ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Дек. 6, 2023

О волнах интереса

- Мы договаривались об этом интервью с начала августа. Планировал побеседовать с вами к юбилею, Анатолий Михайлович...

- В последние годы ваши коллеги вспоминают обо мне только в связи с очередной круглой датой или же из-за какого-нибудь крупного ЧП с батискафом либо глубоководным аппаратом. Когда 18 июня 2023-го случилась трагедия на "Титане", который опускался к своему почти полному тезке "Титанику", но вместе с экипажем был раздавлен и разорван в клочья толщей воды, за два дня я дал по телефону почти шестьдесят комментариев различным СМИ.

Потом улетел в Калининград, однако и там встретили тем же. Телекамеры, звонки... Еле отбился.

Новая волна накатила перед днем рождения. Но тут у меня было железобетонное алиби, отказывал всем, объясняя, что лежу в больнице, где не до лирических воспоминаний.

Обычно журналистам хватает такого ответа, чтобы потерять интерес к несостоявшемуся собеседнику. Вы, правда, проявили настойчивость...

- Но и сейчас перед тем, как назначить встречу у себя дома, вы сказали: "Все идет к финалу". Говоря по совести, фраза не очень мне понравилась. Точнее, совсем не понравилась.

Что имелось в виду?

- Мое лечение заканчивается. Видите, нога пока закована, хожу с помощью палочки...

Люблю отдыхать в Светлогорске, это уже проверенный, накатанный вариант. Мне там нравится: два бассейна, где можно поплавать, рядом красивая набережная, чтобы гулять туда-сюда по балтийскому берегу. В прошлые поездки приобрел много друзей в Светлогорске, есть с кем встретиться, вечер провести. Даже выступал в "Янтарь-холле" с концертом авторской песни.

Словом, езжу туда с удовольствием, и обычно все протекало хорошо, а минувшим летом неожиданно подцепил в бассейне какую-то инфекцию. Воспалился большой палец на ноге, да так, что в итоге пришлось его ампутировать, проводить длительный курс лечения и реабилитации.

Сначала лежал в местной больнице, потом позвонил в Москву, и приятель-врач сказал, что нужно срочно возвращаться в столицу, поскольку дело может принять серьезный оборот. Так и получилось. У меня же еще диабет... Длинная история.

Давайте сменим тему, разговор о моих болячках вряд ли кому-то особо интересен.

В конце концов, мне восемьдесят пять лет, в свое время был мастером спорта по баскетболу, играл в высшей лиге чемпионата СССР, продолжал выходить на площадку за ветеранов до семидесяти пяти. Я много чего в жизни переделал, даже выступал в джазе с Жорой Гараняном. Знаете такого саксофониста?

- Ансамбль "Мелодия", советская версия оркестра Поля Мориа.

- Совершенно верно.

У меня нет музыкального образования, самостоятельно научился играть на ударных инструментах, потом на гитаре, контрабасе. По молодости пересекался с Гараняном на халтурах. В частности, в Московском авиационно-технологическом институте, где учился мой старший брат Валерий. Раньше МАТИ располагался на углу Петровки и Бульварного кольца. Удобное место. Вот там мы и зарабатывали денежку. Обычно платили по 10-15 рублей на вечер. Хорошая прибавка.

Гаранян так и остался музыкантом, а я ушел в науку.

Георгий умер в январе 2010 года. Я летел из Америки, и наш самолет совершил аварийную посадку на Азорах. Едва приземлились, пришла эсэмэска от Яны Чуриковой, телеведущей: скончался ваш друг, срочно приезжайте. Она не знала, что я находился в Штатах. Пока добирался до Москвы, Жору похоронили. Не успел с ним проститься...

О гибели "Титана"

- Почему вспомнили об этом? Живете долго?

- Нет, речь о другом. Хотел сказать, что никогда не сидел сложа руки, постоянно чем-то занимался. Конечно, основное мое дело - глубоководные исследования.

- Вы коснулись трагедии "Титана"...

- Во-первых, батискаф был сделан в обход всяких правил создания подобных аппаратов. Его нигде не сертифицировали, да и за строительством, в общем-то, никто не следил. Обычно такие штуки строят под контролем специальных сертификационных организаций. Скажем, в нашей стране есть отделение подводных технических средств при Российском морском регистре судоходства. Аналогичные структуры существуют по всему миру. В США - American Bureau of Shipping, в Великобритании - Lloyd s Register, имеющий "дочек" в других государствах Содружества. Во Франции с 1828 года работает Bureau Veritas. Ну и так далее. Можно долго перечислять: Норвегия, Япония, Китай...

Только эти регистры вправе сертифицировать любые глубоководные аппараты. Без подтверждающего документа они погружаться не могут. Когда мы с "Мирами" вышли на международную арену, первый вопрос был именно о свидетельстве. А у "Титана" такой бумаги не было, в компании OceanGate решили сэкономить. Тем более что погружения они совершали в международных водах, где подобные разрешения не требуются.

Правда, сперва надо было выйти в море, но эту формальность, полагаю, обошли, банально сунув взятку обслуживавшему судно портовому агенту, который обязан был проверить документацию и технические средства. Что такое 10-20 тысяч долларов для миллиардеров, заплативших по четверть миллиона за возможность нырнуть к "Титанику"? Копейки!

Погибший аппарат изначально был неграмотно сделан. Прочный корпус изготовили из углепластика, а это материал очень хрупкий. При малейшем нарушении разлетается в пыль, рассыпается на сотни осколков, как стекло при сильном ударе. Ничего в итоге не остается.

Для меня гибель "Титана" имеет и личную окраску. На борту находился мой близкий приятель.

- Кто?

- Пол-Хенри Наржоле, прекрасный подводник. Мы знали друг друга лет тридцать, и я звал его по первым буквам имени - Пи-Эйч. Второе прозвище - Мистер Титаник. Он тридцать семь раз опускался к затонувшему лайнеру. У меня пятьдесят семь погружений туда на аппаратах "Мир". У нас было заочное соревнование...

Пол-Хенри когда-то служил на французской подлодке, после увольнения из военно-морского флота пришел в IFREMER, научно-исследовательский институт эксплуатации моря, один из крупнейших в мире. У них были свои глубоководные аппараты. Потом Пи-Эйч работал с американцами, которые стали погружаться с туристами на дно океана. Особой популярностью пользовался маршрут к "Титанику".

Незадолго до гибели Пол-Хенри присылал мне мейл, писал, что опять собирается идти туда. Ему было семьдесят семь лет...

- Что заставляет людей рисковать жизнью? Тяга к рекордам? Вместе с вашим знакомым на "Титане" погиб британский бизнесмен и путешественник Хэмиш Хардинг, который стал третьим человеком на планете, сумевшим и слетать в космос, и опуститься на дно Марианской впадины...

- Но в этом случае рекордами не пахло: "Титаник" лежит на глубине 3800 метров. По океанским меркам - пустяк.

Трагедия случилась из-за банальной человеческой глупости и самонадеянности, а также технической безграмотности. В компании, владевшей "Титаном", раньше служил пилот, который прямо сказал, что рано или поздно этот аппарат схлопнется. Его уволили. И взяли Пола-Хенри...

- А вам приходилось когда-либо давать письменное согласие, что осведомлены о возможных рисках и готовы взять ответственность на себя?

- И сам такого не писал, и от других не требовал. Мы ни с кого не брали никаких расписок. Наши "Миры" сделаны по всем правилам и канонам. В бортовой журнал вносились фамилии участников экспедиции, каждый из них знакомился с техникой безопасности и подписывался под этим. Как член экипажа.

Владимир Путин - не исключение. В августе 2009-го при погружении на дно Байкала мы провели вместе четыре с половиной часа. Сотрудники администрации президента шутили потом, что это была самая длинная аудиенция в истории. Правда, в тот момент Путин занимал пост главы правительства, но это детали...

О нейтральной полосе

- Вы часто задумываетесь о смерти?

- А зачем мне думать о ней? Никогда не возникало подобных мыслей. Живу в полном соответствии с песней Володи Высоцкого. "Потому что всегда мы должны возвращаться".

Никаких сомнений или вопросов.

- Вам довелось встречаться с Владимиром Семеновичем?

- Да, познакомился с ним в 1966 году в Приэльбрусье во время съемок "Вертикали". Киногруппа во главе со Станиславом Говорухиным располагалась в альплагере Шхельда в Баксанском ущелье...

Не бывали там?

- Конкретно в этом месте пока нет.

- Там очень красиво, рекомендую...

Так вот: актерская банда жила в Шхельде, а я остановился в Джан-Тугане, лагере МВТУ имени Баумана, где работал Валерка, мой брат. В свое время он стал самым молодым доктором наук в истории вуза. В двадцать девять лет! А в тридцать два уже был профессором. Впрочем, это другая тема...

На Кавказ я приехал со знакомой девушкой. Отдохнуть, ну и заодно сходить на Эльбрус. В Шхельде у меня был хороший приятель Юрий Арутюнов, спасатель, мастер спорта по альпинизму. Он погиб потом.

И вот как-то вечером мы сидели у костра, я играл на гитаре. Запел "Песню о нейтральной полосе"...

Наверняка ее знаете:

• На границе с Турцией или с Пакистаном -
• Полоса нейтральная; а справа, где кусты, -
• Наши пограничники с нашим капитаном,
• А на левой стороне - ихние посты.
• А на нейтральной полосе - цветы
• Необычайной красоты!

Исполнил первый куплет, как вдруг из темноты раздался голос с хрипотцой: "Кто это тут распевает мои песни?" Я остановился. Вышел пацан. Небольшого росточка. Высоцкий же, по сути, был еще мальчишкой. Мы с ним одногодки, 1938 года рождения. "Пой-пой, я нарочно".

Всю ночь потом просидели. Не помню, сколько выпили.

- Значит, много.

- Да. Говорухин без конца повторял: "Володя, не забудь, завтра сниматься". Он лишь отмахивался: "Да ладно, дай с человеком поговорить".

- Высоцкий в тот вечер пел что-нибудь?

- Конечно. Старые песни, уже звучавшие. Из "Вертикали" - ни одной. Хотя говорил, что в фильме будут специально написанные им песни. Не знаю, может, нельзя было исполнять, пока картина не вышла на экраны...

О дружбе с богемой

- Потом еще пересекались?

- У меня же был особенный стиль работы, я постоянно находился в экспедициях. Как-то посчитал, не поленился: оказалось, провел в океане восемнадцать с половиной лет. Чистых! Поэтому близко дружить с кем-то плохо у меня получалось... К тому же у Высоцкого были свои дела, друзья, компания. Мы вращались на разных орбитах. Он богема, творческий человек. Со всеми вытекающими, как говорится, последствиями.

Я вел иной образ жизни - строгий режим, четкий распорядок, никаких загулов и прочих вольностей, свойственных артистическим натурам.

- Тем не менее роман с кинематографом у вас в итоге сложился.

- В какой-то степени. Правда, по большей части с Голливудом. Хотя меня приглашали на "Кинотавр" и другие фестивали. Когда-то даже вручал "Нику" лучшему оператору в Доме кино. Юлик Гусман попросил. Моей напарницей оказалась Татьяна Васильева. Она должна была открыть конверт и прочесть фамилию лауреата, а я передать ему статуэтку. В итоге поздравительные слова тоже пришлось говорить мне, поскольку Васильева начала праздновать еще до церемонии. Говорю же: творцы!

Когда награждение закончилось, все поехали в какой-то кабак. А у моего старшего сына в тот вечер была свадьба. Поэтому я выступил и сразу откланялся. Правда, по дороге захватил Шурика Ширвиндта. Встретил его в фойе Дома кино. Он не хотел идти на банкет, а со мной отправился. Прекрасно разбавил обстановку на свадьбе, затмил тамаду. Хохмач он, конечно, первостатейный!

- А говорите, что не водите дружбу с богемой.

- Послушайте, я с многими где-то встречался, бегло общался. На различных торжественных собраниях. 9 Мая, в День Героя, День России... Если дело происходит летом, обычно столы накрывают на Ивановской площади Кремля. Там зачастую и виделись. И с Ширвиндтом, и с Табаковым, и с другими...

Приятно поговорить с уважаемыми людьми, но не более того. Повторюсь, у меня несколько иные интересы в жизни. Все время был чем-то занят: изучал, писал, ездил в экспедиции...

- Но с Джеймсом Кэмероном ведь подружились?

- До сих пор поддерживаем связь, это правда. Он сейчас живет в Новой Зеландии, купил ранчо, звал меня к себе. Джим снимает там третьего "Аватара". Когда-то давно подбросил ему идею объединить в одном фильме космос и подводный мир. Как мы называем, space and hydrospace. Ему мысль понравилась.

- Съездите в гости?

- Вы же видите, что происходит на планете. Разве доберешься до этой Зеландии? Политики несколько, скажем так, спутали, нарушили все планы. Хотя у меня, в общем-то, разработан проект кругосветки на научно-исследовательском судне "Академик Мстислав Келдыш" с аппаратами "Мир", но для этого деньги нужны. На какие-то цели они есть, а на то, что предлагаю я, найти их трудно. По крайней мере, у меня не получается.

О наследии войны

- А о полете в космос вы никогда не мечтали?

- Точно не в детстве. И дело не только в том, что на момент старта Юрия Гагарина я отпраздновал двадцать второй день рождения. Перед вами ребенок войны. Когда Великая Отечественная закончилась, мне стукнуло семь лет, и мечты мои были не о звездах, а о победе и мире...

Родился я в Чернигове, на Украине, но прожил там недолго. В 1939-м по настоянию мамы мы всей семьей уехали в Москву. Отцу дали работу в стройтресте. Он по специальности строитель. С жильем в столице было сложно, и нам представили участок в поселке Купавна, где Бисеровское озеро. Построили бревенчатый дом, в нем и жили во время войны. Отец с фронта вернулся туда - вся грудь в орденах.

Они до сих пор у меня лежат. Например, Красная Звезда за добычу "языка". Немецкого офицера тащили на себе через нейтральную полосу и колючую проволоку. Напарника подстрелили, и отец один волок фрица. Важный тип оказался, много знал. Отца не только наградили орденом, но и дали отпуск. В 1944 году приезжал к нам в Купавну на несколько дней. Это помню четко.

После того случая с "языком" отца отправили учиться на двухмесячные курсы, после которых он служил в разведке, точнее, в СМЕРШе. После Победы его с подразделением оставили в Польше, и он около полугода провел в Варшаве. Мама поехала к нему туда.

А мы с Валеркой остались с бабушкой Марфой Семеновной. Месяца полтора пробыли без родителей, потом они вернулись, и началась другая жизнь. Отца опять взяли в московский трест. Он ездил из Купавны на электричке. Через какое-то время назначили начальником строительного-монтажного управления в Балашихе. И мы перебрались туда. На пару с Валеркой начали играть в баскетбол, выступать за сборную города. Я стал разыгрывающим, атакующим защитником. У меня классный бросок был...

На память от войны осталось заикание, от которого долго не мог избавиться.

Все началось во время очередного налета немцев. Я почему-то оказался один в доме. Бабушка с братом спрятались в погреб и, видимо, не заметили, что я отстал. Это 1942-й, мне три с половиной года от роду.

В паре километров от нас находился склад боеприпасов. Взрыв был такой силы, что от ударной волны затряслись бревенчатые стены, буквально ходуном заходили. И стекла посыпались, лопнув на сотни осколков. Я забился в дальний угол под кроватью и не вылезал оттуда, пока мама не прибежала, не вытащила на свет божий. Это остро врезалось в память.

После того случая почти два года не мог произнести ни слова. Потом потихоньку заговорил, но осталось совершенно жуткое заикание. Даже в зрелом возрасте, когда уже пришел работать в институт океанологии.

Специально вступил в общество "Знание", стал ездить с докладами, лекциями. Пытался вышибить клин клином. Но выходил на сцену и... впадал в ступор. В повседневной жизни вроде бы научился нормально разговаривать, что-то рассказывать, а как только большая аудитория, так клинч.

Лишь со временем удалось это преодолеть.

- Как?

- Вот так, путем выступлений. Немного с психологом поработал. Он убеждал, что бояться нечего, я ведь собирался говорить о том, что лучше меня никто не знал. Надо лишь внушить себе эту мысль, и дальше все пойдет. Поначалу хватал ртом воздух, но постепенно справился. Хотя на защите кандидатской диссертации еще очень сильно заикался, вместо положенных двадцати минут говорил от волнения около двух часов.

На докторской все было уже по-другому, без мучительных пауз. Но главное - я ведь рано начал ездить за границу, в частности в Америку, и на английском никогда не запинался. Шеф, помню, шутил: "А ты выйди в Питере или в Москве на трибуну и шпарь лекцию по-английски..."

О службе в армии

- Вы не рассказали, как оказались в море.

- Окончил судомеханический техникум, и первый мой выход в океан случился к Фарерским островам, где мы ловили селедку. Четыре с половиной месяца проболтался на траулере. Зато заработал 24 тысячи рублей. Это старыми деньгами. Автомобиль "Победа" стоил 16 тысяч. Но мы о машине, конечно, не думали. Отец рано умер, мама работала, Валерка учился в институте. Привез я рублевые пачки в Балашиху, вывалил на стол перед мамой. Она как стояла, так и села. Только руками всплеснула: "Что же буду с ними делать?"

- Нашла применение?

- Жили на них. Купили какую-то одежду, продукты. Тогда же бедность одолевала. В 1945-м отец вернулся из Польши с чемоданами всякого барахла, но за полгода спустили все, распродали. Даже два аккордеона, на которых мы с братом должны были играть по родительской задумке. Голод вымел подчистую.

Сложно жилось, что и говорить. Я работал в институте автоматики и телемеханики Академии наук СССР, а параллельно учился в ВЗЭИ - Всесоюзном заочном энергетическом институте. Это 1959 год. Первый курс окончил, и меня забрили в армию, отозвав из экспедиции в Сухуми - спасибо стукачам, написавшим донос.

Отец к тому моменту умер, и мама по доброте душевной делилась с соседями семейными проблемами, ничего не скрывала. Кто-то спросил, почему, мол, Толю не призывают на службу. Мама без затей ответила как есть, сказала, что мне дали освобождение в институте. Мы работали с торпедами, делали электронную часть, настраивали всякие корреляторы. Вот кто-то из соседей и настрочил в военкомат, дескать, Сагалевич укрывается от армии. Дезертир!

- Добрые люди!

- Именно. Из института направили телеграмму в Сухуми за подписью замдиректора по режиму Михаила Лазаревича Линского, который раньше служил в системе ГУЛАГа. Мужик был со старой хваткой и закалкой. Он лично обрезал длинные волосы нашим молодым сотрудникам и распарывал ножницами слишком зауженные брючины тем, кого считал стилягами.

Получив депешу из военкомата, Линский, конечно же, сразу отозвал меня из поездки.

И я загремел на службу, хотя был декабрь, призыв официально закончился. Меня запихнули, образно говоря, в последний вагон. Привезли в Гатчинский район Ленинградской области. Там я вместе с другими солдатами строил ракетный объект - ограждение, колючая проволока по периметру, сигнализация...

Потом наступил День Победы, и пришел приказ прислать команду по баскетболу для участия в турнире в честь 9 Мая. А я играл за молодежную сборную Москвы, имел первый разряд. Меня сразу позвали.

Собрал я кое-какую команду, мы заняли второе место. А после финальной игры ко мне подошел Володя Кондрашин, выступавший за ленинградский "Спартак". Мы с ним раньше пересекались.

Спросил: "Что тут делаешь, Толя?" Говорю: видишь, загребли в армию. Он уверенно так заявил: ничего, мы тебя вытащим.

Не было бы счастья, да несчастье помогло. Через пару недель меня вызвали в штаб к майору Сдельнику, командиру части.

- Как вы умудряетесь помнить все фамилии и детали?

- Есть такая фраза: "Я не помню - забыть не могу..."

У этого майора на все случаи жизни была заготовлена шутка: "Как твоя фамилия? Я - Сдельник, а ты - бездельник". Произносил и сам начинал смеяться...

Словом, прибыл в штаб, зашел в кабинет, командир открыл сейф, достал бутылку коньяка, налил две рюмки. "Ну давай". Выпили мы с ним. Протягивает бумагу: "Читай". Вижу приказ: откомандировать рядового Сагалевича в распоряжение командования Ленинградского военного округа.

Володя Кондрашин четко сработал!

Сдельник спрашивает: "У тебя там рука? Зачем туда едешь?" Объяснил, что играю в баскетбол. Майор тут же убрал коньяк в сейф, закрыл на ключ. Он-то думал, у меня есть блат, чтобы его продвинуть. А так сразу интерес потерял.

Я же собрал вещички и поехал в штаб округа. Попал в спортивную роту, заиграл за ленинградский СКА, получил звание мастера спорта.

О строительстве "Миров"

- Вы же и после возвращения из армии не бросили баскетбол?

- Да, вернулся в Москву, и меня пригласили в "Динамо". Но поиграл недолго. Трудно было совмещать работу в институте автоматики со сборами и соревнованиями. Первое время отпускали без сохранения содержания, а в один прекрасный момент шеф сказал: "Толя, давай решим: либо играешь в баскетбол, либо занимаешься наукой". Я все понял и завязал с "Динамо", выступал как любитель в родном "Серпе и Молоте" на первенство Москвы и в чемпионате профсоюзов. Как-то встречались с "Динамо", и я на радостях отгрузил им 34 очка...

- А джазом когда увлеклись?

- Еще в молодости. Одно время играли в ресторане "Спорт" гостиницы "Юность" в Лужниках, зарабатывали дополнительную копейку. В месяц набегало по 150 рублей. Вполне прилично по тем временам...

- Я спрашивал вас о космосе. Правильно понимаю, что мечта о небе разбилась о прозу жизни?

- На самом деле были определенные наметки... После полетов Гагарина и Титова кинули клич, решив набрать группу ученых для подготовки в отряд космонавтов. Я уже работал в институте океанологии, и меня рекомендовали как мастера спорта, человека с крепким здоровьем. Но комиссия тут же отмела из-за заикания. Едва начал говорить и запинаться, вопрос закрылся автоматически. Понятно, с таким дефектом нечего было и мечтать.

Но с космонавтами я по-настоящему дружил. Например, с Алексеем Леоновым. Архипыч детство провел в Сибири, а школу оканчивал в Калининграде. Мы сошлись на теме любви к этому городу. Рисовал хорошо. Где-то у меня есть его картина, подарок. И на нашем "Мире" он бывал, лазил внутрь, смотрел, щупал.

- Алексей Архипович сравнивал выход в открытый космос с вашим погружением на Северном полюсе.

- Да, так и сказал. Мол, я вышел в открытый, а ты - в закрытый космос. Интересное сравнение. Мне как-то в голову оно не приходило...

Помню, еще Оуэн Гэрриот, американский астронавт, установивший в свое время рекорд по длительности космических полетов, залез в "Мир" и сказал: примерно, как у нас, только кнопок больше. Очень симпатичный мужик. Ричард, его сын, организовывал прилет отца на Азоры, погружение с нами...

- Вы ведь участвовали в создании всех отечественных глубоководных аппаратов?

- Так получилось. Сначала строили в Канаде - с 1974 по 1976 год. Это был второй заход. Американцы сперва вмешались, не дав заключить контракт. Это же техника двойного назначения, вот США всячески и препятствовали, мешая нам приобрести аппараты "Пайсис", способные погружаться на два километра.

- Почему такое название?

- Созвездие Рыб по-латински. В 1971-м Канада по настоянию американцев ликвидировала экспортную лицензию, и я вернулся в СССР ни с чем. Но потом заключили новый контракт. Я уехал в Ванкувер с женой и двумя детьми, сыновьями Дмитрием и Павлом.

- Отпустили вас из Союза легко?

- Мне доверяли. Я был одним из немногих, кого в одиночку отправляли в Америку. Без сопровождающих товарищей.

Первый "Пайсис" в 1975 году собирали в Швейцарии, чтобы уйти от давления американцев. Есть местечко под Цюрихом - Винтертур. Прочные сферы заказывали в Англии, а остальные системы доставляли судном из Канады. Все было проверено, испытано, аппарат на грузовом трейлере отвезли в Италию, опустили в Генуе на глубину семьсот метров. Летал туда с нашей приемной комиссией во главе с директором института.

А второй аппарат строили уже в Канаде и отправляли из Ванкувера судном во Владивосток, откуда самолетом на Черное море.

- А "Миры" - это 1987 год?

- Да, начали делать в 1985-м. К тому времени я защитил докторскую диссертацию. "Миры" строились в Финляндии полностью по нашим идеям. У финнов опыта не было, пригодилась десятилетняя эксплуатация нами "Пайсис". Мы выявили немало недостатков и путей усовершенствования. Поэтому "Миры" получились идеальными. Даже американцы в 1994 году признали их лучшими в мире за всю историю создания обитаемых глубоководных аппаратов. Это заявил центр развития технологий США.

"Миры" получились идеальными. Даже американцы в 1994 году признали их лучшими в мире за всю историю создания обитаемых глубоководных аппаратов

И Джима Кэмерона потом спрашивали, почему выбрал "Миры" для съемок "Титаника". Он отвечал, мол, всегда работаю только с лучшей техникой.

Первый фильм мы снимали с канадской фирмой IMAX. Режиссер Стивен Лоу. Экспедиция проводилась в 1991-м, а полуторачасовая картина вышла на экраны через год.

Тогда о технологии IMAX в нашей стране еще не слышали. Мы были пионерами.

О соревновании с Ди Каприо

- Вы ведь и в тот раз погружались к "Титанику"?

- Да, экспедиция была к затонувшему лайнеру.

- А сколько продолжались съемки Джеймса Кэмерона с вашим участием?

- Около двух недель. Первый спуск, если память не изменяет, произошел 9 сентября 1995-го. А всего их набралось двадцать девять. Двенадцать раз осуществляли двойное погружение, когда аппараты работали в паре.

- Продолжительность?

- В среднем 15-17 часов. Самое длительное - сутки. Приходишь вечером, ставишь на зарядку аккумуляторы аппаратов, ложишься спать, утром встаешь и - опять туда.

- У "Миров" же максимальное время пребывания под водой трое суток?

- Это аварийный запас по жизнеобеспечению. Энергоемкость, кислород, сборник углекислого газа, ну и прочее.

- Леонардо Ди Каприо видели?

- На съемочной площадке - нет. Встречались уже потом в Голливуде у Джима. Бросали штрафные в баскетбольное кольцо.

- Кто выиграл?

- Сказать по совести, я был точнее, но это так - развлекуха, баловство.

- Он по-русски ни слова?

- Нет. Джим немножко научился. Перед погружением аппарата первым обычно идет бортинженер, потом наблюдатель и последним - командир. Он закрывает люк. Джим всегда, когда входил, снимал обувь - таков порядок - и говорил на русском: "Поехали!" Как-то я спросил: "А почему ты произносишь это слово?" Он ответил: "Так это же фраза Юрия Гагарина перед стартом! Вот и я повторяю".

- А у вас есть какой-то свой ритуал? К примеру, перекреститься, сплюнуть...

- Зачем? Я и так знаю, что "всегда мы должны возвращаться".

Помню, в августе 2007-го перед погружением на Северный полюс Артур Чилингаров оставил завещание сыну, который был на прокладывавшем путь к месту спуска ледоколе "Россия". На конверте написал: "Вскрыть, если не вернусь".

Мы улетели со Шпицбергена - я, Артур и Володя Груздев, он был третьим в экипаже. В Москве нас сразу принял Владимир Путин. Встретили в аэропорту и повезли в Ново-Огарево. Потом уже давали интервью разным телекомпаниям, газетам. Журналисты спрашивали Чилингарова, о чем, мол, письмо. Сказал: на всякий случай. Они ко мне с тем же вопросом. Поскольку ничего не писал, ответил, как и вам: знал, что вернусь...

О росчерке пера

- У вас же были и трагические погружения? Я про экспедиции к месту гибели подлодок "Курск" и "Комсомолец".

- Конечно, это морально непросто. К "Курску" нас дернули из Сент-Джонса, когда в очередной раз собирались на "Титаник". Позвонил по спутниковой связи Спасский, начальник ЦКБ "Рубин". Мы же с Игорем работали по утонувшему 7 апреля 1989 года "Комсомольцу": на протяжении шести лет ежегодно ходили к нему. Лодка погибла в зоне промышленного рыболовства Норвегии, и нам приходилось брать с собой группу экологов, представителей МАГАТЭ, которые отбирали вокруг лодки осадок и воду огромными 200-литровыми батометрами для определения наличия техногенных радионуклидов. Мы тоже меряли уровень радиации, ставили донные станции, опускали в вентиляционную трубу реактора специально сконструированный гамма-спектрометр. Работа непростая была...

- Атомный реактор подлодки моряки успели заглушить.

- И там, и на "Курске". Но "Комсомолец" лежит на глубине 1700 метров, а "Курск" - на ста восьми. И военные ничего не могли сделать, им нечем было работать. Поэтому Спасский и позвонил: "Ты где? Что делаешь?" Говорю: собираемся на "Титаник". Он выдал открытым текстом: "Кончай ерундой маяться! Вчера встречался с первым лицом. Вам приказ - идти на "Курск". Поживее".

"Комсомолец" лежит на глубине 1700 метров, а "Курск" - на ста восьми. И военные ничего не могли сделать, им нечем было работать...

Я объяснил, что на борту пассажиры, надо показать им "Титаник", иначе придется платить большую неустойку. "Сколько нужно времени?" Отвечаю: "Две недели".

Мы погрузили шестнадцать туристов, вернулись в Сент-Джонс, высадили их и - прямой наводкой туда, в Баренцево море.

- Что увидели?

- "Курск", лежащий на дне. Передняя часть разворочена, от носового отсека до рубки. Слава богу, не было ядерных торпед. Правда, взяли на борт полный боезапас. Зачем? Чтобы заплатить экипажу двойной или тройной оклад. Такое правило. Увы, все дело в деньгах, как ни печально...

- Кстати, о них. Кэмерон выдал вам гонорар за съемки?

- Арендная оплата "Миров", больше ничего.

- Но вы же появляетесь в кадре, сыграв в "Титанике" Камео - капитана батискафа, то бишь себя.

- Мы с Джимом по-другому рассчитались. Мой младший сын учился в Штатах на экономиста, надо было оплатить учебу в Memphis State University. Я попросил, Джим сделал. Вот и все. А здесь допытывались: где взял деньги? Обыскали квартиру, на даче перевернули все вверх дном в поисках мифических миллионов...

- Последнее погружение "Миров" было в 2011 году?

- Да. В Женевском озере. Там глубина - 300 метров. Для наших аппаратов - ерунда. Тем не менее немножко продлили агонию.

- Реанимировать можно?

- Деньги нужны. Во-первых. Во-вторых, подводной команды уже нет. Новая требуется. А это сложно.

- Сколько человек было?

- Двадцать пять.

- Осталось?

- Одиннадцать уже умерли, остальные ушли кто куда.

Разрушить просто. А вот создать...

Как у Маяковского в "Клопе":

• Нажатие большого и указательного пальца,
• и брюки с граждан никогда не свалятся...

Чтобы угробить любую вещь, порой достаточно росчерка пера.

- Знаете, кому помешали "Миры"?

- Знаю.

- Скажете?

- А зачем? Человека уже нет в живых. Какой смысл считаться с покойником? От этого легче точно не станет. Да и потом... Свое дело я сделал. Мне 85 лет. Хотя это немного, в принципе. Если бы не болели ноги, еще играл бы в баскетбол, трешки забрасывал бы.

- Книгу стихов пишете?

- Закончил, отдал в редакцию.

- Прочитайте что-нибудь.

- Могу лирическое, чтобы не заканчивать на грустной ноте.

• Подарите цветы, не стесняйтесь.
• Это молодость вашей души.
• Самый лучший букет выбирайте,
• Но любые цветы хороши.
• Нежный запах чарующей розы,
• Васильков и ромашек букет,
• И холодные гроздья мимозы,
• И подснежника теплый привет.

Вот вам диск на память. Запись концерта на Байкале. Называется "Не грусти, улыбнись".

- Когда в последний раз были в тех местах?

- В прошлом году. Приглашали на фестиваль документальных фильмов.

Говорят, даже создали бардовский клуб, назвали моим именем.

- В бездну Челленджера нырнуть надеетесь? Самая глубокая впадина планеты.

- Для этого надо строить новый аппарат. Там 11 тысяч метров. Когда-то, не скрою, подумывал о бездне, но вдоволь напогружался и понял, что не это самое главное.

- А что?

- Интерес, открытие чего-то нового. А я заранее знаю, что ждет на дне впадины Челленджера. Сплошной осадок, ничего более. Опускаться ради галочки? Мне это не нужно. Вот издал книгу - "Романтическая океанология". В общем-то небольшая по объему, но, на мой взгляд, емкая, содержательная.

Заниматься тем делом, которому отдал десятилетия жизни, без романтики невозможно. Поэтому многое воплощено в стихи и песни. Как, к слову, и у Александра Городницкого, который в свои 88 лет продолжает работать в нашем институте. Мы и плавали вместе, участвуя в одних экспедициях, и давали совместные концерты.

Цель нужна в жизни, тогда ни о возрасте, ни о болячках думать не захочется...