Мы решили точно узнать, где в России по-настоящему заканчивается работа и начинается отдых. И с этой целью отправились автостопом из Москвы в Севастополь. По дороге все пугали нас обилием придурков, но мы ни одного не встретили. А встретили поселковую молодежь, хранящую алкогольные традиции дедов, рокеров-трезвенников, продавщицу-актрису, странного Адама и странного Странника. Рыбака, который с самого начала все знал, себя и кого-то еще
В семь утра тридцатилетний москвич, фотограф Вася Ильинский хотел искупаться в Борисовских прудах на юге столицы. Не искупался: прямо сейчас ехать автостопом в Крым — куда девать мокрые плавательные шорты? Да и вода разве тут чистая? Решил потерпеть.
За МКАД у трассы «Дон» магазин «Лидер. Все для дачи». Слева на двери зеленая надпись «Открыто», справа тут же красная — «Закрыто».
— Они за границу летят, а прививки животным не делают, —бурчит ветинспектор Александр, увозя нас прочь от Москвы. Он после смены в аэропорту Домодедово едет домой, в город Озеры. —А должна быть собака вакцинирована, хоть умри!.. Вы что, так прямо в Крым? Не доедете. Никто вам не остановит.
— Почему? — удивляюсь.
— Придурков на дороге много.
Трасса «Дон» у поворота на Липецк. Тут нас высадили, а новая машина не ловится. Второй час стопим в пыли.
— Там у обочины сидели два тракториста, — ноет Вася. — А мы не сфотографировали, проехали мимо…
Полдень, жара. В латке позади жареная кукуруза, жареный мед на столике перед торговкой, жареный асфальт. Один рыбак у Борисовских прудов сказал, что не расстроится, если ничего не поймает: все равно отдохнет. Нас такой расклад не устраивает.
— Какие красивые подсолнухи. Но в них никого нет, — продолжает ныть Вася. — Надо, чтобы в них кто-то был.
— Черная кошка, белый кот?
— Нет. Два тракториста!
С мягкой подушкой
— Вы прямо так в Крым?! — пухлый менеджер Антон в синей боксерке везет пустую «Газельку» домой в Воронеж и нас по пути. — А вы не боитесь, молодого человека по башке тюкнут?
— Зачем? —удивляюсь.
— Придурков на дороге много!
В Воронежском водохранилище бирюзовая вода, над ним розоватое небо. На набережной две девочки в юбках колокольчиком нежно смеются друг другу.
— Она моя самая лучшая подружка! — говорит восьмиклассница Соня.
— Нет, это ты моя самая-самая лучшая подружка! — спорит восьмиклассница Настя.
— А как вы отдыхаете? — спрашиваю.
— Мы любим вместе гулять… — говорит Соня. — Болтать… И покушать!!! И еще
побыть до-о-о-ма, в обнимку с мягкой поду-у-ушечкой. Ой, вы мне так понравились! — внезапно решает она. — Можно я вас обниму?
На прогулочный кораблик длинная очередь из девушек в мини-юбках и мини-шортах. Распущенные волосы, маленькие сумочки на цепочках, экстренно высокие каблуки. На палубе две семейных пары с детьми… И ни одного свободного мужчины. Кораблик трогается. Пятеро девушек в белых маечках, подкрасив тут же ресницы и губы, принимаются фотографировать друг друга, подставляя встречному ветру волосы и все остальное. Потом начинают делать селфи. Видят Васю с большим профессиональным фотоаппаратом, шепчутся и вдруг начинают хором петь: «Даже если вам немного за тридцать! Есть надежда выйти замуж за принца!»
— Вы не могли бы, — робко просит Вася, — мне не позировать?
— Не-е-ет! — отчаянно пищат девушки. — Мы не в состоя-а-а-а-ни-и-иии!!!
Этой ночью Васе Ильинскому приснилось, что ему перерезают горло. Потом — что мы ехали с Антоном в машине и разбились. А потом еще что-то настолько страшное, что не стал рассказывать; говорит, не запомнил.
На заборчике
У сельпо в Новоперсиановке, Ростовская область, четыре курицы клюют песок. Два гуся сидят в песке. Муравьи ползут, справа налево.
— Отдыхают у нас вечером у клуба, — говорит завскладом Витя. — Но я б на вашем месте, неместный, туда не ходил.
Советует Витя одно, а делает почему-то другое. Он сажает нас в свою лихую «шестерку» и везет показывать клуб.
— Жалко, сейчас не суббота, — говорит Вит, и достает из-под руля бутылку пива, отхлебывает. Ему 26, у него тут работа, дом, жена и маленький сын. — Я бы вам показал, как правильно пить!
— А как правильно? — мне интересно.
— В меру.
— В меру — это сколько?
— Смотря сколько лет и какой у кого организм.
— Допустим, у нас мужчина, которому двадцать шесть.
— Тут палка о двух концах! —не дает себя поймать Витя. — Если ему завтра ехать на работу, то он может выпить бутылочку пива, ноль пять. А может не пить.
— Ага.
— Но если ему не ехать, — Витя улыбается своим мыслям, — то тут в зависимости от того, какой организм. Организм человека может выпить бутылку водки сам. А может выпить шесть бутылок сам. Это смотря какой организм.
— То есть, — уточняю, — от одной бутылки до шести.
— Но здесь, — не сдается Витя, — есть тонкость тоже! Я сужу по всем тем местам, где я был. Ростов, Шахты, Новочеркасск, Аксай, Рассвет, Азов. А тут, в Новоперсиановке, я уже больше двух лет не знаю, сколько тут нужно выпить…
Витя выглядывает в окошко, высматривает кого-то на дороге.
— В разных поселках нужно выпить по-разному? — не отстаю от него.
— Естественно. Года два назад тут пили водку, пластмассовые стаканчики двухсотграммовые, полные! Если не можешь ты его выпить — тогда ты, блин, не в нашей компании, как говорится. Вон там, — он показывает на клуб, — стоят те, кому по 27 лет. А вон там, — показывает на футбольное поле, — кому 20–21. Им-то, конечно, хочется общаться с теми, кто постарше. Чтобы, как сказать… Перенять опыт. Оп!.. Моя жена, *****! — вдруг подскакивает Витя. — В магазин вышла. Тикаем!!!
Он заводит мотор и уезжает по пыльной дороге.
— Поселок — проклятое место, тут все спиваются! — вздыхает Женя, поигрывает мускулатурой груди, держа в руках шлем от своего кроссового мотоцикла. Он приехал сюда на лето из Сочи. Жалуется, что весь высох, хотя три раза в день пьет протеин.
Пацаны снисходительно слушают. Сидим на лавочке под акациями. Справа большая детская площадка и на ней, с мамами и бабушками, дюжина маленьких детей. На огромной лужайке у клуба парни гоняют в футбол.
— Шкура вчера вообще в тапок упилася! — обсуждают пацаны.
— А ты вообще в соплю был готовый!
— А что вчера было? — спрашиваю.
Задумались.
— Встретились здеся, — говорит самый вежливый. — Стояли. Кто пил, кто не пил, выпивал. И поехали кататься на машине. Неинтересно стало, и я пересел на капот. Потом перебрался на крышу. Четыре человека нас так катались.
— Зачем?!
— Не знаю! В поиске дозы адреналина. И страховаться нельзя. Тогда в сознании будет уже, что ты пристегнут. И если падать будешь — ты не упадешь. А без страховки ты будешь думать, что упадешь. И упадешь. Ничего не поможет. Так более… Интересней. Понимаете?
Очень спокойный парень смотрит молча.
— Вы тоже на капоте катались? — спрашиваю.
— А я водитель, я за рулем был. Сидел, музыку слушал. Радио играло, «Европа плюс».
— Те, кто катались, вам так доверяют?
— Да.
И все как один смотрят на меня так же спокойно.
— Как, — спрашиваю, — лучше всего отдохнуть?
— Поспать.
С футбольного поля все перешли «на заборчик». Это перед клубом. Приехали две машины, открыли двери, врубили музон. Потом подтянулись девчонки, и все перешли «на бревно», за клуб.
У Дианы над ресницами идеальные стрелки, как у Одри Хепберн, и от нее сильно пахнет приятным парфюмом.
— Что у нас интересного… — тонким голосом говорит Диана. — На капоте катаются, это у нас частенечко. Мотоциклы тоже у многих. У нас есть молодой человек, который просто взял и сам собрал себе мотоцикл. Очень жаль, что вас не было на первое или девятое мая. Или на Пасху. Мы все праздники встречаем вместе, собираемся здесь. Первого и девятого мая нас тут реально человек пятьдесят стоит. Начиная от детей и до взрослых совсем, гуляют все. И на Новый год тоже всем поселком собираемся. Как у всей нормальной молодежи, конечно же, драки у нас случаются. Частенечко так. Наверное, самая впечатляющая драка была на первое мая. Суть проблемы до сих пор неизвестна. Тогда все попередрались, я немножко была участницей тоже.
— Как?!
— Ну… Вообще, я не знаю, — Диана принимается рассматривать свой идеальный красный маникюр. — Я стояла вдалеке. Вижу, какой-то кипеж, интересно ж подойти. Мальчики у нас разбираются сами. Но тут девочка полезла вступаться за своего молодого человека, и другой мальчик начал на нее кИдаться. Ну, я естественно… в плане нейтралитета! Типа, ребята, давайте жить дружно. Начала их разнимать, и тут мне прилетело немножко. Ну и я начала кИдаться, и меня начали оттаскивать. Это первое мая было. А девятое прошло без происшествий. Тут у нас вообще довольно-таки интересно. Я поступаю на юридический в Ростов-на-Дону, и там постоянный шум, гам… А приезжаешь сюда — тишина такая. Просто понимаешь, что это твое. Вот реально твое. Мы здесь дружно живем, и нам это нравится! Если кому-то нужна помощь, то придут, знаешь, не два человека, а все десять. Вон там мои одноклассницы, нас три девочки выпустились в этом году из одиннадцатого класса. Не потому что остальные мальчики, а просто: три девочки, и все, это весь класс. Вот, а место встречи в поселке у нас всегда здесь.
— Почему именно здесь?
— Так принято. У меня брату старшему 28, и он тут всегда был. И еще мои родители, когда нас не было, выходили гулять сюда. Бабушки у многих, дедушки тоже гуляли здесь. Это у нас традиция.
По дороге проезжает «шестерка», набитая людьми. Очень веселые, машут в открытые окна, возвращаются с ночной рыбалки. В Новоперсиановке живут 2172 человека, есть стадион, детский сад, дом культуры, зимний спортзал. В том конце пруд. И в этом тоже пруд. И газ провели.
Симпатичная девушка с прямыми волосами ниже плеч приветливо протягивает тонкую длинную руку.
— Всего доброго! — говорит. — Хорошей вам дороги.
Это, оказалось, Шкура, которая вчера «упилася в тапок». Вообще, случайно выяснилось, пьянку сегодня не планировали, вчера ж только оттянулись. Но Витя подумал, мы хотим увидеть, как тут отдыхают. Кликнул ребят. А те кликнули Рыжего, а Рыжий кликнул остальных.
В бане
Ночь, поле, крупные звезды. У поворота на Новоперсиановку трасса без фонарей. До Ростова-на-Дону тридцать километров, но машин почти нет, а тем, что есть, нас не видно, проносятся мимо, не успевают затормозить. Рядом заправка, кафе открыто, Вася садится выпить пива на пластиковый стул.
Из коридора медленно выплывает рыжеватая приземистая продавщица. Приосанившись, опирается на прилавок кулаком правой руки. И произносит:
— Вы в бане общественной нашей бывали?
Вася удивлен. А она продолжает:
— Так там у клиента одежду украли! Осталась лишь кепка. Он грех свой прикрыл. И к дому, сердечный, тихонько поплыл. Навстречу, нос к носу, девица-краса, — продавщица вздергивает подбородок. — Игриво хохочет и строит глаза, — буравит Васю взглядом. — «Сдавайся, несчастный! А ну, руки вверх!» Как поднял он руки — закончился смех.
Она делает артистичную паузу.
— За то предлагаю бокалы поднять, — громко, торжественно говорит наконец. — Что кепку его продолжало держать!
Вася ошарашен.
— Дай бог! — повторяет продавщица еще громче, проговаривая каждый слог так, чтобы Вася понял. — Между ног — крепкого здоровья! Тост! Такой! Есть!!!
— А-а-а…
— А-а-а-а!!! — передразнивает она. — У меня тут дальнобой регулярно сидит. Они: «Люся, давай про водку!» Это они стих один любят, про водку. А иногда песни им пою. Вот! — объявляет Люся. И поет томно, глубоко: «Ну что ж ты не идешь, моя любовь?»
— Вот! — повторяет она, уведя песню в декрещендо. Гордо разворачивается и уходит обратно в коридор.
Слышен короткий скрип, потом грохот. Вася упал со стула.
У фонтана
Наутро после приключений в Ростовской области Вася выдохнул и надел вместо плотных джинсов свои большие красные плавательные шорты. С таким Васей и отправились. Выехать из Ростова было трудно: поймать того, кому в нашу сторону, нелегко — все едут куда-то недалеко. Чем ближе к центру населенных пунктов, тем сложнее для стоппера. Кое-как, четырьмя машинами, выбрались на трассу.
— Как вы вообще тут оказались?! — спрашивает большой мужчина с чубом и короткой бородой, подобрав нас на обочине. — Ничего, сейчас я вас куда надо довезу.
Привез нас на автостанцию в центр поселка Кущевка. Она, как известно, обитель казаков, порядка и православных традиций. Сил снова вырываться на большую трассу не было. Остались тут.
У центральной площади Кущевки «Доска позора». На ней восемь фотографий приусадебных участков, заросших сорняками, подписаны адреса. Позор, похоже, хозяевам, игнорирующим прополку. Непьющий рокер Гриша прячет сигарету. Он увидел, что подходит патруль: пятеро одетых в форму казаков. Центральная площадь — общественное место, и здесь нельзя курить. Зато тут большая сцена под крышей, по выходным выступают местные группы, а вечером здесь удобно собираться с друзьями.
Гриша играет на гитаре, быстро, витиевато. Но справа доносится громогласное:
— Та-та-та, та-та-та-там, та-та, та-та-дам!
Это поющий разноцветный фонтан. Он играет «хиты классической музыки» в попсовой обработке. На этот раз музыку из передачи «В мире животных». Вокруг фонтана стоят рядами молодые и пожилые пары, женщины с детьми. Стоят и смотрят, как в театре.
— Хочу взорвать этот фонтан! Как можно находиться рядом с этой цветовой блевотной феерией? — скрипит Гриша. Но не уходит. Гитару почти не слышно, но он продолжает играть.
На несколько секунд «В мире животных» замолкает. Гришу становится слышно, и он торжествует. Но вот снова вступает фонтан. Друзья, усевшись кружком на полу сцены, слушают.
— Фонтан всегда играет, когда вы здесь? — спрашиваю.
— Почти, — говорит Артем, пухлощекий, с козлиной бородкой. — Мы тут конфликтуем. Иногда, — добавляет злорадно, — у них винда глючит.
— Тебе нравится так отдыхать?
— Ну не знаю… — смущается Артем. — Вот сейчас со мной в кои-то веки кто-то говорит. Кто-то мной интересуется. Возможно, даже искусственно, но все равно приятно!
— Нет, — смущаюсь и я. — Не искусственно…
— Ну, это твоя работа.
— Но я же люблю свою работу.
— Ну, правды я все равно не узнаю! Так что будем исходить из того, что есть! К тому же я описал тебе свою точку зрения, что мне и так приятно!!!
Артем совсем засмущался и отошел за сцену курить.
Когда фонтан замолк совсем, кущевские рокеры расселись вокруг недопитой бутылки кока-колы. Заиграли, запели хором:
— И вновь продолжается бой! И сердцу тревожно в груди! И Ленин — такой молодой! И юный Октябрь впереди!
А в кущевском парке листва, темно, хоть совсем не гляди, и голова Ленина там из гипса, с обрубком груди.
В Керчи
— Нет, — решительно сказал Вася. — Надо поснимать вечерних девиц.
Но не поснимал. Поздний вечер, завтра рано вставать, и такая усталость, можно до Севастополя потерпеть. Мы проехали Краснодарский край. У переправы в порту Кавказ не обнаружили очереди из машин, только большую стоянку вокруг палаток с кассами и залами ожидания, заполненную едва ли на четверть. Гаишник подсадил нас в автобус, автобус довез до парома. Полчаса. Потом маршрутка. И вот мы в Керчи. По главной пешеходной улице толпами ходят хмельные туристы.
В центре Керчи сворачиваешь между причалами на заросшую травой неприметную тропинку — и выходишь на маленький потайной пляж. Его специально оставили, чтобы местные жители могли искупаться тут, а не ехать автобусом на официальный городской. Утоптанная площадка, бетонная лесенка опускается в прозрачно-бирюзовую воду. Десять утра, и вокруг еще загорают керчане, в основном пожилые.
— Керчь — интереснейший древний город! — с достоинством говорит Ирина Борисовна. У нее шоколадный загар, розовый вырви-глаз раздельный купальничек и волосы ярчайший блонд. — Вы уже видели нашу крепость Ени-Кале?
Она ловко оборачивается в большое полотенце и достает из сумочки белоснежное кружевное белье.
— Надо, — тон Ирины Борисовны не подра-зумевает возражений, — обязательно ее посмотреть! А вы уже поднимались на нашу Митридатскую лестницу?
Изящно изгибаясь, Ирина Борисовна как-то умудряется поменять купальничек на белье и принимается надевать белые обтягивающие брючки.
— Пожалуйста, — просит Ирина Борисовна, сворачивая трубочкой розовые плавки, — меня снимать не надо.
Бирюзовая вода плещется о бетон. И тут Вася, впервые за все путешествие, твердо решает искупаться и ныряет.
В тебе
Под Севастополем, на маяке, между деревьями развешаны яркие платки с буддистскими символами и с изображениями бога Ганеши. На земле потертый ковер. На ковре — девушка с неоновыми ногтями.
— Вы хотите поговорить? — улыбается. — Тогда вам лучше к Адаму! Его палатка на краю лагеря, в «Райском саду».
Палаточный лагерь обложен подушками и коврами, увешан гамаками и ловцами снов. Справа — родник для мытья, дальше по тропинке — родник для питья. В конце узкой тропинки, прямо в лесу, — клумбы с цветами, ограда из веревок и тонких стволов бамбука, надпись «Райский сад». Адама мы там не нашли.
С большого камня над тропинкой свешивается бородатая голова.
— Поднимайтесь! — приглашает. И мы карабкаемся вверх на скалу, а там палатка, спрятанная в траве. У бородатой головы всклокоченные волосы, морщины, большая залысина. Хитрые голубые глаза и сухое тело в синем, подчеркивающим цвет глаз. Мужчина смотрит серьезно, а улыбается мило.
— Скажите нам, где начинается отдых? — спрашиваю. Мы долго ехали, очень устали. Цель нашего путешествия — отыскать ответ, но мы его, кажется, до сих пор не нашли. Даже Адама в райском саду нет. В наших глазах мольба.
— Хорошо, — говорит мужчина с бородой и в синем. — Ты знаешь, слова имеют большое значение. Попробуй заменить слово «работа» словом «труд»?
— Работа — это когда отдаешь свое время…
— Кому-то. А труд?
— Труд — это когда делаешь что-то полезное.
— Для себя.
— Да?
— А то! — мужчина смеется. — Работа — от слова «рабство»! А это значит, ты подневолен, привязан к кому-то. А когда ты трудишься, ты не напрягаешься. Чтобы выловить рыбку из пруда, надо что? Потрудиться. Но не поработать!
— А где же тогда будет отдых?
— А отдых будет — в тебе! Мне нужно, наверное, просто представиться, — предлагает мужчина.
— Давайте.
— Странник. Человек, идущий по жизни и рассказывающий истории, ведущие к истине.
— Вы так круглый год странствуете? — удивляюсь.
— Да! У меня нет ничего своего. Все, что у меня есть, — вот эта палатка. И вообще все дали люди, в благодарность за мои истории. Солнышко, я сейчас! — оборачивается Странник и сюсюкает внутрь палатки. Там внутри уткнулась в угол, чтобы спрятать лицо, беременная женщина, месяце на седьмом, некрасивая, но совсем молодая.
— Хорошо! — Странник переходит к решительному разговору. — Ответим, пожалуйста. Цель твоей жизни?
— Трудно, — говорю, — прямо так сразу.
— Зачем мы живем? — наседает Странник. — Про все предметы мы знаем, зачем они. Вот автомобиль — чтобы ездить. Про каждую деталь в нем мы знаем, зачем она нужна. Точно так же органы нашего тела. А человек зачем?
Пауза. Вася ерзает. И вдруг с жаром говорит:
— Нет, а вот можно, пожалуйста, вы мне скажите! Солнце светит, чтобы деревья росли, или деревья растут, потому что солнце светит?! По поводу смысла жизни…
И начинается долгий разговор про солнце, реальность и какую-то «альность», пока все не забыли, что мы должны были ответить на прямой вопрос про то, в чем наш смысл.
В палатке справа, говорят, живут веганы-сыроеды. Чуть поближе к центру лагеря — йоги. На подушках под деревом яркая компания сидит кружком. Девушка режет зеленое яблоко, каждому дает по дольке. Потом мужчина с потертым лицом берет у нее нож и начинает резать пластиковую бутылку.
Четыре раза мы ходили искать Адама, и на четвертый он оказался на месте. Оказалось, это мужчина лет сорока, симпатичный. Его семья неподалеку, в Севастополе, но он от нее ушел и теперь живет тут. А его котенка зовут Ева.
На Борисовских прудах
Поздним вечером тридцатилетний москвич, фотограф Вася Ильинский, вернулся из Крыма в столицу. И там его девушка подарила ему синие плавательные трусы. Вася решил тут же искупаться в Борисовских прудах. Но… Было как-то холодно. Да и поздно уже, скоро стемнеет. Не искупался, решил потерпеть. Вместо этого он весь вечер думал: почему, как только приезжаешь из Крыма, наступает обычная жизнь? И вспоминал, как в день нашего отъезда на Борисовских прудах, в семь утра, стоял обычный рыбак Валера и ловил карася. Валера всю жизнь проработал водителем, а теперь он пенсионер и охранник в большом магазине.
— Каждые выходные в четыре утра я уже тут, — сказал нам Валера. — Светает рано. Клюет. Даже раки водятся — первый признак того, что вода очень чистая, купаться тут хорошо. Рыбалка — дело такое. Это подумать. Мыслей полно… Что не сделано, что сделано, что можно сделать. Кого обидел, кому лишнее слово хорошее не сказал.
Валера задумался, посмотрел на воду.
— Жена говорит: чокнутый, чокнутый. Но альпинисты — они тоже чокнутые! И парашютисты чокнутые. Все чокнутые, кто при своем любимом деле. Надо просто знать. Любой отдых — это ты должен понимать, что ты делаешь. Если ты не понимаешь, что ты делаешь, — то и не отдохнешь.