ТОП 10 лучших статей российской прессы за
May 13, 2016

— В 1989 году группа «Мираж», где я в то время была солисткой, ехала после концерта из «Лужников» в ДК Метростроя на еще одно выступление. За рулем — наш директор Саша. Мы с костюмером и гитаристом расположились сзади. Опаздывали страшно, и у Курского вокзала Саша, решив сократить дорогу, резко развернулся через две сплошные полосы. Я посмотрела в окно и увидела несущийся прямо на нас автомобиль… Дальше ничего не помню — очнулась в реанимации НИИ имени Склифосовского. Перелом поясничного отдела позвоночника. Лежу за ширмочкой и слышу разговор медсестер: «Доктор говорит, что она вряд ли сможет ходить. И это в 22 года!»

Я тогда не испугалась, страх пришел позже. Радовалась, что осталась жива. Кроме меня, никто серьезно не пострадал. В будущее смотрела с присущим юности оптимизмом, думала: ну ничего, полежу пару месяцев и встану. Как это — «не сможет ходить»?!

Из Киева приехала мамуля. Терла меня какими-то жгучими мазями, делала уколы и пододвигала телевизор поближе к кровати, когда показывали сеансы Кашпировского. Но ноги не слушались, я практически не вставала. Как-то зашли директоры «Миража». Мама думала, что я сплю, повела их на кухню. И тут слышу разговор, что, дескать, им пора искать другую солистку, потому что отменять концерты они 

больше не могут. Может быть, позвонят Ветлицкой, которая была солисткой группы до меня.

Ох, как же я разозлилась! Крикнула маме: «Неси каблуки!» Вот именно тогда я впервые испугалась, осознала, что пропаду, если и правда не смогу больше ходить. Мамочка в шоке, но спорить со мной не стала, помогла надеть туфли, и я на трясущихся ногах доковыляла до кухни. Опешившим директорам сказала: «У меня все хорошо».

К тому времени я уже вкусила успех, полюбила сцену, привыкла к реву зрительного зала на наших выступлениях и не собиралась никому уступать свое место.

— Но одно дело сказать, другое — сделать. Как же вы с травмированным позвоночником выдерживали концертные нагрузки? Ведь «Мираж» в те годы был нарасхват.

— Тут уж либо пан, либо пропал. Сказала своим боссам, что на поблажки не рассчитываю, готова ездить на гастроли, но петь буду сидя. Ходить толком я все еще не могла: пройду два шага — и сознание теряю. Они не возражали. Трагедия лишь подогрела интерес публики. Когда объявляли мой выход, в зале гасили свет, посреди сцены ставили стул и кто-то из ребят в темноте выносил меня на руках. Снова вспыхивали лампы, и зал начинал аплодировать: жалко Танечку бедненькую!

Сидя петь сложно: дышать приходится непривычно глубоко, и от этого кружится голова. Чтобы не потерять сознание, я прятала в перчатку ватку, обильно смоченную нашатырем, а на пальце носила кольцо с острым шипом. Когда сознание мутилось, приводила себя в чувство.

Как-то после концерта в Минске за кулисы зашел мужчина, представился опытным рефлексотерапевтом и предложил помощь. Почему-то мы ему поверили, стали возить с собой по гастролям. И вскоре Сергей (фамилию его не помню) поставил меня на ноги. Со мной давно все в порядке, но напоминание о той травме осталось: поворачиваться получается лишь в одну сторону.

— Без ваших лирических песен невозможно представить эстраду 1990-х. Интересно, как вы видели в те годы свое будущее? Что для вас было важнее — сольная карьера и по­пулярность или счастливое замужество?

— О замужестве точно не думала, потому что мамуля нас с сестрой на другое настраивала. Говорила: «Встаньте на ноги, а уж потом выберете из толпы женихов одного, лучшего». Так что в то время я жила одним днем, не забегая вперед, не оглядываясь назад. Ведь в «Мираж» я попала абсолютно случайно и наслаждалась выпавшей удачей.

Но сначала надо рассказать предысторию. С шести лет я занималась музыкой, пела в родном Киеве в детском ансамбле «Солнышко». С ним я первый раз и оказалась в Москве. Увидела вблизи Аллу Пугачеву, которая болела в зале за Кристину. Та маленькая совсем была, лет семи, наверное, пела песню «Почемучка». Запомнилось, как Алла Борисовна угощала детей конфетами, на обертке рисовала сердечко и расписывалась: «Алла».

С «Солнышком» мы много гастролировали по стране. Петь нравилось, но будущее со сценой не связывала. К окончанию школы у меня было одно желание — вырваться из-под родительского контроля и стать самостоятельной. Хотелось получить какую-то романтическую профессию и колесить по стране, а лучше — по миру. Была бы мальчиком, пошла бы по отцовским стопам — в дальнобойщики.

Поступила в техникум гостиничного хозяйства, после которого брали работать на океанские лайнеры. В середине 1980-х заграница казалась выходом в открытый космос! Получив диплом, я по распределению попала на пароход «Адмирал Нахимов», но мама не ожиданно воспротивилась и категорически высказалась против. И это спасло мне жизнь — ведь в 1986 году, спустя год после моего возможного зачисления в штат, «Нахимов» затонул.

Ну, раз бороздить просторы океана не получилось, я устроилась администратором в гостиницу «Братислава» отрабатывать положенный молодому специалисту срок. И вскоре встретила там своего будущего мужа Владимира Дубовицкого, главного человека в моей судьбе. Правда, в то время он был супругом… Ирины Аллегровой — солистки группы «Электроклуб». Володя был их продюсером и клавишником. Они оказались на гастролях в Киеве.

Как-то вечером «Электроклуб» высадился в нашей «Братиславе», я как раз дежурила. Спустя пару часов прибегает Ирина Аллегрова и просит вызвать скорую: у ее мужа аллергия на цветущие каштаны. Когда врачи уехали, она попросила приготовить что-нибудь поесть — все рестораны уже были закрыты. Нарезали с барменом каких-то бутербродов, и я понесла их в номер. Вот тогда я впервые и увидела Дубовицкого. Он, понятно, меня не запомнил, лежал в номере отекший, несчастный…

Следующая наша встреча произошла спустя года три, когда я уже выступала в «Мираже». Мы столкнулись за кулисами «Лужников», ребята из «Электроклуба» меня узнали и представили Володе как его спасительницу. Но это я забежала далеко вперед.

— Вы сказали, что в «Мираж» попали абсолютно случайно…

— Славка — моя первая любовь, мой киевский мальчишка — уехал в Москву и устроился в «Мираж» клавишником. Я к нему моталась-моталась, вроде как невеста. И Наташа Ветлицкая, в то время одна из солисток «Миража» (второй была Ира Салтыкова), увидев мои терзания, предложила работать у них костюмером.

— Но замуж за него вы не вышли?

— Романтика прошла. В каждом новом городе — армия поклонниц. Девочки не стеснялись, врывались в гримерки, бросались на наших музыкантов, и я поняла, что все это далеко от идеала семейной жизни. Слава, кстати, до сих пор мой друг, живем по соседству.

Когда Наташа Ветлицкая отправилась в сольное плавание, продюсер попросил меня выйти на сцену вместе с Ирой Салтыковой на концерте в Саранске. Просто подменить, выручить команду. Дебют прошел успешно, и, когда Иришку из «Миража» забрал ее муж Витя Салтыков, я осталась одна.

— И стали первым лицом «Миража»! Ведь до этого поддерживалась интрига: голоса узнаваемы, а как выглядят солистки — никто не знал. Именно вас впервые показали по телевизору в 1989 году на «Песне года».

— И это дало мне повод думать, что я единственная и неповторимая и буду петь в «Мираже» вечно. Первое время я не знала о существовании десятка двойников, разъезжающих с гастролями по нашей необъятной стране. Больше концертов — круче заработки директоров. Все просто. Но зрители устраивали скандалы, когда обнаруживалось, что в один вечер «Мираж» выступает и в Новом Уренгое, и в Ленинграде. Двойников ловила милиция, поэтому однажды возникла необходимость предъявить миру реально существующего человека. Вот создатели группы и рассекретились: выпустили плакат, где я в кольчуге на голое тело стою с мечом в руках. Внизу надпись: «Татьяна Овсиенко. Группа «Мираж».

— Было много разговоров о том, что вы использовали фонограмму…

— Мы всегда пели сами, но поверх голоса Риты Суханкиной — это так называемая плюс-фонограмма. Поверьте, если бы мы просто открывали рот, долго не протянули бы.

— Любопытно, сколько зарабатывала солистка популярной группы?

— Выходило примерно 30 рублей за концерт, а собирали стадионы — по два-три концерта в день, в выходные — до семи! Конечно, наши директора были в полном шоколаде, но я в чужой карман никогда не заглядывала. Денег хватало. Что особо надо молодой девчонке?

Квартиру мне снимали — трехкомнатную, у метро «Каширская». В ней жили еще несколько музыкантов. Сценическими костюмами обеспечивали. Колготки мне покупали коробками! После каждого концерта надо было надевать новые: то гитарой зацепят, то кто-то из зрителей цветами.

В костюмчике из кож­заменителя — короткой юбочке и куртке с бахромой, расшитой камнями, — было невероятно жарко. Особенно учитывая то, что на сцене я не стояла, а носилась по залу. Однажды на стадионе во время сильного дождя меня здорово тряхануло током. Радиомикрофонов еще не было — только шнуровые. После этого я стала выступать в перчатках. Их тоже закупали партиями.

«Миражу» я благодарна за все! За популярность, за опыт, за выработанный в сложных условиях иммунитет, закалившийся характер. Научилась не лезть на рожон.

— Вернемся к Дубовицкому. Следующая ваша встреча произошла тогда, когда вы уже стали популярной певицей?

— Это произошло на концерте в Свердловске. Вова предложил увидеться в неформальной обстановке. Я отказалась, потому что в «Мираже» были строгие правила — никаких женихов. Он звонил каждый день, предлагал выпить кофе уже в Москве. Первое наше свидание прошло… в гостях у Игоря Николаева. (Смеется.) Игорь представил нам свою жену Лену, дочку Юлю, быстро нарядился и куда-то уехал. Дубовицкий сыграл на пианино «Странник мой» и ушел в комнату разговаривать по телефону. А мы с Леной сели на кухне пить чай.

И вдруг она начала со мной откровенничать. Говорить о том, что с Игорем они вместе много лет, еще с Сахалина. О том, что она в курсе всех его влюб­ленностей, что не видит в этом трагедии. И тут до меня дошло, что она знает о Наташе Королевой, понимает, что ее муж упорхнул не по делам, а к женщине! Да и я сама в общем-то нахожусь в двойственной ситуации, раз провожу время с чужим мужем. Мы проболтали с Леной до пяти утра, а Дубовицкий спокойно спал. Когда он проснулся, я попросила его отвезти меня домой и, прощаясь, сказала, что не хочу встречаться с женатым мужчиной.

Однажды возвращаюсь в Москву в день своего рождения. Октябрь, за окном серость, все люди в черном. А посреди Домодедово стоит Владимир Григорьевич в белом фраке с шариком на палочке, на котором написано «I love you». Поехали ужинать в ресторан Стаса Намина, где Вова представил меня как свою будущую жену. Я решила, что это шутка. Но дня через два он при­ехал ко мне на Каширку с телевизором и блоком сигарет и сказал: «Я тут пока поживу, если захочешь, могу помогать «Миражу».

— Писали, что Дубовицкий в браке с Аллегровой стал миллионером. Вам чемоданы денег не принес?

— Мне — нет. Про миллионы ничего не знаю. Телевизор и сигареты — вот и все его приданое.

О том, что мы с Вовой стали вместе жить, я «начальству» не сказала. И вообще тщательно маскировалась. Пока наконец Володя не предложил: «Почему я должен прятаться? Устрой нам встречу, я могу помочь — с теми же телевизионными эфирами, раз ты так сильно любишь свой «Мираж». Володя все же был известным продюсером, работал со звездами, включая Людмилу Гурченко.

Разговор не получился, потому что продюсер, выслушав Вову, почему-то решил, что меня собираются забрать. И вот 31 декабря 1990 года я прилетаю к родителям в Киев отмечать Новый год. Сидим за столом, смотрим «Голубой огонек». Объявляют группу «Мираж» и песню «Музыка нас связала». Я не понимаю, как такое может быть: в записи я участия не принимала. И вижу на сцене незнакомую мне брюне­точку…

Без меня меня женили! Выходит, втихаря нашли мне замену. Через день звонок от моих работодателей: «Таня, концепция меняется, у «Миража» снова будут две солистки. Ты и новенькая, Катя Болдышева».

Это меня не устраивало, и я объявила об уходе из группы. В ответ услышала: «Приходи в такой-то день в «Лужники», будем разбираться по-взрослому. Самостоятельно петь ты не будешь, только в дуэте».

— Разбираться — это как?

— Через принятые в то время бандитские стрелки. Любая группа кому-то­ принадлежала. Приехала в какое-то пустое помещение, вдоль стен — деревянные стулья. Авторитеты уже ждут. За пару дней до этого кто-то позвонил моей маме: «Девочку заберите, а то вернется к вам без ног». Мама в слезах перезванивает: «Таня, к черту эту Москву, уезжай». Ну здрасте пожалуйста! Испугаться?! Тогда это буду не я. На стрелке сказала: «По-моему, я отслужила всем вам верой и правдой, вела себя порядочно, безропотно ездила туда, куда велели».

— Дубовицкий отпустил вас к бандитам ­одну?

— А он не в курсе был. Ну что со мной можно было сделать? Самое худшее — запретили бы выступать. Но ребята послушали мой монолог и вынесли вердикт: «Даем тебе для раскрутки четыре песни — «Я больше не прошу», «Наступает ночь», «Где ты, мой новый герой» и «Музыка нас связала». Иди на вольные хлеба, а когда поднимешься, снова встретимся».

Пришла к Вове, он говорит: «И замечательно, начинаем работать». Наступили самые сложные для нас обоих времена. У обоих разводы: у меня — с «Миражом», у Володи — с женой. Он очень тяжело переживал уход из семьи и, главное, из своего детища — «Электроклуба».

Вдобавок с песнями трудно было — ни один композитор мне долгое время их не давал: шлейфом тянулась эта история с фонограммой. Первыми, кто в меня поверил, стали Лариса Рубальская и Виктор Чайка. И вот с новыми песнями — «Другая ночь», «Красивая девчонка», «Морозов» — мы создали группу «Вояж» и стали ездить по стране. Владимир Григорьевич был конферансье и играл на клавишах. А для меня он в тот момент стал всем: и другом, и братом, и учителем, и доктором души моей. Постоянно внушал: «У тебя все получится!» Так и случилось: вскоре мы отправились в первые сольники по России и собрали полные залы.

— Вы стали его женой…

— Страсти между нами никогда не было, но была нежность, привязанность. Не любовь ли это? Наш брак продлился 18 лет. Как-то Вова сказал: «Почему бы мне на тебе не жениться? Я только быстренько развод оформлю». А я и не знала, что он был все еще женат, не люблю лезть в чужие дела. «Давай, — говорю, — а когда?» Он смотрит график гастролей: ближайший свободный день — 18 декабря, осталось меньше недели. «Как же платье?» — спрашиваю. «А помнишь, я из Англии привез тебе черное со шлейфом, ну а я в белом фраке пойду», — отвечает.

В черном я замуж выходить не хотела. Попросила подружку взять в прокате традиционное белое. Самой некогда было всем этим заниматься. Звоню маме: «Мам, тут такое дело, я вроде бы замуж выхожу… Приезжайте!» А она: «Боже, а как же каравай, рушники?»

День получился незабываемым! Вова снял какой-то бизнес-клуб в центре Москвы, в котором накрыли… бильярдные столы! Гости — Наташа Королева с Игорем Николаевым, Апина, Рубальская, Чайка… Кого только не было! Андрей Державин с Вовой в обнимку без конца пел «Чужую свадьбу», а Лолита весь вечер играла в бильярд. В общем, ве­село!

Мы неплохо прожили все эти годы, друг друга понимали с полуслова. Для меня это очень важно. Ну а с появлением Игореши семья еще больше окрепла, у обоих появилась ответственность друг за друга и за сына. Жаль, что своих детей Бог не послал, хотя оба абсолютно здоровы. Они, возможно, спасли бы наш брак.

— Таня, вы усыновили мальчика с врожденным пороком сердца и тем самым серьезно повлияли на сознание людей в нашей стране. После вас у многих появились приемные дети. В тот момент муж полностью вас поддержал?

— Вова не знал, что я собираюсь усыновлять ребенка, я его поставила перед фактом. У нашей группы было правило, которое, кстати, существует до сих пор: во время гастрольных туров давать благотворительные концерты в детских домах. В Пензе во время выступления во Дворце культуры я получила записку от главврача Дома малютки с просьбой привезти детям зеленых яблок. Мы забили ящиками машину и поехали по указанному адресу. Там-то я и увидела Игорюшу. Крошечный мальчишечка сидел в уголке, держа в руках… учебник алгебры, перевернутый вверх ногами. Ему на тот момент было два с половиной года.

Я была поражена, начала расспрашивать о нем: кто? что? Выяснилось: его 17-летняя мама, узнав, что у сына порок сердца, отказалась от него. Когда нашлись американцы, которые хотели его усыновить, воспрепятствовал дедушка, не подписал нужные бумаги. «Он умирает, — поведала мне заведующая. — Нужна операция, но ее могут сделать лишь в Москве, а у нас нет возможности получить на это разрешение».

Через день я сидела на приеме у доктора Зеленикина в Бакулевском кардиологическом центре с медвыписками Игорька. Михаил Анатольевич сказал, что шансов почти никаких, но он возьмется. В Москву приехала медсестра с Игоречком на руках, передала мне его под расписку. Я уже знала, что, если операция пройдет успешно, я с мальчиком никогда не расстанусь.

Я забрала его домой и быстро научилась всему тому, что должна уметь молодая мама. Месяца два мы готовились, лежали в больнице на капельницах. Оставляла его, лишь когда надо было на коцерт, и тут же неслась обратно. Когда входила в палату, Игорек говорил: «Ура, мама пришла!» Я думала о нем сутками.

Слава Богу, доктор сделал невозможное, операция прошла успешно. Спустя месяц мне надо было лететь на гастроли в Германию. На кого оставить ребенка? Его нельзя было спускать с рук, чтобы не открылось кровотечение. Сиделкам я его не доверила и повезла с собой. Заодно показала немецким медикам. Они поразились мастерству Зеленикина.

Через полгода начала процесс усыновления. Когда сообщила Вове дату суда, на котором нас с ним должны были признать родителями, он промолчал. Я уехала на гастроли, не зная его решения. В суд он мог и не прийти. На заседание отправилась прямо с поезда, а Вова уже там. В заявлении я написала, что прошу дать ребенку фамилию Дубовицкий-Овсиенко. Судья вычеркнула мою — до 16 лет двойные не положены, и Игорек стал Дубовицким. И слава Богу! Потому что пока он рос, я паниковала, что по моей фамилии его вычислит родная мать. Пресса тогда активно про нас писала. Но страхи ока­зались напрасными — она не объявилась.

— Когда Игорь вырос, он не старался ее найти?

— А зачем стараться? У меня все сведения о ней есть. Захочет, мы быстро эту встречу устроим. На тему усыновления мы с сыном поговорили впервые лишь в прошлом году, накануне его свадьбы. Игорь прилетел из Америки, где последние три года живет с отцом, и попросил: «Мам, расскажи, кто я». Признаться, я опешила. Потому что, хотя ничего не скрывала (в прессе про это писали), но с Игорем мы никогда про это не заговаривали. Он и не спрашивал.

Тогда я рассказала ему всю историю. Хотя, как выяснилось, накануне он про то же самое разговаривал с Вовой. На мой взгляд, неправильно было обсуждать такой непростой ­вопрос в отсутствии матери. Все же Игореша большую часть жизни со мной прожил. Но как бы то ни было, мы в тот вечер пообщались по душам, поплакали оба, и я предложила найти его мать. Но Игорь сказал: «Мама — ты. Другой мне не надо».

— Таня, ваш брак с Дубовицким казался безоблачным. И вдруг как гром среди ясного неба: у Владимира родился внебрачный ребенок. Вы знали о том, что у мужа параллельная жизнь?

— Знала… Мы были в первую очередь близкими друзьями. Однажды заговорили про влюбленности и договорились, что если один из нас серьезно влюбится, то честно в этом признается. Когда это случилось, он особо не скрывал, а я смотрела на все спокойно — в конце концов, почти у каждого богатого мужчины есть своя личная жизнь. Последние лет шесть брака мы жили так: я с Игорьком в московской квартире, Вова — на даче. По выходным ездили друг к другу в гости.

У Вовы родилась дочь в день рождения нашего Игоря — 24 января 2006 года. Я ему позвонила поздравить и предложить развестись. Вова переживал, не сержусь ли я на него. Понимаю его: тут я, давно родная, там Юля… В общем, я искренне ответила: «Чего уж теперь. В нашей семье прибавление, радоваться надо!» Развод вышел веселее, чем свадьба. Муж подарил мне шикарный «мерседес». (Cмеется.)

— Таня, случалось ли вам хотя бы однажды пожалеть о том, что вы усыновили Игоря?

— Никогда, клянусь! Когда у него начался трудный переходный возраст, я бесилась, что Дубовицкий далеко и мне приходится справляться одной. Четыре года назад, когда Игорю исполнилось 16, его будто подменили: в школу ходил из-под палки, слушал исключительно тяжелую музыку, ногти красил черным лаком, при моем появлении немедленно закрывался в своей комнате. Недавно он наконец меня просветил, объяснил, что творилось с ним в то время, которое чуть не свело меня с ума. «Становление личности», — сказал.

Понимая, что не справляюсь, я предложила Вове, который к тому времени перебрался в Америку, взять сына на лето к себе. Игоречку явно пошло бы на пользу плотное общение с отцом, да и английский подтянул бы. Лето Игорь провел в Майами, а осенью Вова предложил продолжить обучение в Америке. Первое время и мне, и сыну было непросто — мы очень скучали друг по другу, но ничего, привыкли. Спасибо Юле: молоденькая девчонка стала ему второй мамой. Она и в школу его возила, и уроки с ним делала.

В этом году Игорь поступил в Высшую школу экономики — там же, в Майами. Хотел учиться в Бостоне, но планы изменились, поскольку его девушка родила сына. 

— Не рановато?

— Ну как Бог распорядился. Ей было 16, ему 19, когда вспыхнул роман. Год ­назад, в декабре, мне приснился странный сон. Я проснулась и поняла, что Заия — девушка сына — беременна. Вечером он мне звонит: «Мамочка, можешь меня послушать?» — «Я все знаю». — «Откуда?! И что мне делать?» — «В первую очередь иди к ее родителям, потому что девушка твоя — несовершеннолетняя». Честно говоря, я боялась, что у них, как и у нас, уголовная ответственность за сожительство с малолетними. Но выяснилось, что нет, ранние браки в порядке вещей. Отец Зои (я ее так называю) — итальянец, мама бразильянка, оба католики. Когда узнали, сказали: «Мы верующие люди, поэтому будем рожать. Хотите — женитесь на нас, хотите — нет, ваше право».

После этого Игорь отправился к отцу. Я ожидала, что уже вечером он вернется ко мне, даже в его комнате убралась. Но нет. Раздался звонок, и Вова вместо приветствия произнес: «Ну все, Таня, доигрались… Не доглядели мы с тобой». Мне смешно: «Вова, не мы, а вы. И потом, ребята по-настоящему любят друг друга».

6 июля прошлого года мы с Дубовицким стали бабушкой и дедушкой, а спустя полгода — крестными родителями своего внука Александра. Сын кардинально изменился.­ Не ожидала, что он может быть таким нежным, заботливым и ответственным. Ночами дежурит у кроватки, дает жене выспаться, из рук ребенка не выпускает. Я его просто не узнаю. И очень благодарна за эти волшебные изменения нашей девочке Зое.

— Что мы все про детей да про бывшего мужа! Скажите, Татьяна, вы влюбчивая? После того как развелись и стали свободной, легко заводили романы?

— Наверное, да, влюбчивая, но моя личная жизнь чаще напоминала болото. После развода я десять лет была одна. Игорюша, работа — и все! Не нравился мне никто, да, признаться, и за мной табунами мужчины не бегали. Обратная сторона популярности в том, что люди смотрят на тебя как на инопланетянина. Относилась к одиночеству философски — значит, доля такая выпала. Мама моя, разведясь с папой, так замуж и не вышла. Сестра тоже одна.

Как-то записывала в студии лирическую песню. Звукорежиссер говорит: «Таня, представь образ любимого и зазвучишь иначе». А я не могу! О ком фантазировать, если никого не любишь? И я разрыдалась, но не от жалости к себе, а от того, что вдруг поняла, что неправильно живу. Ну еще год, два, три. Потом Игорюша подрастет, женится, и я останусь совсем одна! «Господи, — думала я, — когда же покажется свет в конце туннеля, когда я увижу мир разноцветным, а не монохромным, когда же появится драйв, желание ­что-то делать?»

Мне казалось, что я бегаю по кругу и ни конца этому ни края. Вообще, в то время откуда-то вдруг появилась куча страхов, это у меня, бесстрашной, безбашенной! Каждый день ходила в спортзал и загоняла там себя до изнеможения, бег по дорожке выглядел символично — я бежала от одиночества.

Когда мне исполнилось сорок, я была убеждена, что это финал, никакой любви больше не будет. И тут на тебе — здрасте пожалуйста, восемь лет назад вляпалась! (Смеется.)

— Вы про своего нынешнего избранника Александра? А почему не упоминаете Валерия Николаева, который из-за вас бросил девушку и вроде бы даже собирался на вас жениться?

— Никто не бросал ради меня девушку. Эта наша якобы любовная история — полный бред. Не было никакого романа. И не нравился он мне! Нормальный парень, таких много. Да и в то время у него много разных девушек было. Расскажу, как все было, чтобы прекратить слухи.

В 2003 году в Москву из Лас-Вегаса приехал мой друг, актер Игорь Жижикин, и попросил: «Таня, моему товарищу, он играл в сериале «День рождения Буржуя», негде жить. Он несколько лет провел в Америке, затем в Германии, можно, он у тебя перекантуется?» В нашей квартире на Ленинском постоянно кто-то жил. А Дубовицкий все равно находился на даче, так что я, добрая душа, разрешила.

Играла роль дружки: ходила с ним по мероприятиям, премьерам. И, конечно, догадывалась, что могут поползти слухи. Но думала: «Хи-хи, ха-ха, Владимир Григорьевич в курсе, а остальные меня не интересуют». Валера жил у меня не один, с ним еще был товарищ, немец. Потихоньку они заняли пол­квартиры, к ним приезжали бесконечные гости — обнаглели, короче. В конце концов за свои деньги я сняла им «однушку» на «Речном вокзале» — лишь бы только ушли. На этом точка, мы не общаемся.

— Так как же Александру, нынешнему избраннику, удалось привлечь ваше внимание?

— Мы встретились в 2008 году в Ялте. Причем оказалось, что нас с ним несколько раз знакомили, а я этого не помню. Но один забавный эпизод запомнился. Как позже выяснилось, тогда Саша был вместе с женой, а я — с Витей Дробышем и своим продюсером Игорем Архиповым. Сидели в кафе за большим столом разношерстной компанией. И одна незнакомая женщина вдруг сказала мне на полном серьезе: «Таня, я тебя ненавижу». Я, конечно, опешила. Думала, шутит. Но нет, она продолжила: «У нас дома висит твой дурацкий плакат, на котором ты голая и с мечом, муж не может с ним расстаться». Я засмеялась: «Можешь не переживать, это все дела давно минувших дней».

Предыстория знакомства такова. Лет десять назад мы с моим другом Олегом вскладчину построили домик в Крыму, в Массандре. И когда в Москве меня все доставало, я сваливала туда на несколько дней. Весной 2008 года, когда меня в очередной раз накрыло, я все бросила и полетела отдохнуть. Приятель встречает и говорит: «Тань, в твоей комнате живет мой друг…» — «Нет проблем, — отвечаю, — размещусь на третьем этаже». Сидим на кухне пьем кофе, я рассказываю, что творится в Москве, что устала и так далее. И тут вижу спускающегося по лестнице парня. Нарядный такой, в костюме. «Здравствуйте, я Александр, — представляется он. — Нас с вами неоднократно знакомили, но давайте еще раз. Понятно, вы звезда, вам не до простых смертных». Улыбнулся и ушел. Я к Олегу: «Так этот товарищ живет в моей комнате?»

Саша мне сразу понравился — почему я его не запоминала при прошлых встречах? Видно, время не пришло. Пошли ужинать в ресторан, собралась большая компания, а рядом со мной — пустой стул. Я поняла, что это для Саши. И все думала: придет — не придет? Не прошло и пяти минут, как он уже сидел рядом. По какой-то причине мне первый раз в жизни было неловко рядом с понравившимся мужчиной. Отвернулась, что-то невпопад лепечу, лицо, чувствую, полыхает. Сама себе говорю: «Ага! Сказалось твое одиночество».

В первый же день мы стали с Сашей близки. Я подумала: вот и замечательно, уеду в Москву, и останется приятное воспоминание. Но начали переписываться, созваниваться… Дальше — больше. Общие друзья собрались в Италию, и мы с ним полетели. С Сашей было невероятно интересно. В Риме он поразил меня своим знанием истории, рассказывал о городе как профессиональный гид. К тому же он замечательно ухаживает, в быту не раздражает, что еще надо? Я понимала, что у него жена, дети, что так делать нельзя, но не могла остановиться. Мне было абсолютно все равно, сколько продлится счастье. Ни о чем его не спрашивала, ничего не загадывала: мне хорошо — и ладно.

Первый год встречались нечасто, в основном за границей. На второй стали проводить вместе отпуск, выходные. И вот в декабре 2011-го, мы к тому времени были уже три года вместе, он говорит: «Прилетай в Крым, в Ялту, у меня сюрприз». Оказалось, он купил эту квартиру, рядом с морем, и предложил оформить ее на мою маму. Такой подарок на Новый год. Сказал: «Как сложится в Москве, еще не знаю, но здесь я хочу жить с тобой вместе».

Мы пробыли в Ялте до февраля, потом я улетела на гастроли, а Саша остался. 21 февраля звоню ему с утра, не отвечает. Днем — то же самое. Звоню Маргоше, своей ялтинской подружке, прошу съездить посмотреть — может, что случилось? Она перезванивает: «Таня, квартира ваша открыта, там ОМОН, Саша в наручниках».

Прилетела в Ялту и еле его нашла. Не знала, к кому бежать, кому звонить, толком про него вообще ничего не знала… 

— Вы совсем не любопытны? Обычно женщины предпочитают знать о возлюбленных всю подноготную.

— Я не собиралась выходить за него замуж, поэтому считала, что если он захочет поделиться, посчитает меня достойной откровенности, то сам расскажет. А допытываться, лезть в душу не моя тема.

Начался громкий трехлетний процесс. В чем его только не обвиняли! Саша хранил спокойствие, говорил: «Пусть по справедливости разбираются». А 6 июня 2014 года его признали невиновным и отпустили домой из зала суда.

— Не так все было просто: посадили и выпустили. Ведь вы, Таня, боролись за любимого человека. Кто вам помогал?

— Спасибо родителям, сестричке Вике, Сашиной маме, Вове, Игореше… А еще моим музыкантам, которые терпеливо ждали окончания всей этой истории и возвращения к ­концертной деятельности. Гоша, мой продюсер, вообще от меня не отходил. Первым делом я наняла адвоката. Защита требовала серьезных сумм, пришлось продать квартиру — была у меня одна «лишняя». (С улыбкой.) Как раз в это время Игорюшу я отправила к Вове и могла спокойно мотаться по Сашиным делам, звонить его партнерам, просить помочь. Когда они слышали в трубке: «Здравствуйте, меня зовут Татьяна Овсиенко», очень удивлялись: при чем тут Овсиенко? Про наши отношения мало кто знал, пока газеты не вывалили правду. Лав-стори стала достоянием общественности, включая Сашину жену. Но какова была ее реакция, не знаю, он не любит эту тему затрагивать: «Джентльмены своих женщин не обсуждают». На развод он подал сам, еще в тюрьме. А чтобы меня к нему пускали на свидания, написал заявление, что я его гражданская супруга.

СМИ набросились на всю эту историю, каждый день мне предлагали интервью. Интерес был один — тюрьма. Не я сама, не все то, что происходило в моей жизни… Но это ладно. Меня удивило и поразило другое. Когда я обратилась за помощью к тем, кого считала близкими друзьями, мне вдруг дали от ворот поворот. Нет, в лицо ничего не говорили. Просто мои высокопоставленные товарищи переводили мои звонки на секретарей, а те сообщали: «Вам перезвонят». Чего они боялись? Что я попрошу о чем-то таком, что они потеряют должности? Да я себе никогда бы этого не позволила! Мне просто надо было с кем-то общаться, ощущать тепло и поддержку. Эти люди для меня больше не существуют.

— Испытаниям поверглась не только дружба, но и ваша с Сашей любовь.

— Правильно говорят: нет худа без добра. За эти три с половиной года, что мы провели в разлуке, стало понятно, насколько мы любим друг друга, на­учились понимать друг друга с полуслова, с полувздоха.

Знаете, про чувства мы с Сашей раньше совсем не говорили, жили одним днем. На нашей первой встрече через звуконепроницаемое стекло он сказал: «Ты свободна». Если бы все сложилось хуже, если бы вдруг ошибочно его признали виновным, я бы вышла за него замуж и моталась к нему хоть через всю страну.

Сколько писем мы друг другу написали! Сотни! Писали обо всем: о детстве, мечтах, будущем, детях, друзьях и так далее. Я была потрясена, узнав, что Саша сочиняет красивые стихи.

— Вы уже год живете вместе. Романтика не исчезла?

— Первую неделю после освобождения мы ездили по храмам, навестили всех Сашиных друзей, которые ему помогали. Радость, счастье, эйфория! А потом вернулись в Москву, и я… растерялась! Одно дело — романтические встречи раз в месяц, которые у нас были сразу после знакомства. А другое — постоянное совместное проживание. Мне хотелось определиться с перспективой, и я прямо спросила: будем жениться или так поживем?

Решили, что весной обвенчаемся. Но пока этого не сделали — некогда! То сына женила, то внука крестила. Саша по поводу моего внука шутит: «Таня, это же страшно — спать с бабушкой!» (Смеется.) Надеюсь, осенью, к моему юбилею, мы все же распишемся. Мечтаю о красивой свадьбе, о белом нарядном платье. А еще осенью хочу устроить в Москве большой сольный концерт. Пора бы уже. 50 лет, из них 30 на сцене, — отличный повод. Последние три года в творческом плане прошли, к сожалению, впустую. Что бы ни предлагали, отказывалась — из-за Саши…

Слава Богу, публика меня не забыла, гастрольный график по-прежнему плотный, залы собираю, песни мои зрители любят и помнят.

— Таня, по вашей биографии можно снять остросюжетный фильм. Сколько же вам всего пришлось пережить! Скажите, что делать, когда жизнь превращается в одну сплошную черную полосу?

— Не унывать ни при каких обстоятельствах. Мне проще, я человек верующий. Как бы ни было трудно, я не паникую, верю, что рано или поздно все, о чем молюсь, сбудется. Любые события воспринимаю смиренно — ну, значит, так надо. Не смирилась я лишь с одним — отсутствием своих детей. Но если честно, и сейчас считаю, что еще не вечер.

Ялта — Москва