Как во все времена, так и сегодня размышления на исторические темы корректируются интересами дня. И в современном гражданском календаре 21 февраля не отмечено сколько-нибудь знаменательным событием. А ведь этот день определил жизнь страны на три века вперёд.
1613 год. Истерзанная Смутой Россия, пережив предательство бояр, призывавших на российский престол сомнительных самозванцев с поддельными метриками «рюриковичей», смирив кое-как разорительную вольницу казачества и произвол местной власти, наконец-то со Смутой покончила. 21 февраля 1613 года по старому стилю Земским собором с участием боярства, духовенства, купечества, представителей земель был избран на российский престол первый царь новой династии – 16-летний Михаил Романов. Затеянная боярами в поисках «удобного царя» Смута с переменчивой чехардой правителей за восемь лет привела страну в полное разорение. Вот и избрание на престол Михаила Романова было едва ли не очередной попыткой претендующих на реальную власть самовластных бояр и предводителей влиятельных социальных групп посадить на престол фигуру декоративную, управляемого юношу. Крепостные крестьяне и вольные, составлявшие бóльшую часть населения в государстве, представлены на Соборе, разумеется, не были. Итак, не без опаски, помня судьбу недавних предшественников, на престол взошёл Михаил Фёдорович Романов… Надо ли сегодня ворошить столь давнюю историю, тревожить, что называется, прах пёстрой череды Романовых на троне и рядом с троном? Мы же не властны над историей, она уже стала непоправимым фактом. Меняются только взгляды, оценки, подходы, трактовки, и на этом поле едва ли когда-нибудь воцарятся мир и согласие. Казалось бы, что нам даст напоминание о трёх столетиях единодержавия одной династии, власти одного дома, предполагающего наследование престола по кровному родству? Но мы же видим, как не случайно именно сегодня на пространстве исторического знания идёт борьба за умы, за место в истории, за определение исторических прав, до сих пор считающихся весомым аргументом в политических и территориальных спорах.
Наши отношения с историей можно определить в двух видах: изучение истории и ощущение себя в историческом пространстве. Как зарождается, формируется, становится чертой национального характера вот это ощущение себя в историческом пространстве? Это не удел и выбор только профессионалов историков или тех, кого именуют образованными людьми. Это сам уклад жизни, включающий в себя чёткое представление об иерархии ценностей, это наш национальный культурный фонд, включающий и созвучные нам богатства мировой культуры, и прежде всего – историческое знание. Периоды кратких правлений, как у Петра II или Павла I, или долгих, как у Екатерины II, или Николая I, описаны, изучены. Составляющие этого почти хаотического движения первых лиц на троне, когда случай и произвол поднимали не помышлявших о престоле или, напротив, затаённо к нему рвавшихся, дают ли возможность проследить в правлении Романовых если не единое, то хотя бы характерное общее? Но что общего между правителями, снискавшими славу государственников, расширявших и укреплявших империю, Петром I, Екатериной II, Николаем I и, к примеру, Александром III? Думаю, немного. Ну, разве что высокомерие по отношению к своим подданным, отданным в качестве средства достижения целей, важных для царствующего дома, лицемерно в нужную минуту выдаваемых за национальные интересы, впрочем, иногда действительно совпадающих с интересами нации. Что же было устойчивой и самой характерной чертой трёхсотлетнего царствования дома Романовых от Михаила первого до Николая последнего? Ответ очевиден: Россией правили крепостники, рабовладельцы. Именно они поддерживали трон, кого угодно на троне, лишь бы сохранить за собой право владеть живой собственностью. Государи, та же государыня Екатерина II, а следом за ней и Павел I, и Александр I, и даже Аракчеев с Николаем I, помышлявшие об отмене крепостного права, хорошенько подумав, понимали, чем это для них может обернуться. «Увижу ль, о друзья! народ неугнетённый и рабство, падшее по манию царя…» Ещё без малого 100 лет пришлось бы ждать исполнения своего желания поэту… Как так, разве не было отменено крепостное право в 1861 году? А как же Манифест «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей»? Но в самом манифесте прямо признавался произвол рабовладельцев: «Права помещиков были доныне обширны и не определены с точностью законом (!), место которого заступали предание, обычай и добрая воля помещиков». Во Франции – Великая революция, а в столичной газете православного государства – возвещение: «Продаётся каменный дом с мебелями, также пожилые мужчина и женщина и холмогорская корова с телёнком». В Америке завезённые из Африки негры получили свободу раньше, чем этой милости удостоился «российский живой товар» в доме Романовых. Что же даровал царь-освободитель, давший обет «обнимать Нашею Царскую любовью и попечением всех Наших подданных, всякого звания и состояния…»? Что даровал, в частности, мужичкам, как поэтически сказано в манифесте, «проводящим на поле борозду сохою и плугом»? Свободу государь даровал, гражданских прав «свободным сельским обывателям» не даровал, ну и землю, чтобы было где провести борозду сохою или плугом, тоже не даровал. Отменено, по сути дела, только рабство. Трудно представить, и вспоминают об этом неохотно, но ещё в середине XIX века в России шла торговля людьми. Да, отменено было рабовладение. Вчерашние рабы в Древней Греции и Риме получали статус вольноотпущенников, а в доме Романовых вчерашние рабы до перевода на выкуп земли стали временнообязанными. Понадобился бунт, «бессмысленный и беспощадный», понадобилось сжечь 15% помещичьих усадеб, понадобилась Первая русская революция, чтобы в 1906 году крестьянство получило гражданские права, и были наконец отменены выкупные платежи за землю, трижды к тому времени оплаченную покорными и обведёнными вокруг благородного пальца серенькими мужичками. В 1861 году было отменено рабовладение, а с крепостным правом расстались только в 1906-м. Пышно отпраздновав в течение 1911–1913 годов 300-летие своего благодетельного царствования в России, получив уверения всех своих верноподданных в любви и преданности, династия за три-четыре года сошла с исторического подиума. Казалось в ходе юбилея, «и несть царствию их конца», а оказалось, что конец есть, и даже очень близкий. Как такое могло случиться? Прежде всего едва ли не всякая власть бывает ослеплена выражением, как ей кажется, преданности, в то время как в этой преданности больше консерватизма, политической инертности и покорности. Естественно, у столь значительных исторических событий со сменой не только династии, но и государственного строя не может быть одной-двух-трёх причин, тем более – чьей-то злой воли. Ещё задолго до падения дома Романовых государя предупреждали и консервативные, и либеральные, и монархически настроенные государственно мыслящие подданные о кризисе изжившего себя строя и неминуемых переменах, чреватых для династии непоправимыми последствиями. Достаточно вспомнить хотя бы письмо в январе 1902 года, направленное графом Львом Николаевичем Толстым лично Николаю II: «Любезный брат мой… Самодержавие есть форма правления отжившая, могущая соответствовать требованиям народа где-нибудь в центральной Африке, отделённой от всего мира, но не требованиям русского народа, который всё более и более просвещается общим всему миру просвещением…» Ничего не ответил 30-летний «любезный брат» 70-летнему графу, обрисовавшему со всей искренностью и мудростью кризис самодержавной формы правления, движение к катастрофе. Нараставшее народное неудовольствие, ощущавшееся в близких государю кругах, заставляло наиболее смелых и ответственных говорить о серьёзности положения дел, о надвигающейся опасности изнутри, о необходимости принятия мер, о роли Распутина, об ответственном перед Думой и обществом правительстве. Но в ответ следовало лишь: «Я это знаю». Итак, что же привело к падению дома Романовых? После 1861 года социальная адаптация класса землевладельцев, утративших всю полноту власти над вчерашними крепостными, к новым условиям рыночных, капиталистических отношений шла болезненно. Одновременно трон потерял опору в значительной части дворянского сословия, что очевидно. Но дом Романовых терял свой фундамент, расшатываясь и разваливаясь и изнутри. Достаточно вспомнить непримиримый разрыв отношений между родными сёстрами – императрицей Александрой Фёдоровной и женой великого князя Сергея Александровича Елизаветой Фёдоровной. По свидетельству Елизаветы Фёдоровны, после разговора о Распутине императрица «выгнала её, как собаку». Отчуждение двора и семьи Николая наглядно подтвердилось участием высшей знати в убийстве Григория Распутина… Как говорится, отдельная тема. И быть может, уже как апогей – явление великого князя Кирилла с красным бантиком на шинели во главе гвардейского флотского экипажа в марте 1917 присягать Временному правительству: «Разве я не испытывал гнёт старого режима?» На дворе уже XX век, а у нас всё ещё действует Уложение 1649 года, кодекс феодального права России, где выше всех законов стоит право монарха. Просвещённый абсолютизм? Неограниченная монархия? В письмах императрицы, помогавшей супругу управлять страной, формировать правительство и вести войну, гремит чуть не средневекового пошиба самовластье: повесь Гучкова, повесь Керенского, сдай недовольных студентов в солдаты, никакого им ответственного министерства, никаких уступок Думе!.. Неужели именно так, в традициях феодального права, понимали свою роль пребывавшие на троне? Старые скрепы дома Романовых потрескивают и расшатываются. Для их хотя бы временного укрепления нужна была «маленькая победоносная война». За этим дело не станет. Но исторический девиз русских войн «За веру, царя и Отечество» не сработал. Не только в злосчастной войне с Японией, но и в Первой мировой, именуемой и Отечественной, и Германской, как оказалось, вооружённые мужички ни за веру, ни за царя, ни за обширное отечество, не желающее поделиться землицей, воевать не хотели. Мистическое «обожание» царя, о котором с восторгом пишет своей матушке императрица Александра Фёдоровна, меркло. Не это ли свидетельство духовного перерождения народной массы? Процесс, разумеется, сложен, глубок, значителен, и в газетном очерке его не охватишь. Вера? Могла ли пошатнувшаяся вера быть опорой династии? В своём послании Священный синод уже 9 марта 1917 года благословил совершившийся переворот и призвал довериться Временному правительству и молиться за него. Вот так, вместо «помазанника Божия» – «прогрессивный блок» Гучков, Милюков, Керенский. Верили венценосные или нет в то, что Небесами им вручён народ-богоносец, народ вселенского душевного склада, великий в своей простоте, правде, смирении, всепрощении, готовый по гроб жизни служить дому Романовых? Разве они не видели, как народ христианский по преимуществу терял свой облик, подпадая под власть утробных, материальных интересов, в которых сам ли научил
ся или его учили видеть, как и все цивилизованные народы, единственную цель и смысл жизни? Понять это катастрофическое для существовавшего строя положение без знания событий предшествующих невозможно. Теперь мы понимаем связь событий 1904–1907 годов с событиями 1917 года, но почему же этого не видели те, на чьих глазах всё происходило? Есть события, не выдерживающие простых объяснений. В 1905 году на все лады говорили и в прессе, и с трибун о том, что революция устроена на «японские деньги». Разумеется, и революция 1917 года столь же достоверно устроена на деньги немецкие. Это тоже из «истории» для кухарок и приказчиков. Но вот что пишет в «Очерках русской смуты» генерал Деникин о развале русской армии весной 1917 года. «Последнее явление, впрочем, не было столь неожиданным, имея страшным и предостерегающим (отказ воевать «за веру, царя и Отечество». – М.К.) прообразом эпилог маньчжурской войны и последующие события в Москве, Кронштадте и Севастополе… Проехав по сибирскому пути в течение 31 дня (декабрь 1907-го) через целый ряд «республик» (!!! – М.К.) от Харбина до Петрограда, я составил себе ясное понятие о том, что можно ожидать от разнузданной, лишённой сдерживающих начал солдатской черни. И все тогдашние митинги, резолюции, советы и вообще все проявления военного бунта – с большой силой, в несравненно более широком масштабе, но с фотографической точностью повторились в 1917 году». И откуда только взялась у почтенного генерала эта «разнузданная солдатская чернь»? Сказанное генералом подтверждает множество свидетельств, в том числе и свидетельства фронтового врача и писателя Вересаева в записках о Японской войне и событиях, за ней последовавших. Японская война вскрыла глубокие болезни, поразившие и армию, и страну, и династию.
Видели власти предержащие, царь, дом Романовых пропасть, разверзшуюся между солдатами и офицерами, между армейским контингентом и гвардейским, между армией и её предводителями? Скорее всего, они не хотели видеть. Не хотели ни знать, ни видеть, какая армия и как (выкидывая офицеров из классных вагонов) возвращалась в Россию после оскорбительно проигранной войны. Возникло ли чувство ответственности за происходящее у властей предержащих? Чем ответил дом Романовых на переживаемый армией кризис, в том числе и психологический, после Японской войны? По свидетельству опять же Деникина (нет оснований ему не верить), «как следствие первой революции офицерский корпус почему-то был взят под особый надзор департамента полиции, и командирам полков периодически присылались чёрные списки, весь трагизм которых заключался в том, что оспаривать «неблагонадежность» было почти бесполезно, а производить своё, хотя бы негласное расследование не разрешалось». Армейское офицерство видело, как его положение отличается от положения привилегированных офицеров гвардии. Давняя рознь имела под собой серьёзные основания. Что выше – исторические традиции («наши предки Рим спасли») или личные достоинства? Придворный фаворитизм, определявший назначения старших начальников в гвардии, привёл к тому, что в ходе Германской войны гвардейские части несли наибольшие потери по причине некомпетентности титулованных военачальников. Бездарности оставались на местах, губили войска, проваливали операции. Кадровый состав убывал в ходе боёв, мобилизованные не отвечали необходимым профессиональным требованиям. Прежде чем перестать быть опорой трона, армия треснула изнутри, демократизируясь, с одной стороны, и сохраняя кастовую нетерпимость и архаическую классовую отчуждённость – с другой.
Отсюда и недоверие к власти. Стало быть, и здесь династия теряет опору. Надо ли после этого удивляться, как много генералов и старших офицеров в свой час придут на службу в Красную армию. Как не вспомнить детскую сказку о споре короля с солдатом и разрешение спора мудрым пастухом: «Из вас двоих важнее тот, кто без другого проживёт! Ты проживёшь без королей?» Солдат сказал: «Изволь!» – «А ты без армии своей?» – «Ну нет!» – сказал король». После того как, забыв о присяге, командующие фронтами потребовали от государя отречения, «король» оказался без армии. Не последнюю уж точно, а может быть, и решающую роль в печальной участи последнего российского императора сыграло его политическое одиночество. Сторонники монархии были сильны и активны, но и в их стане не было единства. Ярче всего это противостояние определили две крупнейшие фигуры последнего царствования – Витте и Столыпин, ставшие непримиримыми противниками. Каждый из них знаменовал своей государственной деятельностью на высших постах два направления развития государства, взгляд на его политическое, экономическое и социальное устройство и выход на уровень требований ХХ века. Один путь – реформ и постепенной демократизации хозяйственной деятельности и государственного устройства; именно Витте – автор Манифеста 1905 года, давшего России парламент. Второй путь – силовой, «штык-юнкерский», по слову Витте, путь Столыпина, дающий быстрый эффект, но, как показала практика, не имеющий реальной перспективы. Не в предмете разговора давать оценку и предпочтение одному из обозначенных двумя именами пути. Государь, не обладая достоинствами ни Витте, ни Столыпина, предал обоих. И снова, как говорится, с подачи императрицы, возревновавшей, не заслоняют ли эти, безусловно, большого масштаба личности персону её возлюбленного Ники. Семейное опять оказалось выше государственного. Ну что ж, политическое одиночество предшествовало падению и смерти и Бориса Годунова, и Петра III, и Павла I, и Александра II, и вполне закономерно – Николая II. Конец династии Романовых, конечно, трагичен. Но как не вспомнить первую знаменательную казнь по восшествии на престол первого из Романовых, Михаила. Среди претендентов на освободившийся русский престол Земский собор 1613 года формально рассматривал трёх кандидатов: польского (!) 18-летнего королевича Владислава, шведского (!) Карла Филиппа и Михаила Романова. Были также представители из рода Трубецких, Голицыных, Воротынских. И даже сын Марины Мнишек, прижитый от кого-то из Лжедмитриев и потому именуемый ворёнком, четырёх лет от роду Иван Дмитриевич имел реальные права на высшую власть. Гримасы престолонаследия! Молодому государю, основателю новой династии, подсказали (или сам додумался) убрать возможного претендента на московский престол. Публичное повешение ребёнка исключало возможность использовать его имя новыми самозванцами. Но откуда такая жестокость в отношении к членам династии 300 лет спустя? Для себя я нашёл ответ на этот горестный вопрос в рассказе, или небольшой повести, Михаила Булгакова «Ханский огонь». Революция, мужики жгут помещичью усадьбу. Дело повсеместное. Почему жгут? Почему не сохраняют для себя? И вот ответ: «А чтоб не было куда возвращаться!» Всё! Баста! Прощайте, господа, навсегда! Ни дна вам, ни покрышки. Может быть, так же безжалостно, как перед призраком возвращения Смуты, был мучительно удушен (верёвка оказалась толстой, а тельце – лёгким) ни в чём не повинный ребёнок, так же под корень рубили и ветвистое древо Романовых. Обращаясь к значительному пласту нашей истории в пределах газетной публикации, считал бы свою задачу выполненной, если бы сумел привлечь внимание читателей к 300-летию дома Романовых как к историческому событию, имеющему как закономерное начало, так и закономерный конец. Возможно, разбуженные календарной датой, что называется, размышления вслух, кого-то подтолкнут и к собственному осмыслению важнейшего и интереснейшего пласта нашей истории, а кому-то просто помогут ощутить себя в пространстве нашей истории. Почему бы не сохранить дату по старому или по новому стилю восшествия на престол 300 лет правившего Россией царского дома Романовых?