Через три недели после того, как бизнесмен Андрей Каковкин был приговорен к трем годам тюрьмы, в России заработала онлайн-платформа «ЗаБизнес.рф», где предприниматели могут пожаловаться на давление силовиков. Таким образом, государство официально признало проблему силового давления на бизнес и попыталось предложить какой-то способ ее решения. В первые же сутки на платформу было загружено несколько десятков жалоб
Андрей Каковкин — первый из десяти бизнесменов, вернувшихся в Россию по «списку Титова». Его и других предпринимателей, бежавших из России от уголовных преследований, бизнес-омбсдумен Борис Титов заверил, что они смогут вернуться на родину и не отправиться в СИЗО прямо из аэропорта. После приговора, вынесенного Каковкину, вернувшимся и тем, кто собирался это сделать, стало не по себе.
— Отреагировали плохо. Очень, — говорит о реакции бизнесменов из «списка Титова» представитель бизнес-омбудсмена Дмитрий Григориади. — Но другого механизма нет. Если мы уйдем, то все — розыскники (разыскиваемые бизнесмены. — «РР») снова будут брошены. Надо быстрее внести правки в УПК, и тогда можно сворачивать удочки.
По распространенности преступлений против бизнеса Россия в 2018 году вошла в топ-5 стран мира. По данным PricewaterhouseCoopers, российские предприниматели чаще всего жалуются на незаконное присвоение активов и коррупцию.
Бывшего директора ростовского ООО «Торговый Дом “ГРИФ”» Андрея Каковкина в России давно ждали по обвинению в мошенничестве. В августе 2015 года его компания заняла у другой 10 миллионов рублей, которые якобы не собиралась возвращать. Деньги два года пролежали на арестованном банковском счете, а затем вернулись истцу. Но даже после этого дело не закрыли. После начала уголовного преследования Каковкин был вынужден уехать из России. Его сообщник Александр Баскаков в 2017 году получил шесть лет колонии строгого режима.
В феврале 2018-го Каковкин первым из «лондонского списка» вернулся в Россию. Его задержали прямо в аэропорту. Представителям Бориса Титова удалось добиться его освобождения. В августе дело Каковкина было закрыто, а в сентябре его снова возбудили. Расчет был простой: если закрыть дело, то приговор Баскакову придется отменить, его самого отпустить на свободу, а против посадивших его следователей возбудить дела. На это правоохранительные органы пойти не могли. В итоге Кировский районный суд Ростова-на-Дону признал Андрея Каковкина виновным и приговорил к трем годам колонии общего режима.
Адвокат бизнесмена Ольга Селихова отмечает, что в деле нет материала для уголовного преследования:
— С Андреем просто свели свои личные счеты, — говорит она.
— Потерпевшие. Группа компаний.
Дмитрий Григориади называет дело Каковкина стандартным коммерческим спором, в котором отсутствует ущерб, так как заем в 10 миллионов рублей был сразу же возвращен потерпевшему.
— Типичное дело в России — перевернуть гражданский спор с отсутствующим ущербом в уголовку и дать предпринимателю по полной, — говорит Григориади. — У нас нет «договорняков», и у нас борьба со всеми: с силовиками, со СМИ, с огромной толпой народа, которая нас критикует. Иногда становится непонятно, кому вообще все это надо. Но мы идем дальше. Борис Юрьевич обратился по делу Андрея Каковкина в Генпрокуратуру, подаем апелляцию. Но кто сказал, что будет легко?
Впрочем, Титов не обещал предпринимателям амнистии. Речь шла только о том, что они смогут защищать свои права в суде не из клетки, приговор же оставался за судьей.
Список Титова
В феврале 2018 года бизнес-омбудсмен Борис Титов прилетел в Великобританию — страну, до сих пор не выдавшую России ни одного обвиняемого в преступлениях. И потому такую популярную среди российских предпринимателей, у которых возникли проблемы с законом. Титов назначил встречу в центре российской культуры «Пушкинский дом». На нее пришли бывший владелец «Евросети» Евгений Чичваркин, бывший первый вице-президент «Роснефти» Анатолий Локтионов, бывший исполнительный директор Фонда борьбы с коррупцией Владимир Ашурков и много других бывших банкиров, бизнесменов и топ-менеджеров. Бывшими они стали после того, как им пришлось покинуть Россию в результате уголовных преследований. Некоторые из этих людей на протяжении десятилетий не могли вернуться в Россию.
— Несколько сотен наших сограждан сейчас находятся в подвисшем состоянии по всему миру, — объясняет Дмитрий Григориади. — Своим запретом на безарестный возврат страна подталкивает их получать политическое убежище. Борис Титов обратил внимание на тех, с кем раньше никто не работал, на самых бесправных — разыскиваемых предпринимателей. Их дела приостановлены. Возврат их связан только с арестом, а в приостановленное дело даже свою правду не приобщишь. Удаленно защищаться они не могут, сроки давности по делу не идут в связи с розыском. Следствие же с розыскниками не может общаться, тем более что-то гарантировать: его могут обвинить в коррупции. Это минус наших законов.
На встрече Титов говорил, что дела многих собравшихся уже не интересуют тех, кто их заводил. Эти дела «висят в воздухе», не продвигаясь вперед, но и не позволяя обвиняемым вернуться в Россию. Титов хотел решить эту проблему, с одной стороны, договорившись с властями, а с другой — убедив уехавших вернуться. Собравшимся он пообещал замолвить словечко в Кремле и поспособствовать исключению их имен из списков Интерпола. После официальной части омбудсмен провел ряд частных бесед с теми, кто хотел бы попасть в «список Титова». Для тех, кто не присутствовал на встрече, в шести странах открылись пункты по приему обращений.
Впрочем, для включения в список одного желания бизнесмена было недостаточно. Как объясняли в команде Титова, в список отбирали только тех, в чьих делах не было криминальной составляющей.
После встречи в Лондоне Титов отправил Путину список предпринимателей, которые хотели бы вернуться на родину. Титов предложил сменить для них заочный арест на подписку о невыезде или обязательную явку. Обвиняемые взамен должны были сообщить следователю свой адрес и пойти на сотрудничество со следствием. При этом общение с органами могло проходить даже онлайн.
Через три месяца омбудсмен уже лично встретился с президентом по этому поводу. Путин дал месяц главам силовых ведомств — Юрию Чайке, Александру Бастрыкину, Александру Бортникову и Владимиру Колокольцеву — на то, чтобы выработать «согласованные решения» на этот счет. Власти должны были дать бизнесменам гарантии, что по возвращении в Россию те не попадут в СИЗО.
Уже через три дня после встречи Титова с Путиным из СИЗО вышел один из фигурантов списка — Эрнест Ким, бывший гендиректор компании «Спецстройжилье-Групп».
По словам Дмитрия Григориади, сейчас в Россию вернулись десять беглых предпринимателей. Почему так мало? На большинство запросов омбудсмена силовые органы отвечают отказом.
— Процесс движется очень тяжело. Часто прокуратура говорит одно, а следствие — другое. Приходится собирать их позицию как пазл. Бывает, что с третьего раза получаем добро. Все дико сложно. На сегодня есть и другая статистика: много отмененных арестов, снятых розысков по людям, которые еще не вернулись. Очень сложный и долгий механизм снятия человека из списков Интерпола. Вроде зеленый свет дали, а человека не выпускают. Есть и те, у кого паспорта старые, надо переоформлять. Есть те, кто не хочет возвращаться в Россию, но просит нас разобраться. Еще пара человек скоро прилетит. Другие тоже хотят, но мы получаем много отказов от силовиков. Мы сейчас предложили механизмы с судебными залогами — надеемся, это поможет тем, кто в очереди на прилет. По многим заявителям удалось отбить часть обвинений, часть эпизодов. У защитников появился шанс. А некоторым отменили розыск, восстановили сроки давности, теперь есть шанс прекратить дело за давностью.
Портрет на фоне эпохи
Пензенский бизнесмен Алексей Шматко говорит, что «список Титова» придумал именно он. Сам Шматко тоже входит в список, но возвращаться на родину не собирается. В Лондоне он работает над новым стартапом и вот-вот получит британский паспорт. В список же он вошел, чтобы добиться прекращения уголовного дела.
— Я хочу, чтобы закрыли сфабрикованное дело. У меня семья здесь, ребенок пошел в школу здесь, младший ребенок родился здесь, работа здесь — что я там забыл?
Биография Алексея отражает все, что происходило со страной с начала 1990-х. Первые деньги он заработал в старших классах в 1989-м, по выходным упаковывая мочалки.
— Представляете, время такое было, мочалку нельзя было купить. У меня первая зарплата была — пачка рублевых, такая пачка денег! Сто рублей.
Осмотревшись, он предложил производителю мочалок делать для них этикетки — и стал изготавливать их дома на фотобумаге. Родители его поддерживали; они и сами создали один из первых кооперативов в своем городе. Потом он поступил в вуз на программиста.
— Я окончил вуз в 1999 году и параллельно летом занимался бизнесом. Это была простая схема: мы возили из Пензы и из Кузнецка железобетон в Москву и там продавали, я за неделю мог заработать 1000 долларов, это сумасшедшие деньги для меня были.
Окончив вуз, пошел работать. В «Газпром». Занимался метрологией… Люди думают, что «Газпром» — это жулики и мошенники, что они бюджеты там пилят; ничего подобного! Я просто измерял количество газа. И когда мне это надоело, я пошел работать, занялся своим бизнесом — строить котельные.
Собственно, недополученный НДС от строительства котельной как раз и фигурирует в уголовном деле Алексея. Но тогда до этого было еще далеко. Компания не только строила котельные, но и создавала программное обеспечение для дистанционного считывания показаний газовых счетчиков, работала с подрядчиком «Газпрома». Алексей Шматко утверждает, что обороты достигли 80 миллионов долларов, а причина уголовного преследования была в том, что он отказался разделить бизнес с высокопоставленными местными силовиками.
— В 2008 году меня пригласили на беседу и предложили «крышу». В Пензе в то время был криминал на криминале, там был уровень бандитского Петербурга. Я сказал, что подумаю, и уехал в Москву. Старался в Пензе не появляться. Зимой 2010 года в офис в Пензе пришли, положили всех на пол, как будто спецоперация против наркоторговцев. И после этого еще мне говорили, что если я буду платить, то меня не тронут, я cтану свидетелем по этому делу.
— Вы не согласились?
— Нет, конечно. А за что я буду платить! Я прекрасно знал, что просто буду как раб на них работать, и все.
Летом 2010-го его арестовали и отправили в СИЗО.
«Пятнадцать лет я был в розыске в Интерполе, меня арестовал Интерпол в Дубае, я бежал из тюрьмы в Дубае и перебрался по нелегальным документам в Лондон, там получил политическое убежище, еще десять лет прожил в Лондоне. И в 2018 году я узнал, что Титов прилетает»
— Как раз были лесные пожары 2010 года, дышать нельзя, просто ад был. Кормежка никакая, я там похудел на 20 килограммов за два месяца. Заключенные относились друг другу хорошо, а администрация меня там регулярно избивала.
— Как вам удалось выйти?
— Очень просто. Заплатили денег заинтересованным лицам, так сказать. И меня выпустили с условным сроком. В середине августа я вышел.
Выйдя, Шматко стал писать письма во все инстанции, чтобы добиться пересмотра дела, а в 2011-м уехал из России. Вылетев из страны, по его собственным словам, по поддельному абхазскому паспорту, на Кипре он купил поддельный латвийский — и с ним улетел в Лондон.
— Бизнес загибается, — говорит Шматко. — Он не может существовать в России.
— Каких оборотов должен достигнуть бизнес, чтобы им заинтересовались?
— У нас губернатор знаете как выявлял новых богатых в Пензе? Раз в год ему на стол ложился список всех, кто купил машины дороже двух миллионов. И к ним приходили. А я как раз купил машину за три.
Силовики и адвокаты
Адвокату Сергею Мирзоеву приходится защищать предпринимателей в том числе и от силовых структур. Настроение, которое владеет людьми в бизнесе, он описывает как настороженность и недоверие.
— Главное — это отношения с правоохранительными органами. А кроме правоохранительных еще налоговые органы, с моей точки зрения, занимают все больше и больше места во взаимоотношениях с бизнесом, в смысле давления. Предполагается, что все налогоплательщики намеренно стремятся уклониться от уплаты налогов.
— Предполагается, что все налогоплательщики — преступники?
— Налоговые преступники, совершенно верно. Такая установка существует и в сознании всех работников налоговых инспекций, и в сознании всех полицейских, которые по своему направлению работы должны рассматривать материалы, поступающие от налоговых инспекторов. Эта установка утверждается с каждым годом.
Другая проблема — уровень подготовки следственных органов, который, по словам адвоката, постоянно падает.
— Еще пять лет назад любой оперативник или следователь, которому поручено произвести обыск, ни под каким видом не приглашал бы в качестве понятых сотрудников того предприятия, куда они пришли с обыском. Сейчас это встречается все чаще. Элементарные ошибки, которых никогда раньше не допускали при проведении следственных действий. И когда мы входим в дело и читаем документы, то прежде всего собираем эти ошибки.
— Это помогает вам в защите?
— Конечно. Вот совсем недавно мы толком не успели жалобу подать прокурору, прокурор нам готовит бумагу — мы вашу жалобу сегодня рассмотрели и сегодня же вам даем ответ, что следователь сам признал один из протоколов обыска недопустимым доказательством.
По мнению Мирзоева, в силовых структурах остается все меньше следователей, которые разбираются в экономике, бухгалтерии и коммерческих отношениях, а в судах — все меньше судей, понимающих, что такое документ первичного бухгалтерского учета.
— Это очень важно в делах, где есть корысть: например, статья 159 — мошенничество, 150 — растрата; очень важно понимать, как зафиксирована, допустим, растрата. И выясняется, что судья просто не знает, что такое документы первичного бухгалтерского учета! А это не все подряд документы. То есть не все может быть прямым доказательством как вины, так и невиновности. У сотрудников суда и правоохранительных органов устаревшие представления, они давно отжили свое. Следователю, прокурору, суду невозможно доказать иногда, что хозяйственная операция, соглашение, контракт являются достаточным основанием для того, чтобы человек расходовал свои деньги и деньги организации. У суда, у прокурора в этом случае подход только один: эти деньги сворованы.
Еще одна проблема, по словам адвоката, в том, что в Уголовном кодексе нет ни одного акта, который разделял бы понятия законных и незаконных дел.
— То есть в этом смысле Уголовный кодекс на сто лет опоздал! Устарел. Верховный суд давным-давно имел возможность разъяснить эти пределы, и это ровно его функция, если в законе невозможно прочитать ничего внятно.
— И почему он не разъяснил?
— Не знаю. Наверное, для того, чтобы обеспечить кормовую базу правоохранительным органам. Я, наверное, не прав. Но это предположение напрашивается из-за того, что на протяжении многих лет не существует точных критериев оценки сделок как уголовных, преступных — или сделок, которые являются сделками, предусмотренными гражданским правом.
— Дело Каковкина как раз в этой части?
— Ну да, и это тоже. Или вот, допустим, взять Петрова, основателя «Рольфа», — это абсолютно эффективный менеджер, эффективный акционер, он смог построить большой бизнес, и офшор, учрежденный им, получил какую-то часть имущества, которое принадлежало «Рольфу» в России. И сейчас сама юридическая операция по переводу средств «Рольфа» на офшор рассматривается как мошенничество. Хотя это не так.
— Вы видите какой-то выход из ситуации?
— Нет. Я, в принципе будучи оптимистом, здесь не вижу никакой возможности. Притом что законодательный орган не формирует никакую базу для того, чтобы отделить свободу предпринимательства от постоянных нападок правоохранительных органов.
Экономические преступления
Летом этого года ВЦИОМ опросила 500 бизнесменов на предмет того, как им работается в России. 71% предпринимателей назвал условия неблагоприятными для бизнеса, а 51% отметил, что ждет ухудшения ситуации в ближайшие пять лет. В числе причин сложившейся ситуации 72% назвали коррупцию, 62% — работу судов и незащищенность собственности и еще столько же — работу органов надзора и контроля. 41% среди вероятных рисков отметил проблемы с силовыми структурами, 25% указали рейдерство.
В 2018 году в России был побит рекорд по росту числа приговоров по экономическим преступлениям. Такую статистику опубликовал судебный департамент Верховного суда. За год судьи вынесли более 7,7 тысяч решений. Для сравнения: в 2017 году приговоров было 6,4 тысячи — на 20% меньше. И это притом, что вообще-то в 2018 году число осужденных по всем статьям УК в стране сократилось почти на 30 тысяч (около 4%). По большинству категорий шел спад, кроме трех — в их числе и экономические статьи. Впрочем, это было даже ожидаемо: начиная с 2013 года число осужденных за экономические преступления стабильно растет.
При этом не все области бизнеса одинаково криминализованы. По словам управляющего партнера адвокатского бюро «Матюшенко и партнеры» Антона Матюшенко, чаще других внимание правоохранительных органов привлекают сферы, в которых используются деньги государства — например, строительство:
— Как правило, в строительстве задействованы бюджетные средства, компании начинают их обрабатывать, выводят на свои подконтрольные компании, завышают объемы или заменяют материалы более дешевыми. Таким образом происходят хищения бюджетных средств. Сейчас все эти мегастройки на слуху: то подготовка к Олимпиаде, то чемпионат мира по футболу, то космодром Восточный, крымские стройки — хищений много, и все повторяется.
Экономические преступления в России квалифицируют статьи 169–200 Уголовного кодекса. Они контролируют фиктивное банкротство, уклонение от уплаты налогов, отмывание доходов, а также производство и оборот нелегальных денег и алкоголя. Кроме экономических статей, за ведение бизнеса могут обвинить и по другим пунктам. Так, например, предпринимателей нередко судят за мошенничество или присвоение и растрату. За мошенничество в 2018 году было осуждено 22,6 тысячи человек, за растрату — 7,2 тысячи. В обоих случаях цифра немного снизилась по сравнению с 2017 годом.
По 198-й и 199-й «налоговым статьям» УК в 2018 году было осуждено 566 человек. Правда, в статистику попали далеко не все заведенные дела. Чтобы не доводить дело до приговора, предприниматели могут возместить налоговую задолженность до решения суда, рассказывает Антон Матюшенко:
— Уголовным законодательством у нас предусмотрено право на прекращение уголовного преследования в случае возмещения недоимок государству. Довольно часто предприниматели как раз пользуются этим, чтобы избежать уголовной ответственности, и возмещают большие суммы. Возмещают до вынесения приговора. Это возможно сделать на любой стадии — как на стадии предварительного расследования, так и на стадии судебного следствия. Можно даже, когда налоговая просто предъявляет претензии.
Возвращенцы
Возвращение на родину для фигурантов «списка Титова» — при всех гарантиях и при всем содействии аппарата бизнес-омбудсмена — это большие риски и большие переживания. Но чаще всего у людей не остается других вариантов.
Предприниматель Алексей Кузнецов обвиняется в незаконной банковской деятельности. Его дело передано в суд, и он надеется на победу.
— Возвращаться было страшно, но вариант какой был? Прятаться до конца дней? Следствие как-то нужно было поворачивать в другую сторону или приходить к суду… Следствие нам не удалось повернуть никуда, потому что наши доказательства просто не принимали, даже не приобщали их к материалам уголовного дела. Здесь тоже были риски, но я все-таки верил. Это возможность защитить свое имя для предпринимателей, попавших под молоток коррупционной власти, которая за деньги готова возбуждать уголовные дела, убирать с рынка людей.
У Кузнецова были два маслозавода и сырзавод, предприятие по фасовке сахара, большой элеватор. Он продавал свою продукцию экспортерам, возделывал землю, выращивал подсолнечник. У него работало несколько сотен человек. После уголовного дела ничего из этого не осталось.
— Цель была какая? Уничтожить бизнес. Он уничтожен. Сейчас мы докажем, что была предпринимательская деятельность. И что она была только законная, что был товар. Меня оправдают. Но цель была уничтожить и убрать с рынка. Уничтожили и убрали.
Леонид Кураев вернулся из Майами, хотя, по его словам, в Майами у него все было хорошо. Дело против Кураева было заведено в 2013 году; статья — мошенничество в сфере предпринимательской деятельности. Следствие обвинило бизнесмена в хищении производственной линии с территории исправительной колонии в Калужской области. В том же году его амнистировали, а когда он уехал в США — объявили в международный розыск. В 2018 году Кураева включили в «список Титова», но после этого в деле произошел новый поворот.
— После того как это дошло до Калужской прокуратуры, — говорит Кураев, — они по-быстрому нашли мое дело, про которое все уже забыли, оно четыре года пролежало в архиве. Тут же калужский областной прокурор, который в свое время не стал подписывать закрытие дела по амнистии, инициировал назначение нового следователя для того, чтобы у этого следователя было основание объявить меня в Интерпол. Для этого нужно было сделать заочный арест. Они все это за два дня сделали и побежали объявлять меня в Интерпол. Я опять обратился к Борису Юрьевичу и говорю: «Борис Юрьевич, как говорится, хотели как лучше, а получилось как всегда». Он был в шоке от всего этого дела, пошел к первому лицу, президенту. Тогда был, кажется, Петербургский экономический форум. И, слава богу, попал туда, достучался. Первое лицо дало распоряжение (об этом вроде даже писали) генеральному прокурору, министру внутренних дел и начальнику Следственного комитета разобраться и так далее. В списке Титова на тот момент, кажется, 16 человек проходило, и с трех или четырех сразу был снят заочный арест, в том числе с меня. И потом с меня еще полгода снимали федеральный розыск, чтобы я мог беспрепятственно вернуться в страну и спокойно участвовать в следственных действиях.
Один из самых ярких представителей списка — Сергей Капчук — большую часть своей жизни провел в бегах.
— Как мне следователь сказал, «мы за вами пятнадцать лет гонялись, думаете, мы вас оправдаем?» А я для этого и приехал! Пятнадцать лет я был в розыске в Интерполе, меня арестовал Интерпол в Дубае, я бежал из тюрьмы в Дубае и перебрался по нелегальным документам в Лондон, там получил политическое убежище, еще десять лет прожил в Лондоне. В 2016 году Интерпол удалил мои данные из своей базы данных ввиду отсутствия состава преступления. У меня есть об этом документы — там разобрались, что никакого преступления не было, что мое преследование носит сфабрикованный характер. И в 2018 году я узнал, что Титов прилетает, у него такая инициатива есть. Я с ним вышел на связь, мы сначала встретились на общей встрече в Лондоне, потом договорились уже об индивидуальной встрече и один на один встретились на Пикадилли — позавтракали, все обсудили. Он сказал: «Я вас включаю в список», и вся эта история началась.
Капчук — бизнесмен и бывший депутат заксобрания Свердловской области, обвиненный в мошенничестве с приобретением квартиры в Москве за 2 миллиарда рублей. Вернувшись в Россию, он дал показания на чиновников из команды свердловского губернатора Эдуарда Росселя по делу о хищении элитной недвижимости, и администрацией занялась полиция. В Лондоне Капчук получил статус политического беженца. Но несмотря на это решил вернуться.
— Я проявил инициативу, потому что понимал, что это так или иначе должно будет решиться.
Возвращение было тревожным.
— Я не раз говорил с Титовым, и, по сути, он мне дал слово, что я не буду арестован. Я находился в российском посольстве в Хорватии, он сказал по телефону: «Веришь мне — лети». Я принял решение ему поверить, и он сдержал свое слово.
Я приехал одним из первых, была достаточно сырая ситуация, я еще три месяца находился в розыске — еще когда пересекал границу. У меня ни документов не было, ничего, затем я три месяца ждал, пока меня из розыска достанут. То есть, по сути, должен был быть арестован, но благодаря контролю Титова и его вмешательству — он два раза докладывал президенту обо мне — этого не случилось. Мне Титов действительно давал охрану и машину, и водителя, я жил на территории, которую контролировала его служба безопасности. Это все было на тот период, пока я был в розыске, жил в Москве до получения паспорта. Это был такой переходный период, когда меня, по сути, мог арестовать любой ППС, — я старался не выходить на улицу, даже просто погулять. Закончилось все тем, что я все-таки получил паспорт, был исключен из розыска и вылетел на следственные действия в Екатеринбург в свой день рождения.
— Ваша судимость уже погашена. Сохраняются ли еще какие-то угрозы?
— Знаете, у нас в России вообще лучше не спать, потому что можно проснуться уже в другом месте.
Но правда в том, что человек устает жить в положении преследуемого.
— Пятнадцать лет преследования и розыска бесследно не проходят, поэтому до полноценной жизни я еще не дожил, — замечает Сергей Капчук.
В конце концов, оказывается проще вернуться. И возвращение, при всех его рисках, для кого-то оказывается лучшим выходом, чем неизвестность.
Давление и рост
Знаменитый экономист Михаил Дмитриев, президент хозяйственного партнерства «Новый экономический рост», предсказывает России в 2020 году экономический рост. Он объясняет это уникальным стечением многих факторов, среди которых имеет значение и то, что бюджет наконец начнет тратить больше, и то, что исчерпается негативный эффект от повышения НДС, и сильное торможение инфляции.
При всей глобальности изучаемых экономистом вопросов и он не мог не заметить проблемы силового давления на бизнес:
— По моим личным наблюдениям, это мнение сейчас превалирует в деловых кругах, прежде всего в компаниях среднего размера. В том числе в компаниях, которые связаны с передовыми высокотехнологическими секторами, где наибольший потенциал неэнергосырьевого роста в России. Всюду, в общем, одна и та же реакция — они действуют в условиях растущей неопределенности, а неопределенность эта связана с рисками силового вмешательства в их деятельность.
«За пределами России явно сосредоточены большие активы, часть которых при более благоприятной экономической ситуации может быть реинвестирована в нашу страну. И, скорее всего, они таких возможностей ждут. Поэтому здесь очень важно подавать позитивные сигналы»
— То есть даже представители IT-индустрии не свободны от таких вторжений?
— Нет, они чувствуют себя очень напряженно.
Основным драйвером потенциального несырьевого экономического роста в России, замечает Дмитриев, является не малый, а средний бизнес, который способен инвестировать в больших объемах. А раз риски силового вмешательства воспринимаются как высокие, то снижается и готовность инвестировать.
— Значимы ли на этом фоне истории людей из лондонского списка? Влияют ли они на то, как воспринимается деловой климат в стране?
— Я думаю, что они значимы, потому что за пределами России явно сосредоточены большие активы, часть которых при более благоприятной экономической ситуации может быть реинвестирована в нашу страну. И, скорее всего, они таких возможностей ждут. Поэтому здесь очень важно подавать позитивные сигналы. Особенно с учетом того, что прямые иностранные инвестиции в российскую экономику находятся на очень низком уровне.
— И это будут какие-то другие люди? Бизнесмены, которые находятся за пределами списка?
— Кто это будет конкретно, не мне судить. Я вижу только, что зарубежные активы очень велики, поскольку у нас за последние два десятилетия был лишь один или два года, когда движение по счету капитала было положительным. То есть когда приток капитала в страну превышал его отток. И это означает, что происходило аккумулирование зарубежных активов.
P. S.
Месяц назад Генпрокуратура признала проблему бизнесменов, которые не могут вернуться из-за зависших дел, и решила дополнить УПК механизмом сделки по образу «лондонского списка». Это будет большой рывок в российском праве. Кремль согласился с этой идеей.
Международные рейтинги
Интересно, что в 2019 году Россия заняла 28-е место в международном рейтинге Всемирного банка Doing Business, поднявшись на три строчки по сравнению с прошлым годом. Это на 12 пунктов выше, чем три года назад. При этом в категории «уплата налогов» Россия находится значительно ниже своих конкурентов — на 58-м месте. Хуже дела обстоят только с международной торговлей (99-е место) и защитой миноритарных инвесторов (72-е). Рейтинг Doing Business оценивает, насколько просто в стране вести бизнес по таким категориям, как запуск стартапа, доступ к электричеству, получение разрешения на строительство, кредитование и другим.
Одновременно с этим в 2018 году Россия вошла в топ-5 мира по распространенности преступлений против бизнеса. По данным PricewaterhouseCoopers, российские предприниматели чаще всего жалуются на незаконное присвоение активов и коррупцию.
Реакция властей
Непростое положение предпринимателей в России понимают даже на высшем уровне. В июне, в ходе традиционной прямой линии, Владимир Путин заявил, что вместо домашнего ареста и подписки о невыезде для подозреваемых в экономических преступлениях стоит применять залог. Затем в сентябре на Восточном экономическом форуме президент сказал, что экономические статьи вообще нуждаются в либерализации. «Нет необходимости по экономическим статьям человека сажать за решетку», — подчеркнул Путин.
О том же говорил и Дмитрий Медведев, отчитываясь о деятельности правительства за 2018 год: «Помещать под стражу во время следствия по экономическим преступлениям можно лишь в качестве особой крайней меры, и вообще для бизнеса лишение свободы должно стать относительно редким наказанием. Гораздо эффективнее применять по таким составам крупные штрафы, административные санкции, возмещение убытков в гражданском процессе». Медведев пообещал разработать новый кодекс об административных правонарушениях, назвав действующий «устаревшим, тяжеловесным и трудным».
Элина Сидоренко, генеральный директор АНО «Платформа по работе с обращениями предпринимателей»
Предприниматели смогут подать свои обращения в одно из четырех правоохранительных ведомств субъекта — МВД, ФСБ, Следственный комитет и Генеральную прокуратуру. Все заявки будут рассматриваться непосредственно центральным аппаратом, поэтому случаи, когда на жалобу отвечает то же подразделение, которое предъявляет к предпринимателю претензии, будут исключены. Сначала обращение попадает к модераторам, которые выступают «визовым центром» — его задача помочь предпринимателям приложить пакет документов таким образом, чтобы их заявка не была отклонена по формальным признакам. Также предприниматель сможет направить обращение не только в правоохранительные органы, но и в общероссийские деловые объединения, бизнес-омбудсмену — для получения независимой экспертной оценки. Правоохранительные органы разработали свои регламенты работы с платформой. Максимальный срок ответа на обращение составляет 30 дней.