C начала войны из Нагорного Карабаха в Армению УЕХАЛИ ДЕСЯТКИ ТЫСЯЧ человек. Скорее всего, им придется остаться там на зиму. Как НЕБОГАТАЯ СТРАНА справляется с таким наплывом беженцев — в репортаже РБК.
50 ТЫС. БЕЖЕНЦЕВ
В конце октября во время визита в США глава МИД Армении Зограб Мнацаканян заявил, что из-за войны свои дома в Нагорном Карабахе оставили около 90 тыс. человек. Более половины из них, до 50 тыс., уехали в Армению, уточнили РБК в Министерстве труда и социальных вопросов, остальные, как утверждают в ведомстве, перебрались в более безопасные районы Карабаха. По данным властей непризнанной республики, до начала войны в ней проживали чуть менее 150 тыс. человек. Беженцев из Карабаха сейчас можно встретить по всей Армении — в отелях и полузаброшенных санаториях, административных и муниципальных зданиях, пустующих из-за эпидемии школах и культурных центрах. Помощь им поступает в основном не от государства, а от сочувствующих. Роль армянских властей в поддержке беженцев сейчас сводится к поиску жилья для них. Государство проживание людей в гостиницах не оплачивает, подтвердила в разговоре с РБК заместитель министра труда и социальных вопросов республики Татевик Степанян. Но, уверяет она, правительство готовит решение о частичном покрытии расходов гостиничного бизнеса на поддержку беженцев. Власти Армении переоборудовали под социальное жилье некоторые из неиспользуемых муниципальных помещений, а в Ереване есть пункт временного размещения — в него направляются те, у кого нет родственников в Армении или своего жилья, поясняет Степанян. Граждане и бизнес сообщают министерству о готовности предоставить какие-то помещения и заселить людей, а оно уже распределяет потоки. По словам замминистра, более 90% беженцев поселились в частных квартирах, причем часто у незнакомых им до войны людей.
ЕРЕВАН
Одна из энтузиасток, активно помогающих карабахцам, — 48-летняя Лилит Меликян, невысокая женщина с короткой стрижкой. Вся ее семья из Нагорного Карабаха, сама она живет в Армении. «Когда это началось, мы думали, что как обычно — дней на семь—десять. Сначала приехали родственники, которых надо было разместить у себя. У нас есть свободная квартира и дача, и мы поселили, кого знаем, — рассказывает она. — Первым делом мы просто устраивали родных, а потом начали думать о тех, у кого нет родственников». Пробивная по натуре женщина руководит культурным центром «Терян», она художник-дизайнер, занимается национальным костюмом. «Мы превратили центр в штаб, куда люди могут прийти за помощью. В итоге за нами сейчас 3 тыс. человек, это женщины, старики и дети. И в какой-то момент мы начали понимать, что женщин надо чем-то занимать», — рассказывает она. «Мы объявили, что ищем работу, — присылайте нам вакансии. А когда люди стали присылать заявки, мы поняли, что на данный момент в Армении для беженцев просто нет работы. Стране нужны переводчики, педагоги и так далее. Найти какую-то работу, когда в Армении коронавирус, сложно. И мы подумали, что в Карабахе нравится в первую очередь еда», — говорит Меликян. Мы встречаемся с ней в ресторане «Мер тун», что переводится как «Наш дом», в нескольких километрах от центра Еревана в районе Бангладеш. На двух этажах ресторанной кухни работают около 20 карабахских женщин — одни делают «женгяловхац», карабахскую закрытую лепешку с начинкой из горных трав и лука, другие засаливают овощи. Соленья у карабахцев называются «ахтыряц», что дословно переводится как «положенное в соль». «И это умеют делать абсолютно все — и девушка 18 лет, и женщина шестидесяти», — отмечает Меликян. Ресторан начал продавать блюда карабахской кухни две недели назад. «Мне только сегодня позвонили три магазина, предложили поставить стойку и продавать без наценок», — делится Меликян. Это приносит $200–300 в день; деньги планируется делить между беженцами, в итоге должно выйти около $100 на человека за месяц. Женщины на кухне работают по очереди, 20–30 человек сменяют друг друга каждый день, чтобы заняты были по возможности все. Ресторану «Мер тун» помогают и другие ереванцы: кто-то — деньгами, кто-то — продуктами, а кто-то — стеклянной тарой. На верхней половине кухни, где солят овощи, работает и Елена Дадаян-Романова — она русская, но тоже приехала из Карабаха. 52-летняя Елена живет в Степанакерте с 1990-х годов, управляет художественной галереей. Они с Меликян познакомились несколько лет назад на профессиональной почве. Дадаян-Романова, хотя ей и пришлось покинуть привычные места, считает себя оптимисткой. Она уверена, что война вот-вот закончится, армяне вернутся в Карабах и что Россия не может не вмешаться. Елена родилась в Баку. Переехала в Карабах в 1988 году после погромов в Сумгаите, ее отец и муж — бакинские армяне: «Я покидала [Карабах], конечно, на короткий срок во время войны, но возвращалась, потому что у меня там муж похоронен». В этот раз она уехала на второй день войны. «В 1988 году, и 1991-м, и 1993-м, когда я уезжала, меня спасал мой русский фейс, — говорит блондинка Дадаян-Романова. — Там вообще очень много русских живут, и украинок, и белорусок, которые уехали из Азербайджана или вышли замуж за военнослужащих. Но сколько раз я уезжала — всегда возвращалась». Эта трижды подтвержденная закономерность и служит источником ее оптимизма.
«БУЖАКАН»
Карабахские женщины молчаливы, многие недоверчивы, некоторые стесняются своего положения. Их истории очень похожи. Семьи, как правило, многодетные, почти у всех на фронте родные, часто кто-то из близких остался в Карабахе: «Он [сын, брат, отец] вернется, а кто его встретит?» Первая большая волна беженцев хлынула из региона сразу после начала войны, в конце сентября. Еще один наплыв пришелся на последнюю неделю октября. Все как один говорят: если Карабах займут азербайджанцы, они туда не вернутся. Беженцы встречаются во всех небольших хостелах и гостиницах страны — от Дилижана до Гориса, от Гюмри до Ванадзора. Санаторий «Бужакан» — в часе езды от Еревана. Дорога туда — грунтовка, по обе стороны от нее — необлицованные одноэтажные дома из шлакоблоков. Это новые, еще только строящиеся села, но в них уже живут люди. Все корпуса санатория, кроме одного, заброшены. Во многих выбиты стекла, те, что уцелели, покрыты толстым слоем пыли. Самый дальний от въезда корпус, расположившийся у подножия крутого холма, сохранил приличный вид. Он единственный электрифицирован — в нем живут уже больше месяца около 80 карабахских беженцев, из них где-то 20 — дети. Владелец комплекса — компания Grand Tobacco. Как так вышло, рассказывает Вазген Сагателян, он специалист по связям с общественностью в крупной горнодобывающей компании: «Мой знакомый врач написал мне: есть пансионат, куда можно поместить людей. Я вообще никогда ничем подобным не занимался, никому не помогал. Я пишу: есть такой вариант, кому надо — сообщайте. Стало поступать очень много писем, и мы быстро разместили там 30–40 человек. Через два дня доктор снова набрал, говорит, что все очень классно, но надо еще раз обратиться к общественности, потому что этих людей нужно как-то содержать. И начали очень разные люди помогать, присылать деньги, кто-то — мясо и так далее». Торник Аветисян — единственный человек, который работает в санатории. Он называет себя директором, но скорее сторож и завхоз в одном лице. Аветисян показывает, как живут люди. Комнаты пустые, кое-где вздулся паркет, в щелях чернеет гудрон, из мебели — только металлические кровати с пружинной сеткой. Почти все, кто уезжал из Карабаха в первые дни войны, с собой ничего не взяли. Сейчас основная задача Сагателяна и других, кто помогает этой группе, — придумать, как утеплить санаторный корпус для зимовки, поскольку там нет газа и отопления. Несколько дней назад им подарили два десятка калориферов. «Месяц назад, когда сюда приехали люди, мы об этом не думали, но сейчас понятно, что, скорее всего, им придется остаться здесь на зиму», — разводит руками Сагателян. У входа в корпус сидят три пожилых мужчины и женщина. Славик, как он представился, поднимает штанину и показывает протез — ему оторвало ногу на «первой войне». На днях он узнал, что его дом в Мартакерте разрушен артиллерийским ударом. Каму приехал из Гадрута. В городе, который перешел под контроль Азербайджана, никого не осталось — все армяне уехали, говорит он. Но на самом деле не все. Осталась 85-летняя Евгения Бабаян. Вошедшие в город две недели назад азербайджанские войска сначала отправили ее в Баку, а 29 октября при посредничестве Красного Креста старушку доставили в Ереван. Она рассказала, что над ней и другими армянами издевались и обращались как с собакой. На грунтовом футбольном поле у санатория играют две девочки. Младшая из них, Инесса, хорошо говорит по-русски. Она рассказывает, что выехала с мамой, сестрой и двухлетним братом из Степанакерта в первые же дни войны: «Мы в машине, мама плакала, все плакали. Я не знала почему. Мама сказала: «Я из-за папы переживаю». Уже десять дней он не звонит нам. Но один друг как-то позвонил и сказал, что с ним все хорошо, мама сказала». Вся их большая семья выехала из Степанакерта и живет в этом санатории — восемь человек, три поколения. Папу зовут Марат Саркисян, он на фронте: «Мама не может спать. Она очень переживает и какие-то военные песни слушает». В списке погибших Саркисяна нет. Инессе семь, в этом году она пошла в школу, но в первом классе успела проучиться лишь две недели.
ГОРИС
С начала войны в Нагорном Карабахе прошло больше месяца. Признаки ее становятся все отчетливей, они медленно расползаются по всей Армении с юга на север. В Ереване течет обычная жизнь, на веранде одного из ресторанов сидит загримированная в канун Хеллоуина молодежь. Но чем ближе к Горису, тем чаще встречаются блокпосты с автоматчиками. На подъездах к городу и в селах вокруг него между домами и указателями черные растяжки, на них выведены имена и возраст погибших: «Севак, 24», «Сеник, 48». Само место растяжки указывает, откуда погибший родом. Горис лежит в низине, окружен горами и окутан легкой дымкой, чувствуется запах гари — горят леса Карабаха. Город производит впечатление прифронтового: на улицах в основном военные, ездят машины в грязевой маскировке — по ней безошибочно угадываются уезжающие или только приехавшие автомобили из Нагорного Карабаха. Дорога от границы (от Степанакерта) простреливается практически на всем протяжении. На новом кладбище у мемориала, посвященного павшим в «первой войне», два десятка свежих могил. В муниципальных зданиях уже оборудованы подвалы-убежища — люди готовятся к возможной атаке. Горис — первый крупный город на выезде из Нагорного Карабаха, поэтому он принял несколько тысяч беженцев. «Их очень много, но я не могу цифры сказать, это конфиденциальная информация», — говорит вице-мэр города Ирина Йольян. Вокруг Йольян сотни картонных коробок с гуманитарной помощью, в них в основном еда. В склад превращены мэрия и весь административный комплекс в центре города. Одна из пирамид — с маркировкой Красного Креста. В самой крупной гостинице города, которая носит такое же название, более 90 беженцев, в фойе играют несколько десятков детей, все младше 12 лет. В этот день к ним приехала делегация армянской диаспоры из Европы. Детям раздали картонные плакаты на разных языках, в том числе на русском: «Европа, помоги Карабаху», «Европа, признай Арцах», «Европа, введи санкции против Турции». Они шумно и радостно выстраиваются на ступенях у входа в гостиницу, их фотографируют. Крики детей заглушают несколько далеких взрывов, в гостинице на несколько минут гаснет свет, но еще светло, и на это мало кто обращает внимание. Из окон верхних этажей, выходящих на юг, видно, как горят леса, — до зоны боев менее 10 км.
0
25.00
