— В картине «За гранью реальности» вы играете парня, умеющего управлять электроприборами силой мысли, который вместе с другими обладателями сверхъестественных способностей пытается ограбить казино. Чем привлек этот фильм, помимо возможности почувствовать себя повелителем трансформаторных будок и кофемашин?
— А также атомных ракет и сердечных стимуляторов — власть над миром привлекательна. Вообще, это хорошая история. Круто, что молодой талантливый режиссер Александр Богуславский хочет играть на поле западных кинематографистов, это правильно. Конечно, у нас иногда недостаточно денег, но при этом все технические возможности у нас уже давно есть! Ну а немереный бюджет можно частично заменить энтузиазмом и талантом. Что мы и делали. Компания подобралась отличная: Любовь Аксенова, Юрий Чурсин, Аристарх Венес, Петар Зековица, Милош Бикович и примкнувший к нам Антонио Бандерас. Мы провели пару месяцев в разных восхитительных местах. Снимали в Тбилиси и в горах, где вино лилось рекой и даже в обеденный перерыв нельзя было отказать себе в возможности выпить рюмку чачи за Грузию. Казино снимали в Краснодарском крае, в страннейшей игорной зоне «Азов-Сити». В казино можно было снимать, когда там не играли, то есть с четырех часов утра до четырех часов дня. Для того чтобы в четыре утра войти в кадр, тебе нужно встать в районе трех, чтобы принять душ, позавтракать, сделать грим… А когда заканчиваешь работать в четыре часа дня, физически не можешь сразу лечь спать. Соответственно, что тебе остается? Ты можешь обойти несколько раз вокруг казино по совершенно пустой степи, а потом прийти и сесть играть в рулетку или в покер. В общем, с небольшими перерывами, так или иначе, то снимаемые на камеру, то нет, мы сидели за этими столами в течение недели! Мы зависли вне времени и пространства! К счастью, ненадолго.
— Часто ходили в казино до их перемещения из Москвы, Питера и других наших городов в специальные зоны?
— Никогда. Как ни странно, меня совершенно не увлекают никакие азартные игры, особенно жестко контролируемые профессионалами. На деньги играл лишь в юности — с друзьями в покер и в «двадцать одно».
— Выигрывали?
— И выигрывал, и проигрывал — когда как. Но деньги так или иначе всегда оставались внутри компании, мы их все вместе тратили безотносительно того, кому они на тот момент принадлежали. То есть ты в процессе игры заводился, нервничал, хотел выиграть и бился за это, но вопрос денег был неважен.
— А что важно?
— Эстетика. Развязанные галстуки, засученные рукава белых рубашек — как будто нашу игру в покер снимают для американского кинематографа 1960-х.
— У вас существовал покерный дресс-код — черные пиджаки, белые рубашки?
— Это не было костюмированным мероприятием, просто мы так одевались и играли в какую-то другую реальность. Игра продолжалась года полтора, в последних классах школы. А потом я поступил в институт — и все закончилось, началась новая игра.
— Вы как-то рассказывали, что фарцевали в последнем классе школы. Сидели в гостинице «Пекин», пили вино и меняли доллары. Меня это поразило. Кто-то из покерной компании вас надоумил этим заняться?
— Не знаю, почему это вас поразило? Тут же нет ничего экстраординарного. Тогда все старались освоить какой-то бизнес, пытались активно участвовать в кооперативном движении. Кто-то больше нарушал закон, кто-то меньше, кто-то распилил страну и заработал миллионы, а кто-то прогорел и исчез, но абсолютно все были на это направлены.
— Сильно боялись, меняя валюту? Ведь эта игра во взрослого бизнесмена поопаснее покера с друзьями…
— Поопаснее, но и поинтереснее. Вы знаете, у Умберто Эко, по-моему, в «Острове накануне» сын признается отцу, что боится идти на войну. И совсем уже старый отец вскакивает, хватает свой меч, лежащий на камине, и пытается зарубить сына, говоря, что благородный человек не может бояться. Мы тогда поначитались разнообразных книжек и поэтому страха особо не испытывали. Глупые были.
— Кстати, о страхе. Вы недавно сыграли Ленина в сериале «Троцкий». Не страшно было браться за роль вождя мирового пролетариата?
— Я изначально не хотел его играть, потому что, во-первых, мне кажется, что я ужасно непохож на него, а клеить на лицо резину, делать сложный пластический грим страшно не хотелось. Но гениальный гример Марина Красновидова на мне Ленина нарисовала. Мой грим — живопись, на мне ничего не наклеено, хотя у меня совсем другая форма черепа, скулы и так далее. И в тот момент, когда она впервые меня превратила в Ленина, я понял, что хочу его сыграть, хочу с этим поэкспериментировать. Естественно, я пересмотрел довольно много хроники, потому что, к сожалению, когда берешься за такого персонажа, как Ленин, ты обязан сделать его похожим на прототип. Иначе зритель тебе не поверит: мы все слишком хорошо знаем, каким должен быть Ленин. Я до конца не понимал, что делаю. Обычно я люблю самостоятельно выстроить всю логику роли, а тут играл по наитию. Так что вместе со зрителями с удовольствием смотрел «Троцкого» и с удивлением обнаруживал неожиданные грани Владимира Ильича.
— На вашем счету и помимо Ленина достаточное количество исторических персонажей — Сталин, Пушкин, Лермонтов, Чарли Чаплин. Какая из этих ролей вам сложнее всего далась?
— Сталин, наверное. Сталина я играю уже много лет в спектакле «Девушка и революционер». Это, наверное, самая трудная роль, потому что это даже не просто попытка сыграть Сталина: как вы понимаете, на Сталина я похож еще меньше, чем на Ленина, Чаплина и Пушкина. Это попытка осознать, что такое тиран, что такое насилие в государстве, в семье — на любом уровне.
— Несколько лет назад вы издали мемуары вашей бабушки Аллы Цабель, которая была дочерью царского генерала, балериной, а потом завтруппой советского Большого театра. Она очень многое видела за свою жизнь. Довелось ей встречать Ленина или Сталина?
— В книге много любви, поэтому там есть про Николая II: мой прадед, генерал-майор Цабель, был командующим железнодорожным полком, сопровождавшим государя в дороге, и бабушка ходила с ним в одну церковь, когда была маленькой. А Ленин и Сталин, к счастью, находились на расстоянии от моей бабушки. Может быть, как раз благодаря этому мы с вами сейчас сидим и разговариваем… Жизнь, которую прожила она и ее современники, настолько сильно отличается от нашей. Иногда, когда нам трудно, страшно или что-то не нравится, очень круто открыть подобную книжку и почитать немножко в качестве камертона. Очень, знаете, отрезвляет: сразу становится понятно, что мы живем в довольно удобное и уютное время. Я поэтому и напечатал бабушкины воспоминания. Ну и чтобы эта память навсегда осталась в семье, передалась детям, а потом и их детям.
— Вы знали, что бабушка писала воспоминания, или нашли их, уже когда ее не стало?
— Знал и даже читал что-то, но я был юным, а в юности хочется только девчонок, сигарет и пива, а не бабушкиных мемуаров. То есть, наверное, не всем, но мне хотелось. Есть, вероятно, умные и хорошие мальчики, которым хочется только читать в 15 лет…
— Как пришла в голову мысль их издать?
— Мы с мамой, когда бабушки уже не было, разбирали ее бумаги и просто наткнулись на мемуары. Это история семьи на фоне непростого периода истории нашего государства. Для меня, конечно, эти воспоминания — очень важное дело. Правда, руки дошли только до издания, а не до продажи. Бабушкины мемуары лежат повсюду — у меня, у мамы, у нас на даче. Я их раздаю друзьям.
— Ваша бабушка была балериной, мама и тетя тоже известные балерины. Когда вы были маленьким, рассматривали возможность пойти по балетной части?
— Нет. Балетная профессия очень тяжелая и слишком рано заканчивается. Мужчина в 38 лет выходит на пенсию, обычно не имея никакого образования, кроме хореографического. Это опасный момент.
— Вы в детстве задумывались о том, что делать, выйдя в 38 лет на пенсию?
— Нет, об этом задумывались мои родители.
— Кто-то в семье продолжил бабушкину традицию писать — пусть в стол, для себя, но все же?
— Оля (жена Евгения, актриса Ольга Сутулова. — Прим. «ТН») пишет очень хорошо, я переписываю свои сценарии, пишу в стол — всего понемногу. Мне вообще кажется, что артисты должны это делать, чтобы уметь формулировать, разбираться со своими мыслями. Ты должен выстраивать логику своих персонажей, должен уверенно обращаться со словами — все это нужно в том числе и для актерской профессии.
— А дочери и сыновья?
— Когда мой сын Лева был совсем маленьким, мы с ним написали небольшую книгу. Она лежит у меня в столе. Когда ему будет лет 30 и он будет страшно серьезный, можно будет ему ее подарить.
— У вас выходит по несколько фильмов и сериалов в год. Вы вообще без отпусков снимаетесь?
— Ну да. В течение трех последних лет я работал, практически не останавливаясь. Причем даже не потому, что так гонюсь за деньгами или популярностью, — просто каждое следующее предложение было все интереснее. Я каждый раз думал: вот сейчас доделаю уже начатое, и можно будет хорошенько отдохнуть. Но дальше мне предлагали что-то еще — и невозможно было отказаться, потому что была прекрасная роль или картина, которую ты с друзьями придумал и хотел снять давным-давно, да все не складывалось… Последние полгода я работал вообще без выходных. То есть выходные в кино ставили на те дни, когда у меня были спектакли в других городах. Но ведь это счастье — когда есть столько отличной работы. В декабре фильм закончился, и в январе я на месяц уехал в Индию.
— Вернулись с ощущением, что теперь можете свернуть горы?
— Ну, я и уезжал с таким ощущением, это паранойя, которая меня всегда преследует. Ощущение, что я могу и должен непременно свернуть горы и выпить реки. Но вернулся я, пожалуй, немножко более спокойным.
«За гранью реальности» в кино с 1 марта