Весной пятнадцатого года в селе Ивановском, что под Волоколамском, случилось две Пасхи. Первая — как у всех, по расписанию. Вторая — отдельно, лично для Ивановского. Первая, надо признать, прошла скромно и незаметно. Село по привычке проспало Пасху. А во вторую, в последний майский день, проснулось, встрепенулось и обнаружило...
На въезде в село стоит церковь в честь Знаменской иконы Божией Матери. Давно стоит, с екатерининских времен. Точнее, с 1785 года. Источники утверждают, что еще и веком раньше был в Ивановском деревянный храм, на месте которого в свое время появился каменный, нарядный, богатый. Портик, колонны, антаблемент и целых две колокольни вместо одной. Есть в нем что-то нездешнее, европейское. Впрочем, чему удивляться, село принадлежало графьям Безобразовым-Чернышёвым. А те недаром генерал-губернаторствовали в Москве и Петербурге. Разных Европ вдоволь навидались, с барокко-рококо знакомства близкие водили и в средствах стеснения не ведали. Чему свидетельство — роскошная графская усадьба, через дорогу от церкви.
Вдохнули-выдохнули...
Давно это было и... неправда. В том смысле, что все графское добро с рококо и антаблементом ныне в упадке и запустении. Интеллигентно выражаясь.
А неинтеллигентно...
Да, советская безбожная власть. Да, война. Да, линия фронта по селу. И живого места нет на стенах от осколков, и тысячи наших солдатских жизней в полях по обе стороны от села. Когда отступали и когда наступали. И штаб Катукова в подвале усадьбы. И легенды о привязанном немецком пулеметчике на колокольне, подземных ходах, где люди прятались от фашистов, и проч., и проч...
А потом, уже в мирное время, долгое одиночество и разорение. Камень на камне еще стоит. Но не более того. Богатая история, но — мерзость запустения. А ее описывать скучно и неинтересно.
■ ■ ■
И тут вдруг или не вдруг, но что-то случилось. Тайна какая-то. Народ решил, что пора бы и честь иметь. Лучше поздно, чем никогда. Храм надо поднять.
Зачем? Хороший вопрос.
Чтобы жить по-человечески. Чтобы стыдно не было, когда по улице идешь. Чтобы от чувства вины избавиться. Ведь за каждым грешок хвостом тянется, особенно по молодости. Кто в карты на крыше играл, кто водку килькой закусывал в алтаре, кто девчонок тискал по углам под фресками, кто просто мимо шел и плевался через левое плечо.
Нехорошо. Интеллигентно выражаясь.
А еще... чтобы жить по-человечески, надо головой о смысле думать. Лучшего места, чем храм, для этого дела не найдешь. Потому что одна голова хорошо, а с Богом — полный улет!
И тогда отрядил ивановский народ делегацию к волоколамскому благочинному: мол, так и так, желаем! Чтобы по-человечески и со смыслом. Благочиние благословило и направило к ивановцам священника о. Алексея (Кошелева).
Вот для кого не было печали... Только-только из руин поднял храм в соседнем Суворове, вздохнул свободнее, а теперь... новый Крест.
С чего новую жизнь начинать? Ясен пень — трудом и молитвой. Принялись ивановские, которые теперь знаменцами себя величали в честь иконы Богородицы, мусор убирать и сжигать, стены откапывать, красоту наводить. Оказалось их не так уж и мало. До тридцати человек приходили на субботники. Поломают спины, таская тележки с землей и битым кирпичом, а потом молятся. В загородочке деревянной на месте придела Михаила Архангела. Холодно, зябко, крыша течет, печка чадит, ветер здесь хозяин, а не человек, что душой с Богом пытается говорить. Однако другого пути не осталось у русского человека, только — подвиг.
Веселыми ногами.
И сокрушенным сердцем.
Над куполом креста не было с самой войны. Стоял храм в разрушении больше семидесяти лет. А тут тебе Пасха и День Победы. И как по голове ударило: надо крест возвращать. Он же знамя победы над злом. В ивановской истории зло — глупость наша и каменнодушие.
Благословились. И тут же тебе и материал нашелся подходящий, и разумение, и ивановский человек Иван, не испугавшийся задачи. Ударить ударило, но как поднимать на купол, когда крыша трапезной провалена, кирпичи сыплются, стены в трещинах, а на дорическом портике рябины, березы, крыжовник и смородина внаглую растут и Бога не боятся?
Альпинизм требуется, промышленный, опытный. Где взять? Загвоздочка. Негде взять, если Бог не пошлет. И Он послал. Прямо и просто.
Ехал по дороге человек по имени Владимир через Ивановское к себе на родину, под Смоленск. 15 лет назад он окончил в Ивановском зооветтехникум. И вдруг видит: народ с тележками Россию возрождает. И как был в костюме и ботинках — бросился на помощь, а то как же ей без него. А потом, за чаем... Кстати, важная мелочь. Знаменцы зажили на широкую ногу, чай из настоящего самовара кушали с иноземными баранками и домашней выпечкой... Так вот чаем-то он чуть и не поперхнулся, когда услышал, что альпинист нужен. Потому что он и был промышленным альпинистом...
Что делать с этими православными?! Они живут вызывающе нагло и легкомысленно. Потому что у них, видите ли, чудеса в каждом рукаве и решете...
И вот срубили крест. А заодно стол и лавки для праздника, соорудили навес, ведь дожди обещались, и украсили березами тот самый портик с колоннами в осколках от мин. И настал день Святой Троицы. День снисхождения Святого Духа. День рождения христианской Церкви. День 31 мая две тысячи пятнадцатого года.
К пяти часам вечера площадь перед Знаменской церковью запрудилась народом ивановским, окрестным и волоколамским. Человек двести пришли посмотреть. Прибыло священноначалие, и начали люди молиться. А в это время крест шел по селу на плечах людей, как то самое знамя, чтобы для них победным стать. Для ангелов — славой. Для демонов — язвой. Светило солнце вопреки прогнозам, и этому уже никто не удивлялся. Лаяли псы, и пели птицы. Люди шли, несли крест и тоже пели.
«Кресту твоему поклоняемся, Владыко...»
А Владыка слушал.
■ ■ ■
Крест стоял у стены, отдыхал перед прыжком в небо. Людская река текла к нему и словно сквозь него. И все целовали его как родного, провожая в дальний поход. Кто-то даже плакал.
А затем его закутали в дерюгу, чтобы не бить о камни, и на веревке потащили вверх. На законное место, на тридцатиметровую высоту. Альпинистов было трое. Один стоял на самой макушке, над отверстием, где в свое время жил железный крест. Двое других тянули снизу. И вся сложность заключалась в том, чтобы на вытянутых руках поднять, и, балансируя на крохотном пятачке разваливающейся купольной макушки, умудриться вставить крест в отверстие между кирпичами, а затем закрепить. Вчера на репетиции с макетом это никак не удавалось, и до самой ночи альпинисты ломали головы и даже думали: а может, разделить крест на части и потом заново соединить его уголками и болтами?..
Они подняли руки, встали на мыски, словно пытались взлететь с ним вместе, и крест повис в воздухе.
А люди внизу запели: «Спаси, Господи, люди твоя и благослови достояние твое. Победы над сопротивныя даруяй»…
И она была дарована. Крест вошел внутрь легко и плавно, словно соскользнул в мягкую воду... Сошел вниз, но полетел вверх, сияя в лучах последнего майского солнца.
Народ на земле выдохнул.
■ ■ ■
Пасха ли это была?
Во многом ивановский народ разучился радоваться. Он не поет своих песен сообща, потому что не знает слов. Он не танцует и не скачет, как ветхозаветный Давид перед воротами Храма. Он не обнимает ближнего и не целует соседа от переполненного сердца. Он не накрывает столов, чтобы накормить весь мир. Он не благодарит во весь голос.
Он расходится по домам, не понимая, что ему делать дальше с тем Крестом...
Ему надо учиться радоваться. Как молитве и труду. Это страшно тяжело. Почти невозможно.
Но знамени Победы у него никто не может отнять. И каждый крест над церковью тому подтверждение.
А Пасха — это когда надежда умирает, чтобы воскреснуть и больше не умереть никогда.
81.0
31.56
