В толпе наших недоброжелателей, на Украине и дальше на Западе, часто можно услышать, что Путин пытается реанимировать СССР, о чём будто бы особенно убедительно свидетельствует его «агрессия» на Украине. А польский еженедельник «Tygodnik Angora» утверждает, что русские поддерживают его и потому, что «их умами по-прежнему владеют Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин». Что-то подобное можно найти и в других изданиях.
Из каких таких разведывательных источников почерпнуты эти сведения? Начётчиков, чьими умами владеют Маркс и Энгельс, в нынешней России надо ещё поискать, да и у Ленина не так уж много наберётся почитателей. Вот Сталин другое дело, но в большинстве случаев он владеет умами в той мере, в какой сам он с определённого момента был захвачен русским прошлым, апеллировал к «нашим великим предкам» и т.п.
Это «удобное» для наших противников представление о современной России. СССР затонул в мутных водах истории, и к нему можно относиться по-всякому, можно видеть только отталкивающие его черты, которые, конечно, у него были. Но чем мы сейчас дорожим в советском опыте? Для нас особенно дорога его бранная составляющая, имеющая мало общего с отталкивающими чертами режима. Армия всегда или почти всегда образует особое тело в составе государства, в той или иной степени сохраняющее по своему профилю историческую преемственность.
Историк А. Махнач пишет, что военная служба привносит в демократии аристократические добродетели, и это так. Представление о воинской чести, готовность жертвовать собою ради кого-то или чего-то, что выше тебя, – это всё аристократические добродетели; хотя проявлять их могут самые «простые» люди (а номинальные аристократы могут быть их лишены). В СССР армия из революционной вольницы, не признававшей родства со «старой армией», шаг за шагом становилась самой, вероятно, традиционной структурой в стране. Вехой на этом пути стало физическое уничтожение в конце 30-х годов едва ли не всех командиров и комиссаров времён Гражданской войны, по крайней мере тех, кто дослужился до сколько-нибудь высоких чинов. Литература и кинематограф вслед за нею «обжигают горшки»: скрадывают былой революционизм и одновременно сглаживают мужиковатость, неизбежную у выходцев из крестьянской среды. В предвоенной пьесе Константина Симонова «Парень из нашего города» герои-командиры по многим признакам близки дореволюционным военным: автор заходит так далеко, что обнаруживает их сходство (или, скорее, создаёт его) с гусарами «доброго старого времени». Или взять фильм «Сердца четырёх», вышедший в самый канун войны. Здесь все военные – загляденье, особенно командиры: подтянуты, интеллигентны, предельно корректны; красные командиры времён «Гражданки» не признали бы их за своих. Таковы образцы, на которые обязаны были равняться тогдашние наши военные. Война расставила точки над i. Красноармейцы и командиры вновь стали называться солдатами и офицерами, появились ордена и медали, близкие к дореволюционным образцам, и, самое главное, все военные надели погоны – когда-то символ ненавистных беляков. Говорят, Сталин даже подумывал о том, чтобы вернуть эполеты с золотой бахромой, но, не лишённый вкуса, отказался от этой идеи. Это вновь была армия «вечной» России, сохранившей лишь остатки прежней идеологической одержимости. К их числу относится красное знамя. Оно символизировало условную связь с революционным преображением общества; это просто знак поворотного пункта истории, объективно имевшего место. Сегодня это знак преемственности с теми, кто выстоял в Великую войну. И это, наконец, официальное знамя наших Вооружённых сил, на обеих сторонах которого, заметим, царские инсигнии! Соотнесение нынешней нашей армии с её предшественницей времён Великой Отечественной войны уместно ещё и потому, что и противник соотнесён с тогдашним противником. Украина ещё не стала нацистским государством, но успешно двигается по пути к нему. Так называемое Азовское движение (полк «Азов» – его «военная рука»), средоточие нацизма в стране, готовилось и, может быть, и сейчас ещё готовится при первом удобном случае совершить новый государственный переворот, но ещё до того оно овладело улицей (с этого начинали и гитлеровские штурмовики) и задавало и задаёт тон в идеологической сфере. Но если отвлечься от военной составляющей, какова та Россия, которую мы хотим защитить? На Западе случаются проблески понимания этого вопроса. Автор выходящего в США журнала «American Thinker» пишет, что Путин не СССР воссоздаёт, а «новую Византийскую империю». Это рискованное утверждение, но всё же оно ближе к истине. Действительно, идея империи, когда-то перенятая у Византии, жива, и этому можно только порадоваться. Всё лучшее, что у нас было, создано в ограде империи. Знаменитый английский историк А.Тойнби считал Российскую империю (которую он ценил выше «разорванной» морями Британской) великим цивилизационным достижением. А в настоящем она ещё призвана послужить защитницей от нарастающего мирового хаоса. Медный всадник по-прежнему простирает державную длань в будущее, хотя постамент, на котором он стоит, продолжает злобиться на него самого. На пороге XX века Иннокентий Анненский и Зинаида Гиппиус в стихотворениях с одинаковым названием «Петербург» едва ли не впервые обратили внимание на змея, который корчится под копытом коня, но не додавлен (о том же, в сущности, и роман Андрея Белого «Петербург»). У Анненского:
Царь змеи раздавить не сумел.
И прижатая стала наш идол.
Что может символизировать змей? Из того, что конь наступил на него задней ногой, можно заключить, что это какие-то внутренние неустройства. Позволю себе предположить: это «либеральное» мещанство, сосредоточенность на себе, любимых, цинизм и пофигизм. Люди «семени змиева» и сегодня воплощают общий для угасающих цивилизаций тренд, который историк Э. Гиббон определил (применительно к позднему Риму) словами «снижаться и падать». Но есть в русской душах и восходящие токи, о чём свидетельствуют и миллионные шествия «Бессмертного полка», и нелёгкие крестные ходы (тоже на удивление многолюдные) к Ганиной яме. Но теперь восходящие токи рождает и война – у тех, кто в ней участвует. Постоянная близость смерти поворачивает души к тому, что есть главное в жизни, отметая всё мелкое и преходящее. Это чувство передано Николаем Гумилёвым:
Лишь под пулями в рвах опасных
Веришь в знамя Господне – твердь.
Известный православный философ Ф.А. Степун (фронтовик Первой мировой) писал о «таинственной близости креста и меча», которая даёт о себе знать в критические моменты истории. Возможно, какой-нибудь будущий историк даст нынешней войне имя, овеянное древними ассоциациями: «Новый Анабасис». Это древнегреческое слово означает «военный поход», но также и восхождение, что можно понимать буквально как движение в гору, но можно и фигурально – как движение в горнее.