Ребенок доверяет родителям — так устроено самой природой, родители для него самые близкие люди, со всеми своими радостями и горестями он бежит к ним. Но... не всегда. Не так уж редко случается, что родители в ужасе обнаруживают: ребенок перестал им доверять!
Перед ними встают извечные вопросы: кто виноват и что делать? Вот что думает об этом психолог Александр Ткаченко.
Далеко не всегда родители, утратившие доверие своих детей, вообще это замечают. Есть категория родителей, для которых если никаких семейных катастроф не происходит, то и нормально все. Они вообще не обращают особого внимания на чувства ребенка: главное, чтобы не происходило никаких отклонений от привычного хода вещей. Что же касается доверия к ним ребенка, то это доверие они полагают существующим априори, это, как им кажется, неиссякаемый ресурс. Мой ребенок — это же мои плоть и кровь, как он может мне не доверять? Это все равно что моя рука или нога вдруг потеряла бы ко мне доверие.
Поэтому замечают они такую утрату лишь годы спустя, когда дети уже приближаются к подростковому возрасту с присущими ему протестными настроениями. Ребенок начинает дерзить, скандалить или замыкается в себе, перестает делиться с родителями своими переживаниями. Вот тогда приходит болезненное понимание: да он же мне не доверяет! Хотя сама потеря доверия обычно происходит намного раньше. Просто в детстве ребенок еще не может это выразить да и не осознает этого в полной мере. А тонкие косвенные сигналы о том, что у ребенка возникли проблемы, родители, увы, часто не улавливают вовремя.
Впрочем, такое поведение в подростковый период не всегда свидетельствует о каком-то конфликте между ребенком и родителями. Дело в том, что эмоциональное отделение от родителей — это нормальная возрастная задача для любого подростка.
Во-первых, к этому времени развиваются те зоны головного мозга, которые обеспечивают критичность мышления. И подросток вдруг обнаруживает, что родители неидеальны. Происходит то, что часто называют развенчанием авторитета. Причем такое развенчание бывает с перехлестами, подросток ведь бескомпромиссен, для него еще нет тонких оттенков, есть лишь черное и белое.
Во-вторых, такое эмоциональное отделение от родителей обусловлено социально и биологически. Чтобы выросший человек мог завести свою семью, он должен «отлепиться» от семьи родительской. Это не значит, что у подростка больше нет доверия к родителям, нет эмоциональной близости с ними. Оно в нормальной ситуации остается, просто принимает другие формы, иначе выражается — не по-детски уже, а по-взрослому. Мы же, общаясь с друзьями, например, не вываливаем на них все, что накопилось на душе. Поэтому тут еще нужно понять, действительно ли ваш подросток утратил к вам доверие, или у него просто возраст такой.
А еще бывает и так, что даже подросток бунтует далеко не всегда. Бывают жесткие, властные родители, которым удается полностью подчинять себе своих детей, подавив у них еще в зачатке любые попытки несогласия. Поэтому дети остаются послушными, подчиняются всем их требованиям, а родители думают, что раз слушается, значит, доверяет. Простейшая мысль, что слушается подросток исключительно из страха, просто не приходит им в голову. А за этим привитым абсолютным подчинением может скрываться очень много подавленного гнева, протеста, невысказанных претензий. И чем позже такой нарыв прорвется, тем неожиданнее и больнее это будет для родителей: ведь все же было так хорошо, почему мой выросший ребенок вдруг перестал мне доверять?
Тезис второй: если доверие теряется, то оно теряется в раннем возрасте, иногда даже в младенческом.
Не столь уж редкая картина. Приходят гости, начинается застолье, и кто-то озабоченно спрашивает: «У вас же малыш, мы ему не помешаем своими разговорами, не разбудим?» «Что вы! — смеются родители. — Он у нас такой самостоятельный! Такой молодец! Мы его оставляем в кроватке, и он лежит тихо-тихо, не кричит, не плачет!» Гости умиляются. А между тем самостоятельному молодцу — всего полгода, и он чувствует себя брошенным, никому не нужным. Да, он не плачет, не зовет — потому что не раз пробовал и убедился, что это бесполезно.
Вот здесь и начинается утрата доверия: я плачу, а ко мне не идут.
Для маленького ребенка надежный взрослый рядом — это базовая потребность психики. Ребенку необходимо, чтобы кто-то о нем заботился, кто-то его выслушивал, занимался с ним, интересовался его жизнью. Именно на этом и основан тот кредит доверия, которым пользуются родители (и зачастую думают, что этот кредит бесконечный). На самом же деле он может и закончиться. Все случаи, когда от ребенка отмахнулись, когда его проигнорировали, когда его обманули, когда накричали, когда применили к нему физическую силу, — они суммируются, и с каждым разом доверие к родителям все более и более подтачивается.
Но до поры до времени (то есть до возраста пубертата) родители этого просто не замечают. Ребенок дошкольного и младшего школьного возраста чаще всего конформен, он готов мириться с неприятными для него моментами, готов принимать установленные взрослыми правила — потому что нуждается в их заботе. Он не может сам себя прокормить, не может обеспечить себе безопасность, жилье, одежду, не может вылечить себя, если заболеет. Без заботящегося взрослого рядом ребенок просто не сможет выжить. Потому-то самым страшным наказанием для ребенка становится игнор: когда мама с папой демонстративно его не замечают и общаются лишь по самым необходимым бытовым поводам. Родители часто пользуются этим инструментом влияния, потому что он очень эффективен. Но что происходит в душе у ребенка, которого вот так игнорируют самые близкие и важные в его жизни люди? А происходит вот что. Ребенок думает, что он — плохой, что взрослые его больше не любят и лишат своей заботы. А значит, он не сможет жить и погибнет. Страх родительского игнора для ребенка — это страх смерти. Поэтому он готов на все, лишь бы вернуть себе расположение родителей. Вот эту готовность они часто и принимают за доверие. Которое на самом деле с каждой такой ситуацией подтачивается все больше и больше. Когда доверие к родителям утрачивается, маленький ребенок не станет предъявлять претензий: он просто все меньше и меньше будет делиться со взрослыми своими проблемами и достижениями, своими мыслями и чувствами. Внимательного родителя такое может насторожить, но, увы, не все таковы. Повторюсь, многие вообще ничего не заметят, а кто заметит, тут же успокоит себя тем, что ребенок просто стал старше, утратил младенческую непосредственность. А потом, когда это отсутствие доверия становится явным (например, в пубертатный период), начинают искать этому причины в текущей ситуации. Хотя причины накапливались уже с рождения. Бывает ли, что до подросткового возраста доверие к родителям было, а потом именно в подростковом оно разрушилось? Да. Редко, но бывает. Например, из-за развода родителей или из-за смерти одного из них. Когда мир для подростка рухнул, сломались все ориентиры, и оказалось, что положиться на, казалось бы, таких надежных родителей больше нельзя. «Мир рухнул» — именно так и говорят потом об этом взрослые уже люди на сеансах психотерапии, когда выявляются такие вот их детские травмы. Но все-таки это не самый частый случай. Обычно доверие утрачивается задолго до вступления ребенка в подростковый возраст.
Тезис третий: не только дети теряют доверие к родителям, но и родители — к детям. Это процесс двухсторонний. И очень опасный.
Иногда родители сами не доверяют своим детям. Причем не только подросткам, но даже и младенцам-грудничкам. «Да это он нарочно кричит, чтобы меня позлить!» — говорят они. «Он издевается, он мешает мне жить!», «Это не ребенок, а просто чудовище какое-то, монстр!» В общем, все как в песенке Герцогини из «Алисы в стране чудес» Льюиса Кэрролла:
Лупите своего сынка
За то, что он чихает!
Он дразнит вас наверняка,
Нарочно раздражает!
А дети очень чутко улавливают эмоциональное отношение родителей к ним, даже если те и не выражают его напрямую, в словах. То есть ребенок чувствует, что его не любят, что он нежеланный, что он взрослым не нужен. В результате у него возникает опаснейшая вещь — базовое недоверие не только к родителям, но и вообще к миру. Ведь для маленького ребенка мир неотделим от родителей, все окружающее он так или иначе воспринимает в связи с ними. И если ребенок в таком возрасте перестает доверять родителям, то и мир становится для него непредсказуемым, опасным пространством, где тебе может прилететь откуда угодно без всякой причины и нет никакой защиты. Так формируется и тревожность, и чувство вины («меня не любят, потому что я такой плохой»).
В подростковом (или даже предподростковом) возрасте накопившаяся обида на родительское недоверие распрямляется, как сжатая пружина. И начинается... разное.
Например, немотивированная агрессия, злость на всех и вся. Многие из нас в детстве сталкивались со школьными пакостниками — ребятами, которые специально устраивают разные гадости, причем часто даже без всякой выгоды для себя. Как говорится, из любви к искусству. Такие выходки порой кажутся необъяснимыми. На самом же деле все объяснимо: это выплескивается подавленная злость на родителей. Подавленная — потому что выплеснуть ее дома, в семье, они боятся, но выплеснуть-то очень хочется. Потому такие дети перенаправляют эту свою злость на тех, кто так же беззащитен перед ними, как они сами перед родителями, — на слабых сверстников, на детей помладше, на животных. Отсюда, кстати, корни школьного буллинга. А школьные бойкоты, которые обычно организовывает в классе небольшая группа детей-лидеров, — не что иное, как воспроизведение этими детьми того самого родительского игнора, которому они подвергались дома.
Тезис четвертый: разрушенное доверие можно восстановить. Но это очень нелегко.
Но что же делать, если доверие уже утрачено, если драгоценная чаша, в которой оно хранилось, оказалась разбита неаккуратным обращением родителей со своим ребенком? Приведу такое сравнение. В средневековой Японии фарфор был очень дорог, и, если разбивалась чашка, ее не выбрасывали на помойку, как сделали бы мы сейчас, а отдавали мастеру, который ее чинил — склеивал с помощью золота. Я не знаю в деталях этой технологии, но факт есть факт: осколки соединялись друг с другом с помощью золота, и ценилась такая восстановленная чашка гораздо выше, чем целая.
Вот так же и с разрушенным доверием. Да, его можно восстановить. Дело в том, что любой ребенок, как бы ни был он озлоблен, как бы ни обижался на родителей, в глубине души все равно ждет, что те когда-нибудь изменятся, поймут свою неправоту и признают ее. Потому что базовая детская потребность в надежном, любящем и заботящемся взрослом никуда не делась, она присуща даже самым ершистым подросткам. И первое, что тут нужно сделать родителю, — это разобраться в себе, понять, когда все началось, почему он потерял доверие ребенка, в каких ситуациях это происходило, как надо было тогда поступить правильно, почему он так не поступил... То есть необходима глубокая и честная рефлексия. Это очень непросто, и это, скорее всего, не получится сделать быстро. Трудно, почти невыносимо бывает, когда в своих собственных глазах ты выглядишь ошибающимся, несостоятельным. Твоя же собственная психика начнет тебя защищать от такого осознания, подкидывать миллион оправданий себе и столько же обвинений не доверяющему тебе ребенку. Возможно, на этом этапе понадобится помощь психолога, потому что очень тяжело самому добраться до изнанки своей души.
Но вот родитель все же смог осознать свои ошибки. Что дальше?
А дальше — два варианта. Самый простой (и боюсь, что самый частый) — это привычно махнуть на все рукой. Ну да, вот такая я скотина, но прошлое вспять не повернуть, разбитую чашку не склеить, надо как-то жить дальше, просто постараться больше чашек не бить. Проехали.
Второй вариант — осознать, что отношения с ребенком если и не самый важный, то уж наверняка один из самых важных смыслов твоей жизни. И если эти отношения не восстановить, ты больше уже никогда не будешь счастлив. То есть разбитую чашку все-таки надо склеить золотом. То есть — любовью.
Начать нужно с откровенного разговора с ребенком. Но для такого разговора обязательно следует найти подходящий момент. Например, когда у ребенка случилась очередная вспышка протеста, обиды — вот тут и можно поговорить начистоту, рассказать о своих неприятных открытиях, поделиться тем, что ты понял о себе и о нем, в чем ты был неправ. И конечно, попросить у своего ребенка прощения за все это.
Но важно понимать: такой разговор лишь самое начало долгого процесса. Разбитую чашку за минуту не склеить. Надо долго и аккуратно, осколок к осколку крепить на золото. После этого первого разговора будут и другие, а главное — общие дела, интересные подростку. Дела, ради которых придется жертвовать своими планами, своим временем, своим устоявшимся образом жизни. Тут важно, чтобы подросток не только из слов, а из всего твоего поведения убедился: он ценен, он для тебя важен, ты его любишь. Доверие терялось долго, не одномоментно. Возможно, таким же долгим будет и путь его восстановления. Этот путь — жизнь рядом с ребенком, но уже в измененном качестве, с измененными взглядами и пониманием того, как нужно относиться к нему.
Еще один важный момент: того доверия, которое было утрачено много лет назад, уже не будет. И твой ребенок с тех пор вырос, и ты изменился. В одну реку дважды не войдешь, как известно. Вам обоим сообща предстоит вырастить новое доверие, уже в другом формате, более взрослом.
Такой процесс невозможно сымитировать, такое не достигается какими-то приемами, методикой, технологией. Здесь нужно самому перемениться так, чтобы искренне жить общей жизнью с ребенком. Жизнью, в которой доверия будет становиться все больше и больше.
И тот самоанализ, с которого начнется эта новая жизнь, не должен быть однократным. Нет, теперь придется постоянно осознавать события не только прошлого, но и настоящего, все время оценивать свои слова, свои поступки в общении с ребенком. Но поверьте, оно того стоит. Чем старше становишься, тем больше понимаешь, что самое драгоценное в жизни — это любовь, душевная теплота, чувство близости с дорогими тебе людьми. А без взаимного доверия это счастье невозможно.
Тезис пятый: эта тема — восстановление утраченного доверия — имеет и духовное измерение.
Когда речь заходит о доверии детей к родителям, я вспоминаю слова Христа: Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него (Мф 7:11). Спаситель здесь прямо называет людей, к которым обращается, злыми. Это не оскорбление и не эпатаж, а констатация факта. Почему они злые? Да ровно потому же, почему злые и мы: из-за поврежденной человеческой природы. К нам, христианам, эти слова точно так же относятся. Мы тоже повреждены, искажены грехом. И самое печальное, что мы можем транслировать свое зло собственным детям.
Однако не случайно Спаситель говорит, что, даже будучи злыми, Его собеседники все же способны и на добро, способны давать своим детям благие даяния. То есть нет никакой роковой предопределенности, мы можем не передавать свое зло детям, можем разорвать эту преемственность греха.
Да, конечно же, мы не в силах исправить в себе и в детях первородный грех, не можем сделать их и себя бесстрастными, нетленными, бессмертными. Но ту цепочку греховного отношения родителей к своим детям, которая существовала в нашем роду из поколения в поколение, мы с Божьей помощью можем остановить на себе.
Началом этого важного дела будет простая и очевидная мысль: да, я могу быть виноват перед своим ребенком. Понять это и принять ответственность за свои ошибки как раз и означает покаяться в своих грехах непритворно. То есть не просто их увидеть не просто ужаснуться, но искренне захотеть исправить уже совершённое зло. Это я, как родитель, отвечаю за все, что происходит с моим ребенком. И если он перестал мне доверять, значит, это не с ним что-то не так, это со мной не так. Я что-то упустил. А значит, мне нужно наверстывать упущенное, двигаться дальше, чинить сломанное. И конечно, просить у Господа любви, чтобы, словно золотом, склеивать ею все, что так неосмотрительно было разрушено мною в отношениях с ребенком.
0
150.00
