Иван да Марья...
Что же происходит там, в российской глубинке? Телевидение явно обходит эту тему. Видимо, не хочет расстраивать народ. Мы больше знаем о бедственном положении дел на Украине, о кризисе в Ливане, Ираке, Сирии, о наплыве беженцев в Европу, чем о том, как живут люди в сотне-другой вёрст от Москвы. Нас каждый день подробно информируют о том, как живут простые немцы или французы, что сказала г-жа Меркель или г-н Олланд, а о том, как Иван да Марья выживают в условиях кризиса, — молчок. Анализ экономического и морального состояния регионов — большая редкость в нашей прессе. Такое впечатление, что, не справляясь с ситуацией, вызванной падением цен на нефть и международными санкциями, власть переключает наше внимание с российской тематики на международную.
Голоса регионов, малых городов, а тем более сёл в Москве почти не слышны. Как будто бы их не существует. Об Иркутской области на днях вспомнили, лишь когда на выборах губернатора кандидат от КПРФ там переиграл представителя «Единой России». А ведь это явный признак протестного голосования. Если Кремль и Белый дом не изменят своего отношения к глубинной России, то на выборах 2018 г. могут быть более серьёзные сюрпризы. Именно об этом на недавней встрече с «единороссами» говорил первый зампред Администрации Президента Вячеслав Володин.
А если дойдёт?
Пока ситуацию спасает то, что до сельских жителей и жителей малых городов информация о реальном положении дел в стране либо вовсе не доходит, либо доходит с большим опозданием. Несмотря на падение уровня жизни, тревожные настроения у селян значительно ниже, чем у городского населения. За прошедший год российский рубль потерял по отношению к доллару более 40% своей стоимости, а недавние социологические опросы показали, что сельское население этого «почти не заметило». И это неудивительно. Молодёжь бежит из села, бежит из малых городов, а для тех, кто остаётся, уровень жизни почти не зависит от валюты. Более того, он почти не зависит и от рубля. Бытовые, социальные и культурные потребности старшего поколения настолько упали (впрочем, они и были невысоки), что люди даже не стремятся увеличить свои доходы. Выживают огородом, мелким приработком. Пенсионер в маленьком городке или в деревне слывёт чуть ли не богачом.
В последние годы на сельских подворьях почти перевелись коровы. В лучшем случае держат козу и несколько кур. Селяне и не стремятся увеличить придомовое хозяйство. Придомовые участки часто пустуют. В той же Тверской области, которая издавна славилась урожаями картошки, люди перестали выращивать её на продажу. Одни руководствуются принципом «а чего горбатиться?», другие не рвутся работать на земле потому, что совершенно не налажена система сбыта выращенного. Сажают столько, сколько нужно, чтобы обеспечить себя. Капиталистический рынок в регионах не работает. Местные власти ничего не делают, чтобы стимулировать производство мяса и молока в домашних хозяйствах. Те немногие энтузиасты, которые содержат корову или сажают картошку, не знают, куда девать произведённое. Парадоксальное явление: корову, козу, свиней сегодня скорее заводят энтузиасты — переселенцы из города, чем сельские «аборигены».
В результате отмирания привычки (и стимула) к постоянному труду в деревнях деградирует крестьянская мораль. Люди пьют не только «для веселья», но и в значительной мере — от безделья. «На пол-литра всегда найдём», — шутят мужики. Тем более что бутылка «левой» водки, привозимой (как говорят местные) с Северного Кавказа, стоит всего 100 руб.
* * *
Каковы социальные и политические последствия сложившейся ситуации? Молодёжь уезжает из села, и пройдёт немало лет, прежде чем они адаптируются к городской жизни и начнут интересоваться политикой. Остающиеся 50-60-летние ходят на выборы по советской привычке и голосуют «как нужно», то есть так, как подскажет тов. телевизор. Значительные пласты сельского и городского населения, по сути дела, перестали или перестают быть гражданами, пребывают в политически заторможенном состоянии. Отчасти в этом «заслуга» и нашего телевидения, превратившего политическое образование в ток-шоу. Процент участвующих в выборах падает из года в год и в ряде регионов упал уже ниже 30%. Москвичам, может быть, и кажется, что политическая жизнь кипит. Но в целом по стране наблюдается политическое отупление. Люди легко ведутся на обман, на посулы, на страхи, на запугивание. Падает общая политическая культура, падает требовательность населения к власти. А сама власть боится любой «движухи». В правительстве додумалась уже до того, что предлагают приравнять авто- и велопробеги к демонстрациям и запретить их.
Увы, телогрейка возвращается не только в быт, но и в политику.