Причин две. Первая: хаос и негатив, в который погрузилась страна в начале 1990-х. Плоский и прогнозируемый советский социальный мир несправедливо развалился, казалось, на две составляющие — очень мало богатых и очень много бедных. Между ними существовала хаотичная группа в основном молодых людей, которые, наплевав на бедность, с энтузиазмом старались использовать новые возможности. Именно для них мы и работали. А они хотели структурировать окружающий мир. И это вторая причина интереса к среднему классу. Академический бэкграунд заставлял искать систему во всем. В ход шли разные находки из структурированного западного мира. Одной из них и был средний класс.
В конце 1990-х и после кризиса 2000-х средний класс оказался главным двигателем развития — и экономического, и общественного. В 2001-м мы сделали прогнозы потребления среднего класс в России, назвав ключевые рынки роста: кафе и рестораны, мобильная связь, потребительский кредит, фитнесс, автомобили, позже платное здравоохранение. Опираясь на примитивную идею, что более бедные будут стремиться к стандартам более обеспеченных, а те, в свою очередь, пройдут по траектории потребительского бума американцев в 1960-е годы, мы сделали удивительно точные по темпам роста прогнозы. Бум 2000-х дал развиться всем перечисленным рынкам.
Но «средние русские» были не только потребителями. Они были свободолюбивыми в личном плане и волевыми профессионалами. Они были умеренными националистами и рациональными в политическом смысле людьми: хотели порядка в государстве и были готовы поступиться для этого некоторыми демократическими свободами. Все это не гипотезы, а факты, проверенные многотысячными исследованиями, проведенными «Экспертом» с партнерами в лице «Комкона» и «Ромира» в течение пяти лет. Именно национально-патриотический настрой «средних русских» позволили нам как стране не уйти в «Майдан», поддержать нашу победу в грузинском конфликте, принять Крым. В абсолютном большинстве «средние русские» оказались «ватниками», а не «белоленточниками». Но, к сожалению, в сфере не большой народной, фактически президентской политики, а в сфере узкой публичной политики их идеи оказались не востребованы ни партиями, ни медиа.
В 2004 году, накануне выборов, мы провели исследования политических предпочтений среднего класса, а потом «наложили» эти предпочтения на динамику голосов отдаваемых партиям и разделу «против всех». Этот, тоже несложный, арифметический расчет показал, что средний класс не собирается голосовать ни за Союз правых сил, ни за «Яблоко»; а если забрать всех «выбывающих» от коммунистов и ЛДПР и совместить их с «против всех», то можно обеспечить победу новой партии. С учетом патриотизма, профессионализма и приверженности рыночной экономике партия эта должна носить название Либерально-консервативной, и, по тогдашним расчетам, она уже в 2008 году должна была набрать 38%. Такой партии не появилось. Не нашлось интеллектуальной силы и на самом деле заказчика, который бы заставил сформулировать полноценную идеологию этой партии.
Вы скажете: чего им не хватает, этим средним русским? На рынке есть весь спектр. На самом деле им не хватает в политическом поле того, что у них есть в личном поле: профессионализма, воли к созиданию, глубокого уважения к своей стране, не столько к ее достижениям, сколько к возможностям. «Средние русские» сегодня хотят работать, а не есть устриц, они разочарованы отсутствием роста количества качественных рабочих мест, они хотят производить, они понимают, что такое протекционизм, и крайне недовольны избыточными кредитами, которые взяли из-за слишком высокой цены жилья. Да, они не любят Америку за ее агрессивность и презирают Европу за ее слабость в вопросе сохранения мира, но этим в политике их уже не «купить». Востребованная «ватниками» политика — та, которая организует хозяйственный рост с опорой на собственные силы.
Почему не происходит смыкания столь полезных для страны чаяний с некоей политической силой? Мы думаем, что проблема в чрезвычайной монолитности и толстокожести элиты. Правительство, Дума, госсектор не чувствуют глобальных рисков страшного хозяйственного провала, который уже со всей силой бьет по «ватникам». А экономическая элита, вырастив за собой слой молодых эффективных госслужащих, продолжает делать вид, что ее бессистемные усилия по выводу страны из кризиса есть научно обоснованный план.
Между тем надо понимать, что безработный средний класс, не космополитичный, а любящий свою родину, — сегодня подобен пролетариату. Ему уже практически нечего терять, кроме своих долгов.
Завязан на частную жизнь
Наш средний класс выбрал три основные ценности, определяющие его поведение: интеллект, профессионализм и ответственность. Зависимость его от государства уменьшается в соответствии с ростом доходов. Ему присущи ответственность, любовь к риску, лидерство. Ему нравится вести людей за собой, и он должен сам позаботиться о своей старости.
Татьяна Гурова. Завязан на частную жизнь. «Эксперт Урал», №41, 2004.
Вернем родину себе и детям
Средний класс должен производить большую часть общественного продукта — от двух третей до трех четвертей — и распоряжаться этой частью. В этом случае он обеспечивает себе экономический контроль над обществом. Какую часть общественного продукта производит российский средний класс? Наши оценки, сделанные на основе сопоставления доходов представителей среднего класса и остального населения, показывают, что российский средний класс производит примерно 30% продукта. Эта цифра является ключевой, она важнее собственно количества людей, составляющих средний класс, она говорит о его экономической силе.
И эта цифра пока представляется недостаточной. Однако если вспомнить, что лет шесть назад о российском среднем классе вообще говорить не приходилось, то придется признать мощную динамику зарождения и становления этого класса. Эта динамика, сулящая в ближайшей перспективе (пять-десять лет) образование новой структуры российского общества, стабильной и ориентированной на развитие, — лучший ответ пессимистам, не желающим в упор видеть позитивные стороны жизни нашей страны.
Валерий Фадеев. Вернем родину себе и детям. «Эксперт», № 34, 2000.
Дети поражения
В одной из своих работ историк и философ Михаил Гефтер писал, что проблема России, ее склонность к революциям и катастрофам, заключается в том, что в стране никогда не было среднего класса. Его место занимала интеллигенция, зависимая от государства и желающая служить ему или народу, но только не себе. Быть независимым от государства, служить прежде всего себе, а не ему, — в этом противопоставлении первый шаг к пониманию социальной особенности среднего класса.
Давайте признаемся: в стране под названием Россия, потерпевшей поражение в войне то ли с капиталистическим Западом, то ли с собственным коммунизмом, ничего святого и правильного не осталось. Осталось только абсолютно пустое социальное пространство, пропасть между бедными и богатыми, между народом и его элитой. И задачей тех, кто все-таки хотел будущего, было заполнить это пространство. Но чем?
Есть такое понятие «частная жизнь». Оно является ключевым для среднего класса вообще, а для России оно к тому же обладает девственной новизной. Никогда частная жизнь, созданное тобой пространство целей, идеалов и ресурсов, не признавалась за ценность. Потребность в ней, естественная, а не вымученная, появилась только в момент крушения страны, и те, кто мог, бросились создавать свои личные, устойчивые и огороженные жизненные пространства: свою семью, свою собственность, свой бизнес. Чем больше ресурсов и смысла удавалось вложить в каждый отдельно взятый институт частной жизни, тем более плотной оказывалась социальная ткань, соединяющая народ и элиты.
Этот процесс создания плотного социального пространства потребовал от его участников довольно больших объемов воли, бескомпромиссности и отсутствия особой тяги к рефлексии. Они должны были стать людьми абсолютно свободными, либералами существенно большими, чем те, о которых рассуждают традиционные носители либеральных идей. Но вот парадокс: их служение только себе оказывалось единственно полезным делом для страны в целом, а их страсть к свободе и к частной инициативе неминуемо вела к вопросу, какие рамки для свободы следовало бы установить, чтобы общественное устройство стало еще прочнее.
Татьяна Гурова. Дети поражения. «Эксперт», № 23, 2001.
Дума для среднего класса
В среде российского среднего класса существует колоссальная ниша для либерально-консервативной партии. Ниша, с которой сегодня не хочет и не может работать ни одно из действующих политических образований.
Только заполнение этой ниши может создать в России по-настоящему устойчивую политическую систему, которая будет способствовать развитию страны, а не тормозить его.
Татьяна Гурова. Дума для среднего класса. «Эксперт», № 24, 2003.
Непонятый средний класс
Согласно положениям платформы «новых правых», сильное государство должно быть не паттерном, а партнером; процветание страны требует либеральной экономической системы; достигать конкурентоспособности следует, не прибегая к политике протекционизма; вмешательство государства в отношения между трудом и капиталом нежелательно; передел собственности в России недопустим; ради порядка в стране можно пожертвовать некоторыми гражданскими правами.
Наталья Архангельская. Непонятый средний класс. «Эксперт» № 47, 2003.
На старте российской мечты
о уровню богатства российский средний класс сегодня похож на американский начала 60-х годов. Однако он так там и останется, если в ближайшие год-полтора не будут сделаны массированные инвестиции во внутренний российский рынок.
Все эти положительные изменения были бы невозможны, не переживи Россия кризис 1998-го и последовавшие за ним три года подъема. Средний класс в период 1998–2001 годов весьма преуспел и нынешней осенью пребывал в состоянии глубокого оптимизма. 20% опрошенных заявили, что их материальное положение за последние три года существенно улучшилось. Еще у 44% положение просто улучшилось. От кризиса больше всего выиграла молодежь и люди из самой высокой в нашей структуре доходной группы (600 долларов на человека в семье).
Положительная динамика питает позитивные ожидания. Четверть опрошенных в сентябре 2001 года рассчитывали на существенный рост доходов в ближайшие три года. Еще 50% — на определенный рост доходов. Мужчины оказались более оптимистичны, чем женщины. Молодежь надеялась преуспеть больше, чем люди зрелые. Предприниматели верили в благосклонность судьбы сильнее, чем наемные работники. И в провинции ожидания были выше, чем в Москве.
Татьяна Гурова, Игорь Березин. На старте российской мечте. «Эксперт», № 45, 2001.