ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Окт. 14, 2022

А может, кстати, это и не было одно и то же.

Что если это были разные тексты? Для думающей аудитории и для англо-саксонской. Именно это объяснение выглядит исчерпывающим и объясняет совершенно все кажущиеся недоразумения.

Кроме того, Касым-Жомарт Токаев озвучил порядок выступления глав государств. Их было в Астане 11. Еще несколько стран были представлены вице-президентами, министрами, а одна, Корея,— чрезвычайным и полномочным послом.

— Выступать будут представители стран в порядке букв английского алфавита с учетом статуса их государства,— объяснил президент Казахстана.

Если он как председательствующий собрался учитывать статус государства, то причем тут алфавит?

Главе государства Касым-Жомарт Токаев отвел для выступления шесть минут, «заместителю главы — пять минут, остальным — по три минуты». Это также выглядело необычно. Налицо была очевидная дискриминация, рассчитанная причем до минуты, и это была дискриминация по должности, а не по статусу, например, государства, как случаем раньше.

Очевидно, что Касым-Жомарт Токаев устанавливал на саммите свои правила, казавшиеся ему справедливыми и, может быть, даже неизбежными, и получал от этого несомненное удовлетворение. Он купался в них. Он сразу показал, кто тут хозяин. Возможно, впрочем, что он действовал так, как заведено было, скажем, в ООН во времена, когда он там проявлял себя и когда его предшественнику, президенту Казахстана Нурсултану Назарбаеву, пришла в голову мысль объединить несколько государств в организацию, которую он назвал Совещанием по взаимодействию и мерам доверия в Азии. А поскольку Касым-Жомарту Токаеву не дает покоя разнообразное наследие сделавшего его своим преемником Нурсултана Назарбаева, то он по крайней мере устанавливает свои правила на уже существующем фундаменте.

Кроме того, президент Казахстана внезапно отменил протокольную поочередную встречу лидеров и рукопожатие при встрече у входа в помещение. Это также происходит везде и всегда и по понятным причинам считается знаком уважения к гостям. Вряд он не хотел пожимать руку кому-то из гостей. Лидеры приезжали не в том порядке, который он для них приготовил, проявляли таким образом склонность к самодеятельности, и не исключено, что против именно этого восстал бунтарский дух президента Казахстана. «Так не доставайся же ты никому!» — подумал он про свою правую руку и вообще не вышел к гостям.

Первым на саммите выступал президент Азербайджана Ильхам Алиев. Выбор был безупречным: и его фамилия, и название страны начинались на «А». Придраться было не к чему.

Было, конечно, очевидно, что каждый на встрече станет говорить о своем. Сложились несколько пар, своего рода сиамских близнецов: Индия и Пакистан, Киргизия и Таджикистан, Армения и Азербайджан, Иран и США, Палестина и Израиль (Армения и США не были представлены на саммите физически, но их зловещие контуры доходчиво обрисовали антагонисты).

Ильхам Алиев рассказал про Армению: пока Нагорный Карабах был армянским, «мечети использовались для скота, армянские вандалы и преступники восхвалялись и героизировались». Он требовал, чтобы армянские власти представили сведения о местах общих захоронений ими убитых азербайджанцев (так они и сказали), настаивая, что, отказываясь, сегодняшняя Армения ассоциирует себя с этими преступлениями.

На следующий день в Астане предстояло пройти саммиту Содружества Независимых Государств, и вот там Никол Пашинян (премьер-министр Армении.— “Ъ”) должен был быть. Но вряд ли он что-то ответил бы коллеге по существу вопроса.

Не стоит даже цитировать речь президента Ирана Эбрахима Раиси. Все было слишком предсказуемо. Некоторые президенты США во время этой речи ворочались в гробу, а Джо Байден просто постоянно икал.

Впрочем, на присутствующих это не производило, кажется, должного впечатления. Так, министр иностранных дел России Сергей Лавров, сидя прямо за Владимиром Путиным, почти не шевеля губами, рассказывал что-то коллеге, помощнику президента Юрию Ушакову, отчего тот вздрагивал от смеха.

Владимир Путин, который вошел в здание нога об ногу с премьер-министром Пакистана, мог пожалеть об этом: по отношению к Индии, представленной вице-премьером, Шехбаз Шариф был непримирим до непредсказуемости просто даже.

Президент Белоруссии Александр Лукашенко, чья страна является наблюдателем в СВМДА, пока все это происходило, демонстративно наслаждался и готовился, очевидно, к собственной речи.

Тем временем президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган настаивал, что его главным мотивом является прекращение войны и, надо полагать, просто-таки принуждение России и Украины к миру.

Владимир Путин выступил с интересным почином. Он предложил западным странам выплатить Афганистану компенсацию за нанесенные этой стране увечья и восстановить разрушенное войной хозяйство. Такое вряд ли случится, но по крайней мере это новое предложение, которое не должно дать «коллективному Западу» расслабиться. За «коллективный Запад» за большим круглым столом отвечала, похоже, израильтянка, вице-премьер своей страны: больше было некому, если не считать представителя Еврокомиссии, которому слова не давали.

Тему «коллективного Запада» творчески развивал, конечно, президент Белоруссии:

— После развала Советского Союза коллективный Запад, опьяненный своей победой, потерял контроль и не справляется с функциями глобального регулятора и гаранта стабильности! — воскликнул он. Расплачивается за это весь мир.

Закончил он воодушевляющей формулировкой, способной приободрить всех присутствующих:

— Пришло время Азии!

С одной стороны, впечатляло, что про это как про очень личное говорил именно президент Белоруссии, не самый главный азиат в мире. А с другой, в этом ведь так же, как и во всем остальном, сказывалось его мастерство: он как никто другой говорит людям то, что им так нужно услышать здесь и сейчас. И они плывут... Туда, куда ему надо.

Уже через час Александр Лукашенко на двусторонней встрече с президентом Казахстана убеждал коллегу:

— Все сейчас ищут, на кого бы опереться... То, что вы сейчас начали развивать СВМДА, превращать ее в глобальную,— это очень правильно! Надо смелее брать бразды правления миром и управлять!

Зачем он так с Касым-Жомартом Токаевым (тот ведь легко поверит)? Не иначе попросит у Казахстана кредит, который ни за что не отдаст.

А как же Владимир Путин? Это ведь он до сих пор брал бразды правления миром, в том числе и по версии Александра Лукашенко? А нет, сейчас нет даже речи про российский кредит.

— Вы сказали, что есть очень серьезные государства в этой организации (Россия, Китай, Индия...— А. К.), но я не считаю, что Казахстан — маленькое государство! — продолжал Александр Лукашенко безжалостно распалять воображение Касым-Жомарта Токаева.— И потом, вы многое сделали!

— Ну,— с облечением сдавался президент Казахстана,— цифры говорят сами за себя! У нас валовый внутренний продукт — $190 млрд по этому году будет, это больше, чем экономики всей Центральной Азии! Я не для того, чтобы хвалиться! Но это просто статистический факт!

— А перспективы?! — восклицал президент Белоруссии! — А, извините, динамика?!

Да, без пары миллиардов из 190 не уедет.

После того как 11 человек из сидевших за столом выговорились и пообедали (это получилось быстро), настало время двусторонних встреч, то есть того, из-за чего на самом деле все приехали в Астану. У Владимира Путина их было, например, четыре, плюс одна — трехсторонняя.

С эмиром Катара Тамимом бен Хамадом Аль Тани Владимир Путин начал говорить еще за обедом, там мог и закончить, и, строго говоря, необходимости в такой встрече уже и не было — но кто бы тогда публично поблагодарил эмира за фан-зону на чемпионате мира специально для российских болельщиков (раз уж не будет команды, то пусть хоть болельщики буду иметь возможность не жалеть себя).

Тем более что этой встречи в переговорной ждали и глава «Газпрома» Алексей Миллер, и глава «Роснефти» Игорь Сечин, и глава ВТБ Андрей Костин...

— Как вы справляетесь в это интересное время? — не удержался и спросил я их.

За всех ответил Игорь Сечин:

— Больше блюза! Просто больше блюза. Это необходимо сейчас как никогда.

«Больше блюза» в его исполнении могло бы звучать как «больше ада». Но нет, не звучало. Это любитель джаза поделился рецептом спасения.

Следующим был президент Палестины Махмуд Аббас, от которого присутствующие, в том числе господин Путин, сразу, мне показалось, очень устали, очень сильно устали, ибо было слишком хорошо известно, что он скажет и о чем промолчит. Но рано было уставать.

Одна фраза Махмуда Аббаса извиняла его, я уверен, сразу за все сказанное:

— Хорошо, что мы можем слышать новости от вас!

Он имел в виду: хоть и не видимся.

Действительно, новости идут просто каждый час.

К тому же Махмуд Аббас добавил:

— Мы прекрасно знаем, что Россия выступает за справедливость, за международное право. Для нас это догма. Мы также выступаем за необходимость уважения международной законности — это не то, что я хочу, это норма, которую необходимо уважать. Мы рады, что в лице России мы имеем такого партнера!

Да, поддержка России в противостоянии с Израилем стоит, видимо, этих слов.

— Мы не хотим,— перешел к своему Махмуд Аббас,— чтобы Америка под каким бы то ни было прикрытием, зонтиком единолично занималась решением палестинской проблемы. Она может быть членом квартета, играть какую-то роль там, но монополизировать вопрос урегулирования — это мы никогда не примем!

Кое-что Махмуд Аббас говорил вообще без утайки:

— Также мы испытываем очень острую потребность в обеспечении нас продовольствием... Речь идет о том, чтобы осуществлять нам время от времени поставки российской пшеницы. Вы знаете наши потребности, вы знаете формат этой просьбы. Вопрос идет о том, чтобы периодически такие поставки осуществлять! Это бы лишь добавляло нам уверенности в том, что ваша страна позитивно относится к нам и к вопросам урегулирования!

Махмуд Аббас тоже умеет просить. Ему дают. Нельзя не дать. В его случае, в отличие от других, это было бы не по-людски.

До начала всех двусторонних встреч дожидался своей, с Реджепом Тайипом Эрдоганом, глава «Росатома» Алексей Лихачев.

— Почему до сих пор не под санкциями? — поинтересовался я у него.

— Байдена спросите! — беззаботно отозвался он.— На самом деле потому, что они ничего не делают во вред себе.

Он рассказывал мне про Запорожскую АЭС, про отработавшее ядерное топливо, которое хранили под открытым небом за невысоким забором, говорил, что его бы за такое сразу уволили, рассказывал про трудную и даже мрачную судьбу директора станции — и я начинал понимать, что он, господин Лихачев, ведь тут человек, который напереживался за последние недели и месяцы больше, чем все остальные, вместе, может, взятые,— просто потому, что лучше других понимает, что происходит, где здесь край и сколько раз за день за него заходит столько людей, даже не обращая на это внимания.

Между тем российская делегация давно была в сборе, все расселись по местам, Владимир Путин обсудил все, что его, кажется, интересовало, с Алексеем Миллером, который держался от российского президента на расстоянии примерно полутора метров, то есть как сказали, ибо антикоронавирусные меры тут вроде бы еще соблюдались...— а Реджепа Тайипа Эрдогана не было. Уже и Владимир Путин ушел, настоявшись, к себе в комнату отдыха, а не появился даже ни один представитель турецкой делегации.

Потом мне рассказали, что в это время у господина Эрдогана уже около часа шли переговоры с вице-президенткой Вьетнама Данг Тхи Нгок Тхинь. Насчет нее российскому протоколу турецкие коллеги дали понять, что как только господин Путин освободится после Махмуда Аббаса, так и Реджеп Тайип Эрдоган сразу освободится тоже. И вот он уже четверть часа совершенно не спешил.

Это поведение можно было расценить как просто уже вызывающее, а можно было — как уважение к даме, на которую он с легкостью променял российского президента. Да, это был не тот Реджеп Тайип Эрдоган, который несколько месяцев лихорадочно искал общества господина Путина после сбитого Турцией российского бомбардировщика.

Наконец и турецкий президент возник на пороге переговорной.

— Работа на АЭС «Аккую» идет по плану, сейчас на площадке работает 20 тыс. человек. Мы входим в график, и, судя по всему, нам удастся выполнить наши договоренности и запустить к 100-летию Турецкой Республики первый энергоблок,— сообщил российский президент.— Где-то в мае следующего года планируется довезти ядерное топливо, что позволит нам зафиксировать очередной этап нашей совместной работы по этому направлению.

Но чаяния обоих президентов имели отношение не столько к Алексею Лихачеву, сколько к Алексею Миллеру:

— Что касается другой энергетики, углеводородной,— заявил господин Путин,— то поставки наших углеводородов, включая газ, идут в полном объеме в соответствии с вашими заявками. Мы осуществляем и транзит через Турцию в европейские страны. Турция оказалась самым надежным маршрутом сегодня для поставок газа в Европу — благодаря вашей позиции, господин президент, вашей твердой позиции по строительству этой газотранспортной системы, «Турецкого потока». Хотя и его, как вы слышали, наверное, тоже пытались взорвать на территории Российской Федерации. Но, слава богу, этого не случилось, и он успешно работает.

Реджеп Тайип Эрдоган мог и не слышать: событие было, как выяснилось, едва ли не этого дня.

— Мы вчера на Энергетической неделе после консультаций с вашим министром энергетики и с руководителем компании Botas договорились с «Газпромом», я сказал об этом публично: если есть заинтересованность Турции и наших возможных покупателей в других странах, могли бы рассмотреть возможность строительства еще одной газопроводной системы и создания на территории Турции газового хаба для продаж в другие страны, в третьи страны, прежде всего, конечно, в европейские, если они в этом, разумеется, заинтересованы,— заявил господин Путин.— В ходе работы этого хаба, который мы могли бы вместе создать, конечно, это была бы и площадка не только поставок, но и определения цены, потому что это очень важный вопрос, вопрос ценообразования. Сегодня эти цены заоблачные. Мы могли бы их спокойно регулировать на нормальном рыночном уровне без всякой политической окраски.

Да, президент России говорил об этом, и многие не отнеслись к возможному проекту серьезно. Этого, кажется, нельзя было сказать про Алексея Миллера.

Он после встречи охотно давал интервью российским федеральным каналам, рассказывая подробности.

— Мы много сил потратили на строительство «Северного потока-2». Вы знаете, мы достраивали его полностью сами, никто нам не помогал, в последней, завершающей стадии, без технологического и физического участия кого бы то ни было, кроме «Газпрома»... Если мы будем строить новый газопровод в Турцию, то это будут и турбины российского производства... Да и восстановление «Северного потока-2»... Это означало бы, что надо строить новые компрессорные станции, тоже уже российского производства... И те расчеты, которые были сделаны, показывают, что гораздо быстрее и проще будет построить все заново... Поймите, произошел полный разрыв!.. Что это означает? Что труба на очень большое расстояние, в сторону России уж точно, заполнена морской водой. Это беспрецедентное ЧП, террористический акт, возникает вопрос, как восстанавливать целостность трубы, подходы разные, но они слишком сложные. Эксперты говорят, что надо фактически отрезать очень большой кусок трубы и заново строить новый участок... Одно дело, когда труба полая, а совсем другое — когда так... Есть еще одна нитка, в которой вроде есть давление, но мы не знаем, в каком она состоянии...

— Поэтому возникла идея с Турцией? Сопротивляетесь до конца? — спросил я.

— Да мы же только что закончили «Северный поток-2»! — господин Миллер уже перестал себя сдерживать.— Нас таранили, бомбардировщики НАТО пролетали на самой низкой высоте (я обратил внимание на аккуратный лакированный значок с буквой Z на лацкане пиджака господина Миллера.— А. К.), мы стояли насмерть по всему контуру! Это была операция, которую мы довели до конца!

— Были в вашей жизни такого уровня события? — спросил я.

— Нет, конечно,— сказал глава «Газпрома».— И в мировой практике ничего подобного никогда не было.

— В Голливуде снят миллион блокбастеров, но нет ни одного сценария со взрывом газопровода на морском дне. Жизнь, как обычно, все превзошла,— на всякий случай обратил я внимание.