2016‑й — определенно год Юлии Высоцкой. Ее последняя киноработа — драма «Рай» Андрея Кончаловского — стала триумфатором Венецианского фестиваля. Сама Юлия получила очередную премию ТЭФИ как лучшая ведущая утренних программ. Ее проект «Едим дома» пополнился новыми направлениями. При этом у нее всегда есть время на семью, отдых и, конечно, вкусный ужин.
Не знаю, повезло мне или нет, но в первый раз я его посмотрела еще в монтажной, в версии rough cut («сырой монтаж». — Прим. ред.). Поэтому примерно понимала, что мы будем показывать в Венеции. Другое дело, что кино трансформируется и изменяется в зависимости от того, кто, с каким настроем и в каких обстоятельствах его смотрит. Но мне не было страшно, я просто испытывала приятное волнение. Вот если бы мне пришлось перед всеми этими людьми проходить пробы, чтобы в этом фильме потом сниматься, — это было бы страшно, да.
Вы умеете оценивать собственное творчество?
Я достаточно самокритична и отношусь к тем артистам, которые тяжело переживают и звучание своего голоса, и экранное изображение. Думаю, что так многие люди реагируют. Я в этом смысле скорее нормальный человек, чем ненормальный. Мне это поначалу не очень легко дается. Потом проходит какое‑то время и становится проще. Но я все равно смотрю на себя экранную как на персонажа, а не как на результат своей работы, к которому нужно придираться.
Были какие‑то моменты в карьере, о которых вы жалеете?
Нет, не было. Все, где мне посчастливилось принимать участие, я очень люблю. Да и вообще, мне кажется, не стоит ни о чем жалеть. Опыт никогда не бывает —позитивным или негативным. Это просто опыт. Может, в жизни и бывает негативный опыт, но в том, что касается работы — ты всегда чему‑то учишься. Звучит занудно, но так оно и есть. Даже когда я страдала от чего‑то, когда не получалось — по прошествии времени все равно понимала, что именно я с этими страданиями приобрела.
А какими работами вы особенно гордитесь?
Мне дорог фильм «Дом дураков». Очень люблю картину «Лев зимой». Вот там, наверное, можно чем‑то гордиться. Тем, что я сыграла свою роль на английском и меня не дублировали, что меня утвердили сами продюсеры, без проб у режиссера. Но я, наверное, этим по‑настоящему гордилась лет пять-семь назад, а сейчас это уже не повод для гордости. Просто ступенька, которую я преодолела.
Когда снимаетесь у Кончаловского, бывает такое, что вы с ним в чем‑то категорически не согласны и отстаиваете свою точку зрения? Безусловно. И в кино, и в театре. Ну а как? Это же живой процесс. Если люди, работая с режиссером — не важно, с Кончаловским или нет, — все время соглашаются, то это дорога в никуда. Это не обязательно должен быть конфликт с истериками, но любой спор, в котором стороны отстаивают свое видение, — это всегда, как мне кажется, конструктивно. И если человек умный, он в состоянии услышать чужое мнение и не отрицать его только потому, что оно чужое. Все всегда что‑то Андрею Сергеевичу предлагают, всегда с чем‑то не соглашаются. Я в принципе мирно пытаюсь найти решение. Но есть артисты (особенно в театре), которые так спорят, что мама не горюй. Режиссеру достается по полной.
У вас в семье есть правило «Работу дома не обсуждать»?
Я не верю, когда говорят что‑то вроде «Мы зашли в дом, и работа осталась за дверью». Мы приходим домой с работой, засыпаем с работой и просыпаемся с работой. Мы пьем кофе и говорим о кино, о том, что было сделано вчера и что нужно сделать сегодня. Это бесконечный, неостанавливающийся процесс. Это то, что я очень люблю и хочу делать. И как мне кажется, как‑то умею делать. Почему я должна не говорить об этом?
Тогда расскажите про ваш проект «Едим дома» — он уже похож на небольшую кулинарную империю, у вас даже готовую кухню можно заказать. Вы планируете и дальше расширяться?
Дело в том, что это живая история. У нас не было какой‑то стратегии, когда тринадцать лет назад мы начинали снимать программу «Едим дома». Не было никаких замахов, только двадцать шесть минут эфира на канале НТВ в воскресенье утром. Поэтому я не могу сказать, что у меня есть детальный бизнес‑план развития проекта в ту или иную сторону. Все как‑то органично развивается. Не само, естественно, — мы прилагаем усилия, но не пытаемся за уши притянуть какую‑то идею и начать ее реализовывать. Но то, что проект разрастается, это правда. И это здорово. Это помогает жить — в прямом и переносном смысле — финансово поддерживает и энергию дает.
Но все эти направления надо контролировать. При этом вы играете в театре, снимаетесь в кино, у вас семья. Не хочется иногда сказать: «Горшочек, не вари»?
Это только звучит так — и кино, и театр, и бизнес... Все имеет свое место в пространстве и во времени, и оно не растянуто. Кино – это два месяца съемок плюс подготовка к ним, но не в режиме восемь часов каждый день. Театр — шесть спектаклей в месяц. В кулинарной студии то же самое, к тому же там со мной работает команда — одна я бы ничего не сделала.
А побездельничать любите?
Не могу сказать, что у меня какой‑то очень рациональный подход к своему расписанию да и к жизни вообще, но бездельничать я точно не могу, меня это в депрессию ввергает. Два-три дня могу в таком режиме провести, а потом все — смерть. Мне нужно что‑то делать, иначе я начинаю вешаться, а все вокруг — переживать и мечтать поскорее от меня избавиться, чтобы я куда-нибудь делась и чем‑то занялась.
Как тогда выглядит ваш идеальный отдых?
Он может быть разным. Продуктивным — например, очищающим, со спа-процедурами, правильным питанием, спортом. А может, наоборот, быть полный отрыв с друзьями, с разговорами до утра, прогулками, танцами и вкусной едой.
Сейчас модно «питатьcя осознанно» — считать калории и полезные элементы в продуктах, есть суперфуд, органическую еду. Вам близка эта история?
Я совершенно спокойно отношусь к суперфуду, ягодам годжи и всяким таким радостям. Я понимаю, что организм должен получать свою порцию витаминов и минералов, но также понимаю, что организму гораздо важнее получать свою порцию удовольствия. И мне повезло — я не нахожу удовольствия в чем‑то страшно вредном. То есть, если я захочу нарушить все правила, то не потянусь за бургером. Или даже за жареной картошкой.
А за чем потянетесь?
За пастой, хлебом, круассаном. И я не чувствую за этим какой‑то грех. Ну не могу я бесконечно есть полезную кашу по утрам. Если хочется овсянки, надо съесть овсянки. Но если я вдруг себе придумаю, что три дня буду есть только эту овсянку, все закончится тем, что я пойду ночью в холодильнике искать селедку.