30 сентября президент России Владимир Путин прилетел в Париж, чтобы проститься с бывшим президентом Франции Жаком Шираком. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников рассказывает о том, почему церемония должна была пройти там, где прошла, то есть в соборе Сен-Сюльпис, и о том, как отчаянно пахли желтые анемоны. И конечно, про корзинку для пожертвований, с которой обходили в соборе лидеров 30 государств.
Подъезды к собору Сен-Сюльпис в центре Парижа были перекрыты рано утром, задолго до начала церемонии прощания с Жаком Шираком. Движение было заблокировано сразу в несколько рядов улиц, собор и площадь перед ним взяли в кольцо. Тех парижан, кто успели появиться на площади до восьми утра, не тронули, и теперь эти люди, их было, может, человек 500, стояли перед ограждением и через журналистов, которые отделяли их от входа в собор, вглядывались в тех, кто сюда подъезжал.
Я обратил внимание, что здесь не так уж много знакомых всему миру лиц. Французы узнавали, конечно, председателя своего Сената Жерара Ларше или вот обратили внимание на Анри, великого герцога Люксембургского, но многие, как потом было сказано, мировые лидеры, которых сейчас привозили целыми автобусами из Елисейского дворца, где их собирали на завтрак, так и оставались неузнанными.
Бывшему президенту Франции Николя Саркози и его жене Карле Бруни была оказана честь выйти из машины перед центральным входом, а не из автобуса, но аплодисменты отчетливо раздались над площадью, только когда приехала дочка Жака Ширака Клод и ее дети. А потом еще один только раз — когда из автобуса вышел 42-й президент США Билл Клинтон, прилетевший в Париж, кстати, без жены (и это, конечно, гляделось деликатно: она ведь тут была в сущности ни при чем). Да, Билла Клинтона толпа французов провожала в собор длительными аплодисментами, и разве он их не заслужил?
На церемонию в соборе был отведен всего один час. Жак Ширак венчался здесь со своей женой Бернадетт в 1956 году, и тогда действие продолжалось, рассказывали, гораздо дольше. А теперь она себя так плохо чувствовала, что не могла прийти и проститься с ним здесь, в соборе, и об этом потом архиепископ парижский Мишель Опети сказал отдельно. Она, наверное, боялась, что не переживет его уже, может быть, сегодня, а на самом деле, скорее всего, совсем не боялась (да никто не может сказать, что она, быть может, даже не ждала этого), а, скорее всего, просто не смогла ступить и шагу, причем ведь не могла ступить и шагу именно без него. Он был с ней каждый день последние 63 года, и пустоту, образовавшуюся в ее жизни, невозможно себе даже представить.
Я был поражен, увидев в соборе еще одного бывшего президента Франции, Валери Жискар д’Эстена, 93-летнего человека, который выглядел ну максимум на 85. Он пришел с женой, сел рядом с ней в первом ряду — и замер в ожидании Жака Ширака.
Церемония должна была начаться ровно в 12. Владимир Путин должен был подъехать ко входу в собор в 11:30. Позже было никак: катафалк с телом Жака Ширака должен был двинуться сюда от площади Инвалидов примерно в это же время. Но президент России выехал из парижского аэропорта только в 11:22. Шансов успеть было ничтожно мало.
Между тем Николя Саркози долго здоровался со всеми в соборе и так широко всем улыбался и со многими так даже смеялся над чем-то веселым, что мне, например, становилось как-то не по себе: повеселиться он мог в этот день в конце концов, как говорится, и в каком-нибудь другом месте.
А здесь были уже почти все. По-прежнему говорили, что в соборе лидеры нескольких десятков государств, но, наверное, имели в виду и бывших: тех, кого в мире знали в лицо, тут, кроме Билла Клинтона, не было. Это, впрочем, объяснимо: почти все те, кто работал президентом в эпоху Жака Ширака, уже ушли еще до него. Вот не хватало, может быть, Тони Блэра, подумал я, но нет, не приехал.
В 12:53 появился президент Франции Эмманюэль Макрон. Он приехал на обычном своем небольшом Renault, похлопали ему из толпы, такое впечатление, из вежливости.
Кто-то из французских журналистов, которые до сих пор как заведенные снимали людей, входящих в Сен-Сюльпис, обернулся к толпе и кого-то меланхолично сфотографировал. Этого оказалось достаточно, чтобы развернулись как по команде человек семьдесят. Все они обратили объективы в сторону, по-моему, одного, того же самого человека. Это должно было, наверное, выглядеть проявлением конкурентности. Но выглядело проявлением чего-то совсем другого.
Казалось, что Владимир Путин, наверное, опоздает к началу прощания. Но тут вдруг журналисты, так же вмиг потерявшие внимание к толпе людей и отвернувшиеся от них, вдруг единовременно охнули с чувством великого изумления: в кадре, на обоих громадных телеэкранах по обе стороны собора, мы увидели Владимира Путина, стоявшего тут как ни в чем не бывало, казалось, давным-давно.
Журналисты как-то странно заулыбались, и я понял их: они ждали от Владимира Путина чего-то такого здесь, какого-то оживления (не в медицинском, конечно, смысле), которое прибавит событийности этому канонически бессобытийному мероприятию. И вот они его было потеряли.
И он ведь не подвел их, внезапно материализовавшись в соборе словно бы ниоткуда. Просто возник, и все.
На самом деле его Aurus организаторы остановили у служебного входа: он приехал все-таки поздно, одновременно с Эмманюэлем Макроном, когда за президентом Франции уже стояла в очереди машина с гробом. И российский президент зашел в храм, переступая через какие-то провода, и все же оказался вблизи алтаря за мгновение до президента Франции, успев как ни в чем не бывало поздороваться с ним.
Гроб с телом Жака Ширака заносили в собор его бывшие телохранители. Так решили это члены семьи Жака Ширака, и правильно решили. Люди, которые несли гроб, были по понятным причинам тоже не очень молодые, и такое впечатление, что все это далось им не так уж легко, и особенно когда заносили гроб по ступенькам в собор. В какой-то момент он накренился, в толпе, на этот раз не журналистов, а тех, кто стоял за ними, даже вскрикнули, потому что показалось, что гроб может и вовсе упасть. Но они, слава богу, справились.
Гроб был закрыт, хотя многие думали, что здесь, в соборе, его откроют. Но говорят, что Жак Ширак последние годы страдал болезнью Альцгеймера и, конечно, очень изменился, видимо, даже до неузнаваемости. И что делать, если смерть меняет людей. Ничего. Только закрыть крышку гроба.
Рядом с президентом России стояла наша переводчица и время от времени по его, видимо, чаще всего просьбе начинала переводить, а потом останавливалась. На самом деле он попросил не переводить саму службу, тем более что по просьбе российского протокола Владимиру Путину передали сценарий, переведенный с французского (такие сценарии всегда лежат на церемониях в католических храмах сразу у входа, в отличие от православных), и было видно, как Владимир Путин вглядывался потом в текст, и особенно в его библейскую часть, ту, где архиепископ цитировал Евангелие от Матфея: «Я был наг, и вы меня одели… Я был голоден, и вы меня накормили…»
В какой-то момент я понял, что в зале не хватает, конечно, еще одного человека — Герхарда Шрёдера, экс-канцлера Германии. Нет, тоже не было. Но как же? Они же так часто были втроем: Герхард Шрёдер, Жак Ширак и Владимир Путин. Эти люди в самом деле дружили, я же сам помню, в конце концов, что Владимир Путин, если бывал во Франции, обязательно заезжал в гости к Жаку Шираку (его квартира, кстати, недалеко от Сен-Сюльпис), а если российский президент никак не мог — Жак Ширак ждал хотя бы его в аэропорту…
Потом мне рассказали, что Герхард Шрёдер тоже очень болен сейчас и что если бы не это, то обязательно приехал бы, разумеется, но что, видимо, заболел сильно. Впрочем, обещал выздороветь.
Владимир Путин был одним из тех, кто стоял ближе всех к алтарю. Здесь было очень много венков, и среди всех выделялся тот, что прислал князь Монако Альбер II, который стоял сейчас недалеко от Владимира Путина. Это был не венок даже, а целая клумба белых хризантем, и хотя она просто невероятно пахла, запах этот был сильно перебит запахом, исходящим от других таких же клумб, с лилиями и с желтыми анемонами. Кадушки с ними стояли уже, наверное, не первый день, потому что казались даже пожухлыми. Вроде бы их привезли с площади Инвалидов, где с Жаком Шираком прощались накануне простые французы… И невозможно было сразу не вспомнить ту историю про богиню Артемиду, когда ее молодого возлюбленного убили на охоте, она положил его голову себе на колени, она плакала, слезы падали на землю и превращались в алые анемоны.
В соборе анемоны были желтыми, лепестки рассыпались по мраморному полу… Нет, нельзя было не думать о той истории.
О чем думал сейчас сам Владимир Путин, прощаясь еще с одним своим коллегой и другом? Он кого-то называет, конечно, другом, и даже слишком легко, кажется, называет, и даже дорогим другом, как, например, турецкого президента Реджепа Тайипа Эрдогана, но настоящим-то другом ему был, конечно, этот человек, лежащий сейчас в закрытом гробу.
Так о чем думал Владимир Путин? Вряд ли мы об этом узнаем. Но мы спросим. И может быть, узнаем.
Архиепископ с душой говорил, что «сегодня мы предоставим душу этого человека милости Божьей в нашей надежде на спасение всех… Адье и мерси, месье Ширак…»
А в храме появился, как обычно на таких прощаниях, человек с корзинкой, куда люди бросали деньги: так не ими заведено. Было видно, как Владимир Путин немного растерялся даже: у него не было с собой денег. Но тот человек, приняв деньги, например, от Карлы Бруни, Владимира Путина и, допустим, бывшего президента Афганистана Хамида Карзая деликатно обошел, видимо, давал понять, что тут ждут прежде всего от католиков.
Пианист и главный дирижер Берлинской оперы Даниэль Баренбойм на фортепиано играл Шуберта, и казалось: почему Шуберта, если похороны — в центре Парижа и Франции? Но члены семьи Жака Ширака попросили, чтобы это был Шуберт, потому что Жак Ширак любил именно его.
— Давайте будем думать и говорить о том, как однажды мы встретимся с ним там,— произнес архиепископ, и я подумал о том, что не про то ли думает и Владимир Путин все это время: что будет, когда все это случится? Потому что здесь, в этом соборе, в эту минуту нельзя, казалось, думать о чем-то другом. И необязательно то, что переживали тут все эти люди, называлось отчаянием или тоской. А может, спасением.
И нельзя было не думать о том, как хорошо, что церемония прошла не в парадном и даже выставочном Нотр-Даме, где и прошла бы обязательно, если бы он не сгорел, а в этом вечно не то что ремонтируемом, а вечно строящемся здании, в этой полутьме наспех поставленными прожекторами, которых все равно не хватало… Зато все здесь, до каждой последней фрески и плиты пола, было самым настоящим. Таким настоящим был и набравший к концу свою особую силу «Реквием». Таким настоящим был и сам Жак Ширак.
К концу «Реквиема» Эмманюэль Макрон скрылся в одном из приделов и вскоре появился у двери, в которую, чуть не опоздав, зашел к началу прощания и Владимир Путин. Теперь и российский президент тоже был здесь, и это была самая странная двусторонняя встреча в мире: среди нескольких фонарей и кусков фанеры, которыми обили тут все вокруг.
А в это время гроб вынесли из собора и поставили в катафалк. Багажник закрывался, и люди на улице запели «Марсельезу». Сначала разрозненно и негромко, а потом хором и в полный голос.
А уж от французских журналистов и вообще не ожидал.
0
75.00
