ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Сен. 7, 2018

Вспомнилось другое — недавнее народное творчество, простая картинка со смыслом. Клиенту под видом рекламного текста отправлено пушкинское стихотворение «Памятник», и заказчик после каждой строчки оставил комментарии — «очень пафосно», «нет ощущения масштаба», «неинформативно», «мрачно», «тяжелый язык, перефразировать», «нерукотворный памятник — это как?». В конце — резюме: «Текст плохой — неинформативный, вода, общие утверждения, производит удручающее впечатление, то мрачное, то пафосное. Не выдержана общая эмоция, в тексте одна фраза противоречит другой, и еще очень тяжелый, корявый язык. Просим срочно сменить копирайтера и переписать текст».

Может показаться парадоксом, что отказ школьнице в доступе к произведениям великих случился в Екатеринбурге, чуть ли не самом либерально настроенном городе нашей страны. Но это именно внешняя парадоксальность. Очень часто прогресс, выражающийся в отрыве от классики и традиции, в потере чувства текста и его контекста, в плоском взгляде с позиций современной повседневности на великое и вечное, приводит к самым диким запретам. Либо законодательным, либо коммерческим, как в случае с шуткой про «Памятник», или сочетающим одно и другое, как в Екатеринбурге, где книжный магазин бездумно выполняет предписания.

Да разве впервые у нас такое? Был ведь национально-культурный нигилизм 1920-х, когда звучали монструозные формулировки подобного типа: «Пушкин был камер-юнкером его величества царя и гордился своим дворянством. Не признавал никаких революций — следовательно, был контрреволюционером. Лермонтов был аристократом в полном смысле этого слова. Некрасов — из помещиков». На Западе сегодня одного за другим оплевывают многочисленных умерших и единичных живых классиков: расист или просто белый, клерикальный фундаменталист или просто христианин, гомофоб или просто натурал...

Да, классиков тоже нужно воспринимать с умом и холодной головой, отделяя мало подходящие подросткам произведения от общего массива. Но если придираться, скажем, к пресловутым «сценам жестокости и насилия», то запрещать надо не только Есенина и Маяковского, а всех. У Пушкина в «Капитанской дочке» — кровавый русский бунт, бессмысленный и беспощадный. У Достоевского студент убивает старуху-процентщицу. У Гоголя в «Тарасе Бульбе» отец лишает жизни сына и вообще кровавая резня с явными элементами межнациональной ненависти. У него же — в «Шинели» отвратительные сцены травли «офисным планктоном» первой половины XIX века своего кроткого незадачливого сослуживца, а в конце — апология грабительства, замешанная на мрачном мистицизме. Продолжать список?

Незазорна и даже необходима общественно-профессиональная дискуссия о наполнении школьной программы. Вопрос, стоит ли так рано проходить «Историю одного города» Салтыкова-Щедрина, где вся сложная и богатая на события русская история со смаком подается как бесконечный и безнадежный город Глупов. Кто-то приведет другие примеры, и дискуссия эта регулярно начинается заново. Но основной, золотой фонд русской литературы не продавать школьникам, тыкая в пометку «18+», — недопустимый формализм.

Закон действительно есть. Но перед нами — тот случай, когда букве следует чуть приумолкнуть перед духом. Мнимый прогрессизм и явная запретительная реакционность часто идут рука об руку. И если следовать логике авторов и исполнителей предписаний, самая невинная, нравственная и беспроблемная книга — какой-нибудь продвинутый постмодернистский роман, где на протяжении нескольких сотен страниц упавший с дерева лист неприкаянно парит между небом и землей, и больше ничего не происходит.

Но на самом деле именно от такой литературы подростков стоит держать подальше. А Маяковского и Есенина нужно оставить в покое, сняв с них все возможные запреты.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции