Кэмерон не преувеличивал. Тот эпизод идеально демонстрирует, как искривляется общественное мнение вокруг фигуры Джонсона. Ему не то чтобы позволено все, но от любого шума вокруг себя он поразительным образом лишь выигрывает. Борис Джонсон может написать, что в Африке живут «негритята», – и ему за это почти ничего не будет. На протяжении карьеры он лгал, отпускал расистские шутки, скрывал количество собственных детей и пошло шутил про лидеров других стран.
НО ШЛЕЙФ СКАНДАЛОВ НЕ МЕШАЛ ЕМУ ИДТИ К ЗАВЕТНОЙ ЦЕЛИ. И ОН К НЕЙ ПРИШЕЛ.
Борисом его называли не всегда: до 16 лет он сам и его близкие предпочитали использовать его другое имя – Александр или просто «Ал». Этот мальчик родился в Нью-Йорке в богатой английской семье с турецко-еврейскими корнями. Отец Стэнли изучал экономику в Колумбийском университете, а мать Шарлотта готовилась к учебе в Оксфорде.
Джонсоны часто переезжали из Нового Света в Старый: для Шарлотты Америка была невыносима, для Стэнли же, строившего карьеру международного чиновника и работавшего во Всемирном банке, было попросту невозможно вести жизнь английского сквайра в поместье. Из-за этого Ал и его братья и сестры редко в детстве видели отца.
Впрочем, Стэнли все равно влиял на семью: он заразил ее духом соревнования. В семейной хронике можно увидеть, как юные белобрысые Джонсоны беспрестанно сражаются друг с другом: бегают наперегонки, сплавляются на каноэ, читают книги на скорость. Ал, родившийся почти глухим, старался не уступать братьям и сестрам и тяжело переживал свои поражения – например, когда младшая сестра научилась читать раньше него. Он рос тихим, спокойным ребенком и старался не привлекать лишнего внимания, но дух борьбы он воспринял всерьез – и на вопросы о том, кем хочет стать, когда вырастет, скромно отвечал: «Королем мира».
Но жизнь заставила тихого мальчика резко повзрослеть. В середине 1970-х годов семья Джонсонов в очередной раз переехала – Стэнли пригласили работать в Европейскую комиссию. В Брюсселе у Шарлотты произошел нервный срыв. Мама пропала из жизни детей: она лечилась в клинике, где писала крайне мрачные картины, в которых постоянно использовала образы своих сыновей и дочерей – на одной работе все семейство Джонсон подвешено за руки. Этот период навсегда изменил Ала.
За полгода до развода родителей Александр отправился на учебу в Итон. Сокурсники дразнили Ала за турецкое происхождение и странный внешний вид. Он же решил обратить насмешки в свою пользу. Именно в тот момент он окончательно перестал называть себя Александром и навсегда стал Борисом.
Он взялся за создание эксцентричного образа, привлекающего внимание экстравагантностью и чудачествами. При этом учеба давалась ему легко: однажды, забыв о том, что должен участвовать в конкурсе стихов, он написал за утро поэму и завоевал приз. Он стал членом закрытых клубов, завел дружбу с детьми лордов и богачей, возглавил клуб дебатов и итонскую газету.
В том же духе он продолжил и в Оксфорде, где изучал классическую филологию и античную литературу. Он рассуждал о своем любимом Перикле и афинской демократии. Председательствовал в Oxford Union и состоял в Буллингдоне – клубе гламурных красавцев, которые устраивали безумные попойки и крушили рестораны и винные лавки. Академические успехи были уже не такими впечатляющими, но главным стало другое: Борис был популярен, любим девушками (во время игры в регби он превращался в берсерка) и интересен всем вокруг. Борис был восходящей звездой. «Самый большой секрет успешного дурака заключается в том, что он совсем не дурак», – писал Айзек Азимов о шутах в пьесах Шекспира. Шуты там нужны не только для разрядки после драматичных сцен, но и как правдорубы, дерзко глядящие в глаза окружающих. Во время учебы Борис Джонсон не только изучал латынь и древнегреческий и выпивал с однокурсниками, но и освоил науку шутовства и лицедейства. В юности он любил играть в театре; рассказывают, впрочем, что актерством он занимался без должного усердия: играя Ричарда II в одноименной пьесе, он плохо выучил реплики и вынужден был импровизировать на сцене.
ПУБЛИКА СМЕЯЛАСЬ, НО ПРИНИМАЛА ХОРОШО – И БОРИС ВЫНЕС ИЗ ЭТОГО УРОК.
Его сокурсники, богатенькие мальчики из хороших семей, начиная публичную карьеру, создавали приторные образы «обычных парней», избавлялись от манеры растягивать гласные и наигранно интересовались жизнью избирателей. Борис никогда так не поступал: он не стеснялся себя, а буффонаду превратил в свой главный публичный прием.
Путь в политику он начал в журналистике: его взяли стажером в The Times. И стремительно уволили – он вставил в статью о дворце короля Эдуарда II фальшивую цитату, подписав ее именем своего крестного, – а затем лгал об этом редактору. Но помогли знакомства с редакторами лондонских газет, завязанные еще во время учебы, – и вот уже The Daily Telegraph отправляет его в Брюссель корреспондентом при Европарламенте. Оттуда он писал издевательские репортажи о политической жизни ЕС, высмеивая все – от стандартизации огурцов до глупости европейских чиновников.
Из-за скандальных статей журналиста британскому премьеру постоянно приходилось оправдываться перед Европой. Джонсона любила и ненавидела Консервативная партия, его тексты ценила Маргарет Тэтчер, а пламенный евроскептицизм воодушевлял британских противников единой Европы.
После возвращения в Британию его журналистская карьера резко рванула вверх. Экстравагантность приносила ему популярность в национальном масштабе. Вокруг него все бурлило: он разводился с женой и женился на любовнице, писал взрывающие публику политические колонки (получая £4 тысячи за каждую), постоянно мелькал на телевидении. Он даже обозревал машины для британского GQ и как-то написал, что при правительстве консерваторов «у вашей жены увеличится грудь – как и ваши шансы купить BMW M3». Его обожали, даже когда он в прямом эфире защищал своего приятеля-аристократа, уличенного в мошенничестве: Борис смущенно смеялся, ерошил волосы – и публика таяла.
В конце 1999 года Джонсон был звездой и решил использовать популярность для начала политической карьеры. Борис пообещал избирателям в своем округе, что если те изберут его членом парламента, он сразу оставит журналистику, чтобы избежать конфликта интересов.
Конечно же, Борис соврал: он возглавлял издание The Spectator следующие шесть лет.
«Представьте, что вы проигрываете в споре. Факты против вас, ситуация ухудшается. Лучше всего в данном случае будет «бросить на стол дохлого кота». Все завопят: «Боже, мертвый кот на столе!» – словом, будут говорить о том, о чем вы заставили их говорить, а не о предмете дискуссии», – писал в 2013 году Борис Джонсон, критикуя европейских бюрократов.
Истинный трикстер, в своей карьере он использовал прием с «дохлым котом» не раз. Его первые годы в парламенте были не особо успешными: он раздражал секс-скандалами (однажды выяснилось, что женатый Джонсон четыре года встречался с писательницей Петронеллой Уайатт и даже заставил ее сделать аборт; узнав об этом, его вторая жена выгнала Бориса, но потом позволила ему вернуться) и своим лицемерием (например, голосовал за ввод британских войск в Ирак – а спустя год критиковал за войну Тони Блэра и призывал отправить его в отставку). Сам же он наслаждался скандалами и бранью, потому что критика привлекала к нему все больше внимания.
Неудивительно, что когда в 2007-м Борис объявил о своем желании выдвинуться в мэры Лондона, практически никто не воспринял это всерьез: ну как же, опять наш весельчак Борис чудит. Однако он смог убедить партию в том, что достоин попытки. В публичных заявлениях во время кампании Борис «полевел», заговорил о либерализации законов и необходимости обновить лондонские автобусы. Это, а также успешная стратегия штаба по завоевыванию пригородов привело его к победе в Лондоне, который поддерживал преимущественно лейбористов.
Как оказалось, никакого плана по управлению городом у Бориса не было. Он опаздывал на заседания городского совета и постоянно демонстрировал некомпетентность в административных вопросах. Не было у него и намерений отказываться от прошлого образа жизни – чтобы компенсировать низкую государственную зарплату, он запросил повышения гонорара за свои колонки в The Telegraph до £250 тысяч. Критиков он обескуражил своим ответом, заявив, что эта сумма – сущие копейки.
Мэрский опыт оказался для Бориса трамплином – благодаря Олимпиаде в Лондоне в 2012 году, хотя участия в организации Борис (возможно, к лучшему), почти не принимал. Спортивный праздник сделал его всемирно известной фигурой – во многом этому помог нелепый эпизод с мэром, застрявшим в воздухе на подвесном тросе.
В 2015 ГОДУ ОН НАРУШИЛ ЕЩЕ ОДНО СВОЕ ОБЕЩАНИЕ ИЗБИРАТЕЛЯМ – НЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ В ПАРЛАМЕНТ.
Борис хотел достигнуть высшей точки британской политической карьеры, и прорыв в парламент был ему очень нужен. Выборы 2015 года, которые неожиданно для многих выиграли консерваторы, поставили правительство перед необходимостью провести референдум о членстве в Евросоюзе – его обещал устроить Кэмерон.
Борис взвешивал все за и против, выбирая сторону: по слухам, он даже написал две версии колонки – в одной он поддерживал Европу, в другой выступал за выход из ЕС. В итоге он оказался одним из немногих политиков в Британии, кто почувствовал, что в споре о Европе рождается новая политическая реальность, в которой ключевым предметом спора будет открытость страны. К тому же грядущий политический хаос был для него единственным способом прорваться в правительство.
«Левый» имидж был выброшен на помойку: из шкафа был извлечен Борис-евроскептик. Он ездил по британским городам на красном автобусе, рассказывая, что «как только Британия выйдет из ЕС, то будет тратить 350 миллионов фунтов в год не на Европу, а на свое здравоохранение». Конечно же, он лгал. Снова.
Результаты референдума шокировали и расстроили многих. На дальнейшие споры и конфликты вокруг Брекзита ушло три года. Все это время Борис был министром иностранных дел, развлекался странными шутками («женщины в хиджабах похожи на почтовые ящики») и ожидал крушения карьеры премьер-министра Терезы Мэй. И дождался.
На досрочных парламентских выборах он опять смог добиться невероятного – партию консерваторов стали поддерживать те, кто никогда за нее не голосовал. Рабочие районы, шахтерские городки, профсоюзы – поддержали человека, который воплощает все, что обычно пролетариат презирает в политиках. Они полюбили его и сочли человеком, который может им помочь.
В ночь на 1 февраля народ на улицах Лондона плакал и веселился – Британия наконец-то вышла из Евросоюза. Многие ждали, что к людям выйдет Борис, но он лишь ограничился кратким заявлением в твиттере:
«МЫ ОБРЕЛИ СУВЕРЕНИТЕТ, ТЕПЕРЬ ВСЕ БУДЕТ ПО-НОВОМУ».
Может быть, так и будет, мы не знаем. Как не знаем и того, каков настоящий Борис. Вполне вероятно, что правы те, кто говорит, будто Джонсон – вовсе не британский Трамп и клоун, а хитроумный политик, перепридумавший консерватизм, уничтоживший ультраправых и готовящий грандиозные реформы политической системы в Британии.
Но, как шутил сам Борис на шоу Джереми Кларксона, «никогда нельзя исключать того, что за тщательно выстроенным образом законченного идиота скрывается... законченный идиот».
0
