До 2020 года военные расходы достигнут почти четверти российского бюджета. Однако эксперты сетуют на неэффективность вливаний в ОПК. Причина не только в плохом управлении и коррупции, но и в том, что страна исчерпала все научные заделы. Для создания же новых разработок не хватает компетенций на всех уровнях. Отставание усиливается из-за невозможности военно-технического сотрудничества из-за санкций. Эксперты предупреждают: еще несколько лет — и Россия может «надорваться», повторив судьбу СССР.
Приоритет федерального бюджета на 2018 год и на период до 2020‑го, недавно принятого Госдумой во втором чтении, остается тем же – дальнейшее наращивание военной мощи, милитаризация страны. В ближайшую трехлетку доля военных расходов в бюджете вырастет, достигнув 24,5%. Но и это вряд ли предел: действующая госпрограмма перевооружения армии (ГПВ‑2020) формально завершается в 2020 году, но сейчас новые проекты в ОПК анонсируются на горизонт до 2030 года.
Денег требуется все больше, но куда они уходят? Как считают опрошенные «Деловым еженедельником «Профиль» эксперты, эффективность вливаний в ОПК низка как из-за архаичной системы управления, так и из-за банальных «распилов». Следствием стала череда скандалов последних лет: то производители срывают сроки поставок военной техники, то она получается откровенно «сырой». Даже «позитивные» пиар-акции вроде недавней выкатки обновленного бомбардировщика Ту‑160 не обходятся без критики, а в особо запущенных случаях доходит и до уголовных дел.
За всем этим кроется фундаментальная проблема: Россия исчерпала научные заделы советских времен. Для создания же прорывных разработок, отвечающих требованиям XXI века, стране не хватает компетенций на всех уровнях, начиная с чиновников и военачальников. А помощь извне почти исключена: из-за санкций Россия лишилась значительной части военно-технического сотрудничества. Это ставит под вопрос саму идею усиления армии: в докризисные годы она была уместна, но теперь становится тяжелым бременем для страны. Эксперты предупреждают: еще несколько лет – и можем «надорваться», повторив судьбу СССР.
За ценой не постоим
Как и сколько Россия платит за свою оборону, вычислить сложно. В бюджете военные расходы распределены по сотням статей – например, НИОКР для военной техники иногда проходят по ведомству Минобрнауки. Обычно при подсчетах говорят либо о расходах на «силовой блок» (31% федерального бюджета‑2018), куда помимо Минобороны входят МВД, ФСБ, Росгвардия, либо о «закрытых статьях» (закупка техники, поддержка ОПК – 17,5–19,5% всех расходов бюджета), либо о базовых оборонных тратах (содержание и оснащение армии – 2,77 трлн рублей, или 16,9%). Цифры имеют свойство меняться в течение года: так, по итогам двух серий поправок в бюджет этого года 177 млрд рублей из его допдоходов были переданы Минобороны. Кроме того, правительство помогало военным предприятиям с выплатой и реструктуризацией кредитов (эти цифры в основном – в «закрытых» статьях).
Повышенная секретность оборонной сферы не позволяет проследить, сколько уходит на отдельные проекты. Известно, что объем десятилетней ГПВ‑2020 составляет 19 трлн рублей. На старте ее реализации в профильных изданиях было подсчитано, что перевооружение военно-воздушных сил потребует 5 трлн (600 самолетов и 1000 вертолетов), флота – 5 трлн (24 подлодки и 51 корабль), космических войск – 4 трлн (94 ЗРК и 100 космических аппаратов), сухопутных войск – 2,6 трлн (2300 танков, 2000 артиллерийских систем, более 30 тыс. единиц автомобильной техники и т. д.). Одновременно была утверждена ФЦП «Развитие оборонно-промышленного комплекса до 2020 года» – еще около 3 трлн рублей.
Как потом менялись параметры программ и сколько стоили бюджету конкретные экземпляры техники, не сообщалось: как правило, стоимость разработки новых моделей известна лишь из слухов в СМИ. Трудно вычленить эту информацию и из отчетности предприятий–акционерных обществ (ФГУП отчетность просто не публикуют). Ясно лишь то, что расходы последовательно растут: и на «силовой блок» (с 25,4% национального бюджета в 2011 году до 32,2% в 2020‑м), и непосредственно на оборону (с 13,9% до 24,5%).
За рубежом эти параметры отслеживает Стокгольмский институт исследования проблем мира (SIPRI): по его оценкам, в 2010–2016 годах военные расходы РФ выросли в 1,6 раза в долларах и в 2,6 раза в рублях (4,6 трлн рублей в 2016 году). Страна занимает третье место в мире (после США и Китая) по абсолютным показателям расходов, седьмое – по их доле в ВВП, девятое – по доле в национальном бюджете.
Самолеты из прошлого
На фоне милитаризации бюджета сообщения о запуске новых проектов в ОПК стали частым явлением. Но когда доходит до практической реализации, почти ни один из них не обходится без конфузов или как минимум критики специалистов. Особенно наглядно это проявляется в авиации.
Так, в этом месяце случилось очередное «эпохальное» событие – на Казанском авиационном заводе состоялась выкатка из цеха бомбардировщика Ту‑160 М2, модернизированного советского Ту‑160. Самолет пока собрали из материалов, имевшихся в заводских заделах: «с нуля» воссоздать бомбардировщик планируется в 2019 году, а запустить в серийное производство – только в 2023‑м. Но победные реляции уже начались. «Завод выполнил сложнейшую задачу по восстановлению производства, которое было утрачено в свое время», – заявил вице-премьер РФ, куратор ОПК Дмитрий Рогозин. «Отлично! Поздравляю авиастроителей и думаю, что порадуем Министерство обороны», – отозвался президент Путин.
Но, по словам экспертов «Делового еженедельника «Профиль», поводов для гордости мало. «Ту‑160 был устаревшим уже в момент проектирования, в 70‑е годы, – считает военный обозреватель Павел Фельгенгауэр. – Его конструкция с изменяемой геометрией крыла изначально неудачная, ее придумали в США, но вскоре забраковали. Конечно, носить крылатые ракеты Ту‑160 способен – под «бомбовоз» можно даже «Боинг 747» переделать. Но для прорыва обороны, преодоления системы ПРО не годится – машину видно за тысячу километров, у нее нет бреющего полета. Конечно, лучше такой самолет, чем никакой, – старшие модели, поныне используемые Ту‑142 и Ту‑95, совсем устарели».
Стратегический бомбардировщик – флагман национальной авиации, он необходим для устойчивости ядерной триады, отмечает директор Центра анализа стратегий и технологий Руслан Пухов. Но способна ли Россия его создать, эксперт не уверен: «В СССР при отлаженных производственных цепочках, трудовой дисциплине, тотальном контроле смогли произвести около 30 бортов Ту‑160. Сомнительно, что сейчас удастся построить хотя бы 2–3 экземпляра. Вопрос их конечной стоимости также остается открытым». «Ту‑160 – военный аналог гражданского дальнемагистрального самолета, который наша промышленность построить не в состоянии: даже ближнемагистральный «Сухой Суперджет» дался дорогой ценой, а к среднемагистральному МС‑21 только приступаем, – говорит экс-инженер ОКБ им. Сухого, кандидат технических наук Вадим Лукашевич. – Кроме того, в классе бомбардировщиков мы пропустили целое поколение: Ту‑160 создавался как ответ американскому В‑1 третьего поколения. Потом в США создали стелс-бомбардировщик В‑2, а у нас ничего не появилось. Теперь мы хотим перескочить эту стадию и перейти сразу к самолету пятого поколения. Но так не бывает».
До 2015 года, когда было принято решение о возрождении Ту‑160, главным российским проектом в классе бомбардировщиков считался ПАК ДА. Работы над ним начались в 2009 году, и пока закончен только эскиз, первый же полет ожидается не ранее 2025 года. Теперь, по всей вероятности, ПАК ДА будет вовсе убран «под сукно», считает Фельгенгауэр: «Стало понятно, что современный тяжелый бомбардировщик не по зубам РФ, а реанимировать Ту‑160 еще можно. Это не достижение, а беда. Все нынешнее перевооружение – это попытка оптимизации советского наследия, доведения до ума проектов 40‑летней давности. Даже это не всегда удается из-за банальной нехватки деталей, компонентов».
В классе истребителей ситуация чуть лучше: четвертое поколение представлено Су‑27, пятое – разрабатываемым ПАК ФА (Су‑57). Впрочем, этого самолета де-факто пока нет: с 2010 года идут тестовые полеты, старт серийного производства неоднократно откладывался. Не раз дорожала и стоимость программы – еще в 2010 году она оценивалась в 60 млрд рублей. «Эта история будет тянуться долго – даже в США прототипы аналогичных истребителей летали 20 лет, чтобы стать боевыми машинами, – прогнозирует Фельгенгауэр. – Скорее всего, у нас получится модифицированный Су‑27, не имеющий отношения к пятому поколению: нет двигателя, обеспечивающего крейсерский сверхзвук, не налажено производство необходимых радаров, высока инфракрасная заметность. Единственный козырь ПАК ФА – высокая маневренность, но это имеет значение только в близких воздушных боях, которые уходят в прошлое».
Военно-транспортные самолеты также требуют обновления. Тяжелый Ан‑124 («Руслан») производился в Киеве и Ульяновске до 2004 года, но уже к концу 2000‑х ресурс имеющихся машин был истощен. В 2006 году перезапустить производство пыталась российско-украинская комиссия «В. А. Ющенко – В. В. Путин», в 2008‑м – Объединенная авиастроительная корпорация, в 2013‑м – ульяновский завод «Авиастар-СП»: все так и осталось намерениями. Не реализованы и проекты «транспортников», родившиеся на рубеже веков в КБ Ильюшина – Ил‑112 и Ил‑276: формально они не забыты, но строительство отложено на вторую половину 2020‑х. Все, что пока удалось, – провести модернизацию самолета 70‑х годов Ил‑76, объявленного новой моделью Ил‑476.
«По каждому классу военной авиации отставание нарастает, – констатирует Лукашевич. – Сохраняются проблемы с двигателями, авионикой. Даже шасси и тумблеры на приборной доске теперь иностранные. Авиационную промышленность надо воссоздавать чуть ли не с заклепок. Но предприятия в плачевном положении. Например, в КБ Туполева не смогли самостоятельно оцифровать документацию по Ту‑160 – пришлось привлекать ряд заводов по всей стране». Между тем сирийская кампания указала на явные недостатки российских ВВС, указывает Пухов: «Наше вооружение, спроектированное в советское время под глобальную войну, оказалось недостаточно точным, чтобы прицельно попадать в маленький джип с группой террористов. По-прежнему не можем работать по движущимся целям».
Ненужная ракета
Еще более курьезной в последние годы выглядит ситуация с космонавтикой: хотя Дмитрий Рогозин обещал основать российскую базу на Луне до 2030 года, очевидно, что эти обещания несбыточны. Для полета на Луну требуется сверхтяжелая ракета-носитель, которую в начале 2010‑х планировалось создать на базе тяжелой «Ангары-А5». Но и она пока далека от готовности: единственный пробный запуск был выполнен в 2014 году.
«После пяти запусков показатель безопасности достигает 0,999, но если пускать раз в два года, то на испытания уйдет 10 лет, – рассуждает Лукашевич. – Для сравнения: в СССР на этапе летно-конструкторских испытаний «Протоны» запускали по 7–8 раз в год. А для пилотируемого полета к Луне надежность должна быть 0,9997 – то есть требуется еще больше пусков. Вот и считайте, успеем ли мы к 2030 году. При этом идеологически «Ангара» – ракета даже не вчерашнего, а позавчерашнего дня. Она изначально была политическим, мертворожденным проектом, созданным в 90‑е годы, чтобы производить запуски с космодрома «Плесецк», показав независимость РФ от «Байконура». Коммерческих перспектив у нее не было изначально и тем более нет сейчас, когда появились дешевые китайские носители и Falcon 9 от «SpaceX». Весной этого года появилась информация, что Россия приступает к разработке новой ракеты – «Феникс», на которой в будущем и предстоит отправиться к Луне. «Ангару» же, по сути, бросят на полпути.
Та же история и с многострадальным космодромом «Восточный». На этапе строительства в 2007–2016 годах он стал, пожалуй, чемпионом по количеству скандалов. Коррупционные схемы, нарушения технологий и требований безопасности не раз попадали в фокус СМИ и общественных организаций. К моменту открытия космодрома прокуратура насчитала 35 уголовных дел по нарушениям и хищениям на «Восточном», а сумма судебных исков о взыскании с генподрядчика строительства ФГУП «Дальспецстрой» превысила 5 млрд рублей. Наконец в апреле 2016 года ракета «Союз» в присутствии Владимира Путина и высших чиновников отправилась на орбиту с нового космодрома. С тех пор прошло полтора года – больше пусков не было.
«В 2007 году Путин сказал: нам нужен космодром! – вспоминает Лукашевич. – Все понимали, что он совершенно не нужен, но ни у кого не хватило смелости сказать. Взяли под козырек, планируя, что это будет космодром под новую ракету и новый корабль. Постепенно выяснилось, что ни того, ни другого не предвидится, а передвигать обозначенные президентом сроки снова никто не решился. В конце концов построили лишь один стартовый комплекс – отказались от аэродрома, взлетной полосы, все ушло в некую «вторую очередь». Сделали, выдохнули – и забыли. Гораздо дешевле и логичнее арендовать дальше «Байконур», чем достраивать «Восточный». Космодром превратился в чемодан без ручки – и нести тяжело, и бросить жалко».
С учетом нынешнего экономического и технического потенциала РФ ни один из космических проектов может быть вовсе не доведен до конца, опасается эксперт. «Ракеты «Русь», «Ямал», «Ангара», «Феникс», корабли «Заря», «Клиппер», «Федерация»… – перечисляет он. – Сколько уже было проектов – не перечесть. Складывается впечатление, что нашей космонавтике нужен не результат в виде летающих ракет, а процесс в виде постоянных разработок. Мы попали в петлю времени: открываются работы, выделяются деньги – на выходе имеем чертежи, которые чиновники возят по авиасалонам, страшно ими гордятся, а потом сливают в корзину. Это просто распил бюджетных денег под видом НИОКР».
Ни кораблей, ни танков
Со своей стороны, не справляются с темпами программы перевооружения и верфи. Корабелы не раз удостаивались критики от Владимира Путина. «Неоправданно затягивается строительство и передача ВМФ целого ряда атомных подводных лодок и надводных кораблей», сетовал он в 2013 году, призывая «мобилизоваться». В 2017‑м проблема по-прежнему актуальна: в марте замминистра обороны Юрий Борисов сообщил, что Амурский завод на два года просрочил сдачу корвета «Совершенный» (строится с 2006 года), а «Алмаз Антей» может сорвать поставки фрегатов «Адмирал Горшков» и «Адмирал Макаров».
Как отмечают собеседники «Делового еженедельника «Профиль», реанимировать верфи не помогло даже объединение под началом государственной Объединенной судостроительной корпорации (в этом году отмечающей 10‑летие): не случайно в последние годы Минобороны предпочитает привлекать к военным заказам не входящие в корпорацию завод «Пелла» и холдинг «Ак Барс». «После окончания холодной войны кораблестроение во всем мире переживает не лучшие времена – заказов мало, верфи простаивают, – комментирует Руслан Пухов. – В России общие проблемы, накладываясь на фактор неэффективного менеджмента, усугубляются – как говорится, пока толстый сохнет, тонкий сдохнет».
В то же время у адмиралов далеко идущие планы. К 2022 году ВМФ рассчитывает получить первый вертолетоносец, в 2023–2025 годах – эсминец «Лидер». Также планируется запустить производство атомных подлодок серии «Хаски» и возобновить выпуск десантных судов на воздушной подушке типа «Зубр». В 2020 году должен завершиться ремонт авианесущего крейсера «Адмирал Кузнецов» за 40 млрд руб., а к 2030‑му – построен авианосец «Шторм» за 150 млрд.
«Минобороны до последнего будет держаться за эти планы, но пока и эсминец построить нереалистично, не говоря уже об авианосце, – говорит военный эксперт Александр Храмчихин. – Раньше 2025 года строительство точно не начнется. Вообще, исходя из экономических реалий, о кораблях океанской зоны лучше не думать – достаточно обойтись подлодками. Российский флот нуждается в кораблях меньшего размера – фрегатах, корветах, но нуждается остро. Особенно тяжелое положение на Тихоокеанском флоте, которого мы рискуем просто лишиться в 2020-х годах».
Что касается вооружения сухопутных войск, то проблемы и накладки в этой сфере реже становятся публичными: техника в целом проще, ее можно «штамповать» десятками, в том числе продавая в страны третьего мира. В то же время прорывных разработок для артиллерии и танковых частей у отечественного ОПК тоже немного, и с самыми известными из них – гусеничными платформами «Армата» и «Курганец» – не все благополучно.
Так, главное, чем пока «прославился» танк «Армата» (Т‑14), – заглох на Красной площади во время генеральной репетиции парада Победы в 2015 году. Непонятно, пойдет ли этот танк вообще на конвейер – серийное производство на «Уралвагонзаводе» так и не началось. «Распиаренная «Армата» – концепт-кар для салонов, танкисты от него не в восторге, и нет никакой уверенности, что он когда-либо станет боевой машиной, – поясняет Павел Фельгенгауэр. – В современных войнах он бесполезный и к тому же дико дорогой. Пока в войска массово поступают модернизированные советские Т‑72 и Т‑80. Делают и Т‑90 в минимальном количестве, чтобы линия продолжала работать».
БМП «Курганец» уже несколько лет не может преодолеть стадию госиспытаний. Серийное производство машины планировалось запустить в нынешнем году, но в начале ноября стало известно, что разработчик платформы Курганский машиностроительный завод вступил в судебные тяжбы с Минобороны, и дальнейшие работы по программе оказались под угрозой срыва.
Тупик автаркии
Проблем добавили и санкции. Наиболее тяжелым оказался разрыв сотрудничества с предприятиями Украины: связи с ними, созданные в рамках советской системы промкооперации, держались десятилетиями. Хрестоматийными примерами стали двигатели для вертолетов, закупавшиеся на запорожском предприятии «Мотор Сич» (их выпуск удалось наладить на Климовском заводе под Петербургом, но в недостаточных объемах), и газотурбинные установки для фрегатов и сторожевых кораблей «Зоря-Машпроекта» из Николаева (серийное производство аналогов на заводе в Рыбинске может быть запущено к 2019 году, пока же готовые корабли простаивают).
Сказалась и размолвка с Западом. «К 2014 году доля иностранных комплектующих в наших вооружениях достигала 90%, – вспоминает Фельгенгауэр. – В США закупали продукцию двойного назначения на $1,5 млрд в год – это и микросхемы, и спецстали, и пластики. Многое давала Западная Европа: французы делали военные спутники, немцы – корабельные двигатели. Наладить аналогичное производство в России с нуля практически невозможно. Вообще курс на импортозамещение – иными словами, на автаркию – это путь в никуда. На выходе мы получаем устаревшие системы, которые объявляют новыми. Идет мощная пропаганда, что они лучшие в мире, но это не соответствует действительности. Вообще идея с перевооружением армии в 2010–2011 годах была здравая: тогда хотели массированно закупать на Западе лицензии, компоненты и за счет этого произвести технологический рывок. Но из-за Крыма все накрылось. Теперь мы уперлись в то, что советский задел весь вышел. Что делать, чтобы не отстать окончательно? Да и понимают ли российские заказчики, что вообще нужно для войны? Это тоже неочевидная вещь. Наших офицеров не посылают учиться в зарубежные академии, чтобы их там не завербовало ЦРУ».
В этих условиях дальнейшее увеличение военных расходов не приведет к модернизации, а лишь увеличит процент «распилов», сетует Вадим Лукашевич: «Пока ни в один год ГПВ‑2020 не была выполнена в полном объеме – то есть вопрос не в недостатке средств, а в состоянии промышленности. Если залить в нее больше денег, ничего не изменится. Вместо этого необходимо навести финансовую, исполнительскую дисциплину – по крайней мере, доводить проекты до «железа». Не довел – отвечай за растрату средств. «Ангара» не нужна? А кто принимал решение о ее проектировании? Если бы люди понимали, что за каждую подпись с них спросят, была бы совсем другая эффективность. Понятно, что у нас везде воруют, но уж, казалось бы, в вопросах обороны государство должно включать контроль».
Траты на ОПК следует сокращать, причем срочно, настаивает Руслан Пухов: «Несмотря на все заявления, что мы глобальная держава, очевидно, что наши интересы сжались до постсоветского пространства. Здесь мы стопроцентный гегемон и можем «кошмарить» всех даже тем оружием, которое есть сейчас. А продолжать перевооружение, втягиваясь в гонку с США, Китаем, – гибельный путь. Если слишком широко шагать – порвешь штаны».
«В нынешнем темпе Россия может просто исчезнуть с карты мира через несколько лет, надорвавшись от непосильных военных расходов, – согласен Фельгенгауэр. – СССР тоже имел геополитические интересы: в Никарагуа, Эфиопии, Афганистане, Анголе. Везде воевали, везде гибли наши люди. Конец известен».
При участии Марии Сластенниковой.