З0 июля 2018 года в структуре Минобороны появилось Главное военно-политическое управление Вооруженных сил, а 21 сентября 2020 года президент РФ подписал указ, в соответствии с которым теперь и в войсках национальной гвардии будут созданы структуры для организации «военно-политической (политической) работы». Как будет функционировать система политруков в ХХI веке, мы пока не знаем. Зато можем вспомнить, как она работала в веке ХХ.
В октябре 1917 года Военно-революционный комитет при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов назначил военных комиссаров. Они должны были представлять в воинских частях партию большевиков и заставлять офицеров подчиняться приказам советской власти. Это казалось делом временным, а вышло иначе: институт политработников, рожденный в революционном 17-м, сохранялся в вооруженных силах всю советскую историю.
Создавая Красную армию, председатель Реввоенсовета республики и нарком по военным и морским делам Лев Троцкий занял принципиальную позицию: военными делами должны заниматься профессионалы, то есть кадровые офицеры. Он отдал им почти все высшие командные посты (из 20 командующих фронтами 17 были кадровыми офицерами, все начальники штабов — бывшие офицеры, из 100 командующих армиями 82 — в прошлом офицеры). Однако все эти назначения давались Троцкому с большим трудом: в большевистском руководстве «бывших» на дух не принимали. И в качестве «страховки» приставляли к ним надзирающих комиссаров, которые, в свою очередь, вызывали жесточайшую аллергию у профессиональных военных.
Первый главнокомандующий Вооруженными силами Советской России бывший полковник Иоаким Вацетис писал В. Ленину об оскорбительном недоверии к недавним офицерам: «Каждый комиссар, назначенный контролировать деятельность какого-нибудь отдела в штабе, имеет своим затаенным желанием поймать в контрреволюционности и предательстве какое-нибудь лицо генштаба... Такими замашками страдали жандармы старого режима, служебное повышение которых находилось в сильной степени в зависимости от того, сколько удастся раскрыть заговоров».
Обращение Вацетиса к вождю, впрочем, последствий не имело, а «революционная практика» сложилась сама собой: военкомы не доверяли бывшим офицерам и вмешивались в чисто военные дела, а приказы считались действительными только в том случае, если они подписаны еще и комиссаром. При этом некоторые политработники (как Климент Ворошилов, например) считали себя полководцами и обижались на то, что Троцкий предпочитает профессионалов. Обиженные Троцким неизменно находили поддержку у Сталина, который не верил «бывшим» паталогически. Со временем Сталин сделал Ворошилова (образование — два класса начальной школы) военным министром.
Сравнивают с попами
Если в период революции существование института военных комиссаров многим казалось оправданной мерой (новая власть не могла быть уверенной в абсолютной лояльности офицеров старой армии), то после окончания Гражданской войны контроль над армией со стороны комиссаров и особистов уже в среде «новых военных» начал вызывать вопросы. Доказавшие свою преданность пролетарскому делу красные командиры говорили о необходимости единоначалия и настаивали: двойное подчинение в воинском механизме невозможно. Сменивший Троцкого на посту военного министра Михаил Фрунзе тоже высоко ценил профессионализм. Он добивался жесткого соблюдения принципа единоначалия, отнимая у комиссаров их власть.
Аппаратные схватки продолжались вплоть до 12 мая 1927 года, когда большевистское политбюро приняло постановление «О политруководстве в Красной армии». С этого дня вместо комиссаров появились помощники командира по политической части. Хотя «на местах» с таким решением не все были согласны: политработники продолжали ощущать себя полноправными комиссарами и не желали подчиняться командирам.
Вместо боевой учебы сделали упор на политзанятия. Красноармейцы видели, что между рассказами политруков и реальной жизнью мало общего. В «Обзорах политического состояния СССР», которые составлялись информационным отделом ведомства госбезопасности, говорилось, что в армии политработников сравнивают с попами:
При царе нас опутывали законом Божьим в школах. Сейчас стали опутывать политруки, которые рисуют нам картины, что везде хорошо, а придешь домой — жрать нечего».
«Сигналы», впрочем, на существовании структуры никак не сказались — помполиты исправно трудились на идеологической ниве в войсках 10 последующих лет. А потом Сталин вернул институт комиссаров — в мае 1937 года, в разгар массового террора, жертвой которого стали опытные и образованные офицеры Красной армии. В такой ответственный период возрождение «комиссарской вертикали», видимо, не только выглядело уместным, но и полагалось необходимым — за настроениями людей требовался особый пригляд.
В конце ноября 1939 года началась война с Финляндией. Она продолжалась 105 дней. И это был весьма драматичный опыт. В апреле 1940 года в ЦК провели совещание начальствующего состава армии. Высказывались очень откровенно — наболело.
Военачальники жаловались на то, что волю и самостоятельность командира сковывает огромное количество проверяющих. Генерал-лейтенант Дмитрий Козлов, командир 1-го стрелкового корпуса, нарисовал типичную картину:
— Командир полка принимает решение, а у него сидят в качестве контроля: представитель из корпуса, представитель из органов особого отдела, представитель политуправления...
Военачальники жаловались на то, что офицеры приходят в войска неподготовленными:
— Особо следует сказать о политработниках. У нас много этих товарищей с очень низким уровнем военных знаний...
Избавить армию от особых отделов и политработников Сталин не хотел. Но и не прислушаться не мог: 12 августа 1940 года — с учетом опыта боев в Финляндии — он все же упразднил институт военных комиссаров. Командиры обрели чуть большую самостоятельность. Но политруки никуда не делись.
Причуды управления
Институт военных комиссаров вводился трижды — в 1918-м, 1937-м, а потом еще и в 1941-м, то есть в самые трудные годы. И отменялся столько же раз — в 1925-м, 1940-м и 1942-м, когда ситуация относительно стабилизировалась.
Когда комиссаров переводили в замполиты, менялось немногое. Политработники практически не зависели от командиров, у них была своя вертикаль подчинения. А вот продвижение по службе строевых офицеров зависело от мнения вышестоящих политработников. В результате командиры побаивались своих политработников.
В Гражданскую войну создали Революционные военные советы как коллективный орган управления войсками. И хотя коллегиально командовать невозможно, структура сохранялась. Военные советы сохранились и после Гражданской, а в Великую Отечественную члены военного совета армии или фронта держались с командующими на равных. Без их подписи приказы были недействительны, хотя члены военного совета — недавние партийные секретари — не имели представления о воинском искусстве.
В Великую Отечественную начальником Главного политического управления Красной армии и Военно-морского флота сделали партийного руководителя Москвы Александра Щербакова. Какими достижениями отметился? Известен, например, характерный эпизод с его участием. В ноябре 1942 года, в разгар ожесточенных боев за Сталинград, Щербаков выговаривал редактору главной военной газеты Давиду Ортенбергу:
— Почему «Красная звезда» не пишет о социалистическом соревновании на фронте? Ни одной статьи, ни одной заметки я не видел. Почему такое могучее средство воспитания и организации людей на фронте вы игнорируете?
Ортенберг ответил, что, по мнению работников «Красной звезды», попытки устроить социалистическое соревнование на фронте приносит только вред. Щербаков не согласился. Ортенберг обратился к Сталину:
«"Красная звезда" держит курс на то, что в частях действующих армий не может быть социалистического соревнования. Приказ командира должен исполняться точно и в срок. Между тем армейские, фронтовые и ряд центральных газет широко раздувают социалистическое соревнование на фронте, в том числе вокруг таких вопросов, как укрепление дисциплины, самоокапывание, взятие опорных пунктов и т.п.
Права редакция "Красной звезды" или местные газеты?»
Письмо вернулось с резолюцией Сталина:
«По-моему, права "Красная звезда", а фронтовые газеты не правы».
Редактор поехал к Щербакову. Тот ознакомился с резолюцией и сказал:
— Ну что же, так и будет...
И, разумеется, никакой реакции на то, что должен был отказаться от собственной точки зрения.
При этом стоит отметить: только в конце войны в спорах между членами военных советов и командующими Сталин становился на сторону командующих. Партработников много, а полководцев, способных командовать фронтами и побеждать, оказалось всего десятка полтора.
Рыжие бороды и кинжалы
Назначенный в 1955 году министром обороны маршал Георгий Жуков имел собственные представления о том, как нужно строить современную армию. Неграмотные в военном деле политработники ему мешали. Партийные секретари говорили Жукову: неужели ты не понимаешь, что армия — инструмент партии и важнее всего удерживать власть? А Жуков считал, что задача армии — защищать государство от внешнего врага.
Сокращая вооруженные силы, министр старался сохранить строевых командиров, увольняя тыловиков и политработников. Строевые офицеры целый день в поле на учениях, а политработники в клубе газеты читают, к лекции готовятся...
12 мая 1956 года Жуков подписал приказ «О состоянии воинской дисциплины в Советской армии и Военно-морском флоте и мерах по ее укреплению»:
«В армии так же, как и на флоте, совершается большое количество преступлений и чрезвычайных происшествий, из которых наиболее серьезную опасность представляют: случаи неповиновения командирам и особенно недопустимые в армии проявления оскорблений своих начальников; бесчинства военнослужащих по отношению к местному населению, дезертирство и самовольные отлучки военнослужащих, аварии и катастрофы автотранспорта, самолетов и кораблей. Широкие размеры в армии и на флоте получило пьянство среди военнослужащих, в том числе среди офицеров».
Министр потребовал запретить ужины и вечера с выпивками, прекратить продажу спиртных напитков в столовых и буфетах, в Домах офицеров и на территории военных городков. Жуков считал необходимым поддержать авторитет командира:
«Среди некоторой части офицеров и особенно офицеров-политработников имеют место неправильные настроения по вопросу о роли командира-единоначальника и даже выступления с критикой служебной деятельности командиров на партийных и комсомольских собраниях, на партийных конференциях. Такие выступления ведут к подрыву авторитета командиров-единоначальников, к снижению их требовательности к подчиненным, а следовательно, к ослаблению воинской дисциплины».
Начальник ГлавПУРа генерал-полковник Алексей Желтов жаловался на Жукова в ЦК — маршал недооценивает значение политорганов, политработа в армии по вине министра обороны принижена:
— Товарищ Жуков говорил, что политработникам рыжие бороды привесить и кинжалы дать, они всех бы командиров перерезали.
Такое отношение к политработникам сыграло свою роль, когда в октябре 1957 года на пленуме ЦК, посвященном партийно-политической работе в армии, Жукова убрали с поста министра. В зале сидели такие же политработники, только в штатском.
Маршал Рокоссовский и цензура
При Леониде Брежневе, который всю войну провел на политработе, Главное политуправление Советской армии и Военно-морского флота играло особую роль в духовной жизни страны. Доверенным лицом Брежнева в армии стал начальник ГлавПУРа генерал армии Алексей Епишев.
После войны Епишев был секретарем ЦК компартии Украины. В 1951 году, после ареста министра госбезопасности Виктора Абакумова, на Лубянке прошла чистка. Людей Абакумова сажали. Ключевую должность замминистра госбезопасности по кадрам занял Епишев. После смерти Сталина многих высших руководителей министерства наказали, и его отправили послом в Румынию, потом в Югославию. Зато при Брежневе — новое назначение.
Епишев демонстрировал особую жесткость в идеологических вопросах, ощущая себя главным комиссаром и блюстителем нравов. Он руководил ГлавПУРом при трех министрах обороны — Малиновском, Гречко и Устинове. Брежнев сделал его Героем Советского Союза и всячески подчеркивал доброе к нему расположение. Всякий раз, когда на секретариате ЦК обсуждался идеологический вопрос, председательствовавший задавал традиционный вопрос:
— А что думает ГлавПУР?
И внимательно выслушивал мнение Епишева.
Никогда еще военные политработники не играли такой роли в духовной жизни страны, как при нем. ГлавПУР работал на правах отдела ЦК, а фактически роль армейского политоргана стала даже большей — в споре с другими отделами ЦК верх брал Епишев.
Какие же его заслуги остались в памяти сегодня? Перечень не сильно велик. Ну, к примеру, Епишев потребовал запретить издание фронтовых дневников Константина Симонова под названием «Сто суток войны. Памяти погибших в сорок первом». Мотивировка всесильного начальника ГлавПУРа: «Новая книга К. Симонова является глубоко ошибочной, недостойной советского писателя. Она может нанести серьезный вред патриотическому воспитанию нашей молодежи, искаженно показывая бессмертный подвиг нашего народа во имя защиты завоеваний Октября... Учитывая порочность записок Константина Симонова "Сто суток войны" и тот вред, который они могут принести, Главное политическое управление Советской армии и ВМФ считает, что издавать их нецелесообразно».
Или другой эпизод. Один из полководцев Победы маршал Константин Рокоссовский написал книгу воспоминаний «Солдатский долг». ГлавПУР ее искромсал. Как выразился адъютант Рокоссовского, когда рукопись дошла до ЦК, уже нечего было резать... Только после смерти маршала запрещенные главы опубликовал «Военно-исторический журнал».
А еще Епишев отменил практику, когда офицеры проходили службу поочередно то на командных, то на политических должностях: дескать, у каждого свой профиль. В результате офицеры-политработники фактически отстранялись от военного дела. И «профиль» был четко указан: политработники солдат не воспитывали, занимались идеологической обработкой. И, разумеется, контролировали каждый шаг командиров…
От редакции
После августовского путча 1991 года политорганы из армии незаметно исчезли. А теперь вот (не то чтоб пока очень заметно) вернулись. Окажутся ли они новыми по функциям и задачам или будут строиться «с учетом традиций» — увидим.
0
75.00
