Он брался за все, на чем можно было нажиться нечестным путем – от подделки чеков до продажи краденых ценных бумаг, и раз за разом избегал наказания. Прославился же великий махинатор Серж Александр Ставиский невероятной аферой, которая привела к волнениям в Париже и политическому кризису во Франции.
Это была уже – которая по счету? – да, четырнадцатая демонстрация правых с начала года. 1934-й явно не задавался для Франции – правительство социалиста Камиля Шотана вылетело в трубу со всей своей риторикой чуть больше недели назад, но новый кабинет Даладье, похоже, тоже не очень уверенно стоит на ногах. К тому же бродят слухи о государственном перевороте... Молодчики из «Аксьон Франсез» и «Женесс Патриотс» выкрикивали что-то под окнами, направляясь к Елисейским Полям. Дженет Флэннер по прозвищу Жене, постоянный корреспондент «Нью-Йоркера» в Париже, оторвалась от пишущей машинки и задумалась. И все это из-за одного проходимца, заварившего (правда, миллионную) аферу с муниципальными ломбардами? Из-за какого-то усатого хлыща родом из «Сободки, в Польше, рядом с Киефом», как написал о нем, к саркастической радости Дженет, «Атлантик Мансли», кичащийся своей респектабельностью и древностью (аж с 1857 года) конкурент ее родного журнала? Жене вздохнула и принялась за работу. «Афера, которая сгубила самого Александра Ставиского, репутацию его политических хозяев и спокойствие публики, – писала она – была эмиссией фальшивых облигаций муниципального ломбарда Байонны на сотни миллионов франков. Облигации были куплены страховыми компаниями по совету министра колоний, который действовал по совету министра торговли, который действовал по совету мэра Байонны, который слушался советов незаметного приказчика из ломбарда, который во всем слушался Ставиского». За окном продолжал слышаться гул толпы и, кажется, прозвучал отдаленный выстрел. На календаре было 6 февраля 1934 года.
Дельный фраерок
Для самого героя репортажа Флэннер последний выстрел прозвучал еще 8 января, когда тело Сержа Александра Ставиского с пулевым ранением головы (от которого он и скончался через сутки) обнаружила в шале «Вьё» в Шамони явившаяся арестовывать его полиция. Упокоиться с миром на парижском кладбище Пер-Лашез красавчику Сержу, как называли его при жизни, тоже не сразу удалось – из-за множившихся слухов, что покончить с собой ему ненавязчиво помогла полиция, чтобы на процессе не всплыли лишние подробности о его связях с сильными мира сего, была проведена эксгумация, почти поставившая точку в истории (разумеется, и выводам специальной комиссии мало кто поверил). Впрочем, и вся жизнь Ставиского была такой – неспокойной, мягко говоря, но полной принятия общественностью на веру самых малоправдоподобных его начинаний.
Родился он 20 ноября 1886 года действительно почти там, где сообщали малознакомые с географией редакторы почтенного американского ежемесячника – в Саперной Слободке под Киевом (ныне Голосеевский район украинской столицы) в семье дантиста Эммануэля Ставиского. Папа Эммануэль, будучи выкрестом, жил вне черты оседлости, но в 1899 году решил переехать на ПМЖ во Францию (заметим, достаточно смелое решение в разгар скандально-антисемитского дела Дрейфуса). Во Франции, впрочем, дела у дантиста идут наилучшим образом, и он даже определяет отпрыска на учебу в весьма престижный лицей Кондорсэ.
В 1910 году 24-летний Александр Эммануэлевич получает французский паспорт и добавляет себе в имя экзотичное Серж. К тому времени он уже успел поработать кассиром в театре и завязать на этом месте кое-какие знакомства. Не забывал, впрочем, и о связях с родными местами: в частности, знакомил с театральным миром столицы приехавшую погостить троюродную сестру, Любовь Адольфовну Гартман, впоследствии мать знаменитого в советское время спортивного комментатора Аркадия Галинского. По ее воспоминаниям, будущий великий махинатор был крайне обходительным, тактичным и понимающим в искусстве молодым человеком. Что, однако, не мешало ему красть у своего отца золото, хранившееся для изготовления зубных протезов, и перепродавать его в квартале Марэ.
Натурализовавшись и получив возможность вести легальный бизнес, он немедленно организовал совместно со своим дедом Авраамом, куда более благосклонно, чем папа Эммануил, относившимся к затеям юного гения, продюсерскую (или, как тогда говорили, антрепренерскую) контору и набрал кредитов в счет будущих успешных постановок – совершенно в духе оскароносной комедии Мела Брукса «Продюсеры», до которой, впрочем, оставалось еще более полувека. Деньги – также совершенно в духе продюсерской фирмы «Бялысток и Блум» (любопытное совпадение: род Стависких происходит из польского Белостока, откуда родом и предки Мела Брукса, давшего в честь малой родины фамилию экранному прохиндею) – были потрачены на девочек и рестораны. Как отмечал другой киноперсонаж, «кабаки и бабы доведут до цугундера» – и таки довели. Отдавать долги было явно нечем, и возмущенные кредиторы подали на Сашеньку в суд. Он, однако, не сплоховал – деньги на одного из лучших адвокатов Франции, Альбера Клемансо (брата будущего президента Жоржа «Тигра» Клемансо), у него все же нашлись. Маститый мэтр по возможности «отмазал» Ставиского от сумы и тюрьмы – он отсидел всего 15 суток, что, несомненно, придало ему решимости на новые аферы.
Кому война
До начала Первой мировой Ставиский успел провернуть еще одно дельце – организовав маклерскую контору, он торговал акциями обанкротившихся и вовсе не существовавших предприятий. Афера снова привела молодого прохиндея на скамью подсудимых – и вновь благодаря красноречию мэтра Клемансо он отделался легким испугом. Правда, в деловых кругах начали поговаривать, что не все так просто – и дело не только в талантах адвоката, но и в каких-то неясных связях пронырливого иммигранта с полицейским управлением...
Войны Серж Александр счастливо избежал – у 28-летнего красавца обнаружились несовместимые с жизнью на линии фронта проблемы со здоровьем, а также срочные дела в тылу. Как истинный патриот новой родины Ставиский не мог остаться в стороне, видя, как милая Франция борется с полчищами гуннов (как тогда именовали германцев и австро-венгров в печати стран Антанты), испытывая несомненные затруднения со снабжением. Ставиский занялся поставками в армию – делом архиприбыльным во время любой войны. В эти годы он вышел и на международную орбиту – поставлял боеприпасы итальянским союзникам (только на этом он заработал полмиллиона франков). Впрочем, этот период его карьеры покрыт некоторым туманом – вроде бы работал какое-то время в интендантстве, отбывая воинскую повинность на нестроевой, вроде бы чуть не попал под трибунал, но снова отделался благодаря обретенным связям.
Как бы то ни было, 1919 год Ставиский встретил весьма обеспеченным человеком – но не настолько, чтобы предаться мирной размеренной жизни рантье. Он открывает в театре «Ампир» кабаре с несколько сомнительной репутацией, пускается и в вовсе уж рискованные предприятия, вроде финансирования поставок наркотиков из Турции, организации нелегальных игорных притонов и откровенной подделки чеков. По мелочи последнее ему долго сходило с рук, но в 1924 году Ставиский был в конце концов арестован – причем на собственном приеме. Афера была до обидного примитивна – Серж Александр аккуратно приписал четверку к указанной в чеке сумме 6000 долларов (сама по себе приличная сумма в те времена) и попытался обналичить его в банке. При проверке чека махинация раскрылась – и Ставискому не помогла даже дружба с префектом полиции Парижа Кьяппом (ультраправым политиком и будущим соратником коллаборациониста маршала Петена). Фотография Ставиского во фраке и наручниках появилась на первых страницах парижских газет, а безутешный папа-дантист, не выдержав такого разочарования, покончил с собой.
Однако Ставискому вновь удалось отделаться условным сроком – что в который уж раз только придало ему уверенности в безграничности своих возможностей. Тем более что все его имущество – роскошная квартира в Париже, вилла в Венсенском лесу, два роллс-ройса, несколько скаковых лошадей – не подпало под удовлетворение претензий потерпевших. Впрочем, Серж решает, что настоящие дела надо вести с истинным шиком, и поселяется в дорогущем отеле «Кларидж» на Елисейских Полях. Красивая жизнь продолжалась на всех фронтах, включая любовный – из объятий красавицы авантюристки смутно-американского происхождения по имени Джейн Дарси он вскоре переходит в постель модели «Шанель» и звезды тогдашней индустрии моды Арлетт Симон. На которой и женится – правда, только после очередного процесса...
Вопрос на миллион
В 1926 году британская полиция арестовала двух биржевых маклеров, уличенных в продаже краденых ценных бумаг на впечатляющую сумму в пять миллионов франков. Незадачливые биржевики показали, что приобрели бумаги у французского гражданина Ставиского, заверившего их в полной законности сделки. Вскоре Серж был снова арестован – и на сей раз он влип серьезно. Не помогли ни связи в полиции, ни адвокаты – процесс переносили 19 раз, но в конце концов Ставиский получил полтора года и отправился в парижскую тюрьму Сантэ. До конца, впрочем, он не отсидел – освободился по, судя по всему, фальшивой справке о состоянии здоровья спустя 16 месяцев заключения.
Выйдя, Ставиский немедленно связал себя узами брака с упомянутой Арлетт, клятвенно пообещав ей быть отныне хорошим. Но не сумел – судя по всему, именно тогда к нему пришла идея его главной аферы, вписавшей его имя в историю Франции. В самом деле – пять миллионов франков были суммой приличной, даже весьма, но все же составляли каких-то 150 000 тогдашних долларов. Цена парохода, не более. Серж Александр нацеливался на большее – он уже мысленно оперировал миллиардами. Пока, впрочем, он занялся промежуточным этапом: открыл клинику для беременных, где определял пол будущего ребенка с помощью загадочного прибора под названием «матроскоп». И разумеется, продолжал красивую жизнь – для будущей супероперации ему было просто необходимо выглядеть в глазах общества не бывшим уголовником или мелким проходимцем, а светским человеком, пусть авантюристом – но с большой буквы.
Примерно в эти годы с ним случайно столкнулся главный сталинский пропагандист и земляк героя Илья Эренбург, частенько бывавший тогда в Париже со словом партийной правды для французских товарищей. Эренбург позднее вспоминал: «Как-то в 1931 или в 1932 году я обедал с Мерлем в марсельском ресторане. За соседним столиком сидел красивый брюнет, похожий на аргентинского танцора; он ухаживал за дамой; когда бродячая продавщица цветов протянула даме розу, он швырнул ассигнацию и чересчур громко сказал: «Сдачи не нужно». Мерль наклонился ко мне: «Это Александр, один из самых талантливых жуликов Парижа. Кстати, он ваш соотечественник...»
От репутации жулика, как видим, избавиться удалось не совсем, что, однако, вовсе не помешало Ставискому взять на себя управление отделением «Креди Мунисипаль», сети государственных муниципальных ломбардов, в Байонне. Дальнейшая схема действий афериста была проста: заложив во вверенном ему учреждении загадочные «изумруды германской императрицы» (впоследствии оказавшиеся обычными стекляшками), он начал выпускать под их обеспечение облигации. Эту деятельность он мог вести лишь с согласия французского правительства, включая и самого премьера Шотана... Как писал о Стависком все тот же Эренбург, «чеки он раздавал небрежно, как розы, не только депутатам, но даже некоторым министрам». С газетами у Сержа тоже были взаимовыгодные отношения: тем, журналисты которых слишком уж ретиво интересовались его деятельностью, он предлагал крупные инвестиции (все за счет продажи облигаций), и акулы пера немедленно теряли интерес к бонвивану-миллионеру.
Но в 1933 году гром все же грянул. В конце осени одна страховая компания предъявила к оплате облигации «Креди Мунисипаль» на миллион франков. Каково же было удивление страховщиков, когда Ставиский отказал им в оплате, сославшись на отсутствие свободных денег. Удивление усилилось втройне, когда по обращении в органы финансового контроля выяснилось, что облигации с указанными номерами вообще не были должным образом зарегистрированы, а следовательно, являются не более чем красивыми бумажками. Возможно, Сержу удалось бы снова вывернутся, но нервы сдали у его подельника, директора «Креди Мунисипаль» Тессье: он добровольно явился в полицию и рассказал обо всем. Начались аресты сотрудников компании и мэрии Байонны, но сам Ставиский успел скрыться в приграничном городке Шамони. О его местонахождении стало известно случайно, и 8 января комиссар полиции Шарпантье в сопровождении отряда подчиненных явился на виллу «Вьё». Когда стражи порядка рассеялись по помещениям в поисках Сержа, из одной из комнат послышались крик «Не стреляйте!» и выстрел. Прибежавшие на звук ажаны увидели смертельно раненного Ставиского, скончавшегося на следующий день в больнице. Кто кричал, так и осталось неизвестным.
Итоги
Ставиский надул французов – и государство, и частных лиц – на 650 миллионов франков, которые так и не были найдены. Волнения в Париже, инспирированные правыми, начались сразу после его самоубийства – общественность считала, что красавчика Сержа намеренно застрелил кто-то из полицейских, чтобы скрыть неприятные подробности о связях махинатора с находившимся у власти правительством социалистов. 6 февраля 1934 года во время демонстрации при столкновении демонстрантов с полицией были убиты 17 человек, полторы тысячи – ранены. Судебный следователь Альбер Пренс, расследовавший смерть Ставиского, загадочно погиб 20 февраля – он был вызван из Парижа в Дижон неизвестно кем посланной телеграммой якобы от лица его матери. Рядом с трупом Пренса был найден пустой портфель, в котором, возможно, содержались какие-то документы по делу.
20 ноября 1935 году процесс по делу об афере «Креди Мунисипаль» все же начался. На скамье подсудимых оказалось двадцать человек, включая вдову Ставиского Арлетт, двух депутатов парламента и одного генерала (все эти высокопоставленные лица, включая и Арлетт, были в конце концов оправданы). Третья республика стремительно катилась к своему бесславному концу...
Арлетт с детьми в 1936 году перебралась было в Америку, но вскоре вернулась. Продала все свои драгоценности, перебивалась в оккупацию случайными заработками – где деньги покойного супруга не знала, похоже, и она. Интерес же к фигуре самого Ставиского не угасал. В 1974 году знаменитый режиссер Ален Рене снял про его жизнь фильм с Жан-Полем Бельмондо в заглавной роли. А Арлетт, после войны вышедшая замуж за американского офицера и переехавшая жить в Пуэрто-Рико, вдруг нарушила добровольный обет молчания в 1988 году – ей было 85, и она согласилась побеседовать с репортером «Франс Суар». Впрочем, сказала она только одну фразу: «Поймите, что мой муж был умнее всех журналистов мира, вместе взятых».