста за неповиновение требованиям сотрудников полиции. А требования сотрудников полиции были – пройдемте поговорим. Предполагалась при этом профилактическая беседа, которая сама по себе – не основание для задержания. Но для профилактики у нас сотрудники надевают джетту, бронежилет, берут спецсредства – палки, наручники – и забегают в толпу, чтобы поговорить».

Рискуют свободой и те, кто непосредственно вступал в контакт с полицией, говорит Бадамшин.

«Любой полицейский, как хрустальная туфелька, сразу испытывает боль от того, что он может к кому-то прикоснуться либо к нему может кто-то прикоснуться. К сожалению, у нас сотрудники полиции очень чувствительные, – говорит адвокат и предупреждает: – Фотографии и видео снимались со всех сторон – и СМИ, и блогерами, и просто участниками. Более чем уверен, что оперативники и следователи сейчас работают с социальными сетями, поэтому в скором времени ждем новых задержаний».

Что касается политически активных граждан, то тут больше всего рискуют личности, хоть и вовлеченные в такую деятельность, говорит Новиков, но недостаточно известные, чтобы эта известность могла служить им защитой. «Условно, посадить Навального, сказав, что тот человек в маске – это Навальный, невозможно, – поясняет адвокат. – А какого-нибудь пятидесятого по счету сторонника Навального, наверное, можно. Так выстраивается не очень понятная, не очень структурированная математика рисков».

Если уж пришли с повесткой, выпиливают дверь, звоните друзьям, просите помочь найти адвоката, советует Бадамшин. Новиков, в свою очередь, предостерегает давать показания в отсутствие защитника, которому вы доверяете. «Огромное большинство неприятностей, которые сваливаются на человека потом, вытекают из его собственных показаний, – пояснил он. – Поэтому, даже если вам кажется, что у вас нормальный следователь, что вы сейчас все объясните и вас отпустят, никогда ничего не надо объяснять, не надо давать показаний и ничего подписывать. Появится ваш адвокат, которого пригласили вам родственники или с которым вы заранее договорились, вы это обсудите, обдумаете и, может, и тогда ничего не подпишете».

Гарантии от произвола властей заключаются в самих гражданах, подчеркивает Клювгант. «Если общество позволит дальнейшее насилие над судом и не будет требовать его реанимации, превращения в независимую власть, каким он и должен быть, а не конторой по оформлению бумаг вслед за обвинительной властью, если общество позволит с собой так обращаться, то других гарантий быть не может, – говорит он. – Это тот случай, когда вопрос собственной гражданской позиции и гражданской ответственности каждого, его умения и желания быть гражданином с заглавной буквы здесь становится принципиально важным». Дело общества – сделать так, чтобы «Болотного дела‑2» не произошло, соглашается Орлов. «Это целая серия действий, – поясняет он. – Первое – правовая работа, которой занимаются адвокаты и правозащитные организации. Второе – информационная составляющая, СМИ, это серьезная общая работа по защите правды. Третье – протестная составляющая. Это уже дело различных гражданских и оппозиционных активистов – в рамках закона организовывать протесты против беззакония».