«Я была очень непростой в детстве. Ножницы в розетку засунула... Прыгнула в колодец и разбила себе голову… Схватила бутылку с шампанским, стала ее открывать, в результате пробкой чуть не выбила себе глаз и попала в больницу. Врачи говорили: «Какая театральная школа? Тебе нельзя танцевать, нельзя делать резких движений. Постельный режим!» Я уже было распрощалась с мечтой стать актрисой…» — рассказывает звезда фильмов «Горько!», «Самый лучший день», «Елки новые» и жена режиссера Жоры Крыжовникова Юлия Александрова.
— Да, при том что «Горько!» — малобюджетное кино. Это был экспериментальный проект BAZELEVS, они тогда решили выдать некоторому количеству молодых режиссеров деньги и посмотреть, что из этого выйдет. В том числе — Андрею (мужу Юлии Александровой — режиссеру Жоре Крыжовникову, чье настоящее имя — Андрей Першин. — Прим. ред.). Он ведь изначально театральный режиссер. Но я его все время трясла: «Ну когда ты уже будешь снимать кино?» И он стал снимать короткометражки, в которых я играла. Одну заметил Тимур (Бекмамбетов, продюсер и руководитель BAZELEVS. — Прим. ред.) и дал возможность снять полный метр. Сейчас я вспоминаю, что у артистов даже вагончиков не было. Снимали мы в Геленджике, в обеденный перерыв Елена Валюшкина (актриса, когда-то прославившаяся в «Формуле любви» Марка Захарова, а в фильме «Горько!» сыгравшая мать невесты. — Прим. ред.) стелила какую-то тряпку в тени, в траве, мы на нее ложились и час отдыхали.
Поедали купленный на рынке молодой горох. Съемочная группа почти вся жила в жуткой гостинице. Но на бытовые неудобства никто не обращал внимания. Для кого-то проект стал «реанимационным». У той же Лены Валюшкиной долго не было заметных ролей, а после «Горько!» — пошло. Настоящими открытиями в итоге стали Саша Паль и Егор Корешков... Помню, снимем какой-то красивый план у моря, а Андрей шутит: «Это — на премию «Золотой орел», номинация — операторская работа». И мы смеялись. Но в итоге досмеялись, дошутились. У фильма было девять номинаций «Золотого орла».
— Это ведь ваша первая главная роль в кино, но вы ее не сразу получили, сначала планировался кто-то другой?
— На роль невесты была уже практически утверждена другая девочка. И Тимур Бекмамбетов попросил сделать для него тестовую сценку. Андрей стал снимать эпизод, где жениха с невестой окружает компания молодых ребят: трое парней и две девушки. Они появляются на экране один раз, брать на такой эпизод массовку за деньги при нашем бюджете было неразумно. И Андрей попросил меня: «Поможешь? Походишь там в кадре?» Со мной вместе в кадре походили один из наших продюсеров — Илья Бурец и один из сценаристов — Алексей Казаков. Но оба они выглядели вяловато — они же не актеры. И я эту историю как-то постаралась «раскачать». Проявляла всяческую активность, и какой-то текст у нас смешной родился. В итоге на этом тестовом эпизоде продюсеры, видимо, разочаровались в героине. Решили искать новую. И тогда Бурец сказал: «А чего бы нам Юлю на главную роль не попробовать?»
— Странно, что эта идея не пришла в голову вашему мужу, режиссеру фильма.
— У нас тогда дочке было всего полтора года, и я была вся в своем ребенке, в материнстве. Даже уволилась из театра. Мы просто счастливо жили — за городом, в 50 километрах от Москвы. Потому что Вере, как любому ребенку, нужен свежий воздух. В общем, я думать не думала ни о каких съемках. Но когда Бурец это предложил, я поддалась соблазну и стала пробоваться. Проб было много. Я так волновалась, когда их Бекмамбетову повезли! В мире кино никто тогда еще толком не знал Андрея и, соответственно, не знал, кто его жена. И я так волновалась: вдруг, посмотрев пробы, кто-то что-то про меня неприятное скажет при Андрее и он расстроится. Ведь, когда отсматривают пробы, всякое могут сказать про актрису…
И вот я ехала по трассе домой и думала об этом, лил проливной дождь. И тут получаю сообщение от Андрея: «Тимур посмотрел, говорит, что девочка классная, надо брать. Оказывается, ты похожа на какую-то голливудскую артистку». Как же я была счастлива! Вообще, съемки «Горько!» — история счастливейшая. Все там повлюблялись друг в друга. Недаром в институте курс называют хорошим, если на нем много влюбленных пар. Вот и на тех съемках практически у всех случились романы. Что только не творилось в этой гостинице, где все жили!
— И вы тоже влюбились?
— Да! В очередной раз в своего мужа! Но мы жили отдельно от группы, потому что с нами была наша маленькая Вера. Кстати, на съемках «Горько! 2» бюджет был побольше, у некоторых артистов появились отдельные вагончики, и гостиницу нам сняли получше. Валюшкина тряпки в обед уже не стелила. Но и той сумасшедшей атмосферы всеобщей влюбленности не повторилось. Хотя горошек с рынка по-прежнему был. Съемочная группа для меня уже состояла словно из родственников.
— А потом был фильм «Самый лучший день», где с вами вместе снимались легендарные актеры: Инна Чурикова, Елена Яковлева, Михаил Боярский, Дмитрий Нагиев…
— Помню свое ощущение, когда мне в первый раз перед камерой нужно было подойти к этой «стене из народных артистов». Сказать честно, было страшновато. Это ведь моя самая главная мечта детства — представляя, как стану актрисой, я не мечтала о славе, о поклонниках, о фестивалях, а воображала себе вот именно это: как я стану коллегой Елены Яковлевой и Инны Чуриковой и буду с ними о чем-то разговаривать. И тут я их увидела вживую и встревожилась: как они меня примут? И когда Инна Михайловна ко мне подошла, тихонечко за руку взяла и сказала: «Молодец, хорошо работаешь», — это было просто чудо! Я ведь очень сомневающийся в себе человек…
— Они, эти народные артисты, оказались такими, как вы их себе воображали?
— Елена Алексеевна Яковлева оказалась совсем другой. Я не могла представить, что она такая «хулиганка». Ведь в совсем юных артистах нет столько жизни, сколько в ней! Как они с Нагиевым бегали, в догонялки играли! Как она ему пинка дала, когда догнала! Яковлева — просто как десятиклассница!
— А Чурикова?
— Инна Михайловна — дама! Вот, допустим, сидим мы все в гримерке с утра, обсуждаем какие-то свои утренние проблемы, заходит Инна Михайловна — и у всех меняется тон, спины сами собой выпрямляются. Она ничего не требует особого по отношению к себе — просто как-то так себя несет, что плохого слова при ней никто себе не позволит. Прямо по-французски всем сразу хочется заговорить! Еще Инна Михайловна оказалась очень любознательным человеком. Снимали мы на заправке — это была такая большая заправка, с магазинами. Какие-то там резиновые сапоги продавались, тапки, снаряжение для рыбалки, для охоты — всякая такая чепуха. А у нас — пять ночных смен. На улице холодно, выходить не хочется. Инна Михайловна говорит: «Пойдем посмотрим, что там продается». — «Пойдемте». И она ходила, рассматривала витрины, спрашивала: «А что вот это? Давай почитай, что там написано. Мотыль? Сушеный? Потрясающе. Я и не знала, что его засушивают».
Помню, ее впечатлили охотничьи спички — какие они огромные, она спрашивала: «Разве удобно такие зажигать?» Мне было очень интересно за ней наблюдать, так же как и за Боярским. У них нежнейшие отношения, это же Чурикова уговорила его сниматься в «Самом лучшем дне». Михаил Сергеевич сначала отказывался, он ведь практически все предложения в последние годы отвергает. Но Инна Михайловна сказала: «Миша, я всегда мечтала с тобой про любовь сыграть». И он согласился.
— И получилась замечательная комедия с невероятно звездным составом… А ведь и начинали вы в кино со смеха. Я говорю об озвучивании на «Мосфильме», на котором вы поработали совсем ребенком…
— Тут нужно рассказать предысторию. Я родилась в Воронеже, когда родители учились в институте. Оттуда мы переехали в военный городок под Чеховом, там родители паяли какие-то микросхемы. Потом они развелись, и в результате долгих разменов мы с мамой и появившимся к тому времени отчимом оказались в Москве в однушке на улице Довженко. Место это, можно сказать, элитное, там очень много посольств, к тому же работникам «Мосфильма» в наших домах давали квартиры.
В школе я подружилась с девочкой Настей, ее бабушкой была актриса Валентина Березуцкая. И вот она-то и привела нас с Настей на «Мосфильм». Мне было лет десять-одиннадцать. Чтобы мы хорошо видели экран, а это необходимо при озвучивании, нам подставили ящики. Подробности помню смутно, даже название фильма не сохранилось в памяти. Но это был взрослый серьезный фильм, просто в одном эпизоде рядом с главными героями бегали дети и смеялись. И нам нужно было озвучить этот смех. Часа полтора мы с Настей хохотали и получили за это приличные деньги. Я смогла купить подарки маме и отчиму, с которым у меня сложились прекрасные отношения.
— Как рано вы поняли, что хотите стать актрисой?
— Довольно рано. Моему брату Мише (он моложе на 10 лет) в свое время от меня досталось. Потому что свои актерские навыки я отрабатывала на нем. Когда мы оставались дома одни, я могла упасть и изображать, что бьюсь на полу в припадке, и изо рта у меня текла кровь-кетчуп. Маленькому мальчику этого было не понять, он пугался, устраивал настоящие истерики. Я вскакивала, его жалела. Вообще, я была очень непростой в детстве. Ножницы в розетку засунула, когда мне было полтора года. Мне все было интересно. Мама отвела меня к врачу, когда в четыре года летом в деревне я прыгнула в колодец и разбила себе голову. И ей сказали, что у ребенка явно плохо развит инстинкт самосохранения…
— Знаю, была еще какая-то история с пробкой от шампанского, которой вы чуть не выбили себе глаз в четырнадцать лет...
— Мне казалось, я все могу, легко с чем угодно справлюсь. Вот и схватила бутылку и стала открывать. Взрослые это видели, но не успели вмешаться. В результате я угодила в больницу на три месяца с гематомой. И долгое время у меня оставался расширенный зрачок. А я ведь уже училась в театральной школе. Мне там дали прозвище — Дэвид Боуи. Я и правда была на него похожа: один глаз черный, другой голубой. Слава богу, все это прошло, зрение восстановилось, мне повезло, при такой дикой травме это практически чудо. Ведь было время, когда врачи говорили: «Какая театральная школа? Тебе нельзя танцевать, нельзя делать резких движений. Постельный режим!» Я уже было распрощалась с мечтой стать актрисой и, продолжая учиться в театральной школе, стала искать запасной аэродром. Нас учил очень хороший педагог по русскому и литературе, и я готовилась на филфак в МГУ. Но когда пришло время подавать документы, я отдала их все-таки в ГИТИС. И поступила. Училась у Заславской, которая когда-то преподавала Елене Яковлевой. И когда Заславской нравился мой этюд, она говорила: «Слушай, ну хорошо, почти как у Яковлевой!» Нам рассказывали, какие Елена потрясающие этюды делала, какая у нее невероятная фантазия.
— А потом, еще учась в институте, вы явились прямо к Машкову и сказали: «Владимир Львович, хочу у вас сниматься…»
— Тогда же не было актерских баз в Интернете. Студенты и артисты распечатывали фотографии и разносили по киностудиям. На «Мосфильме» ходишь по коридорам, стучишься в двери: «Здрасте, вам фотографии не нужны?» — «Давайте». На обороте фото — вся информация: Юлия Александрова, номер телефона, ГИТИС, название дипломной работы. И вот так я постучалась в комнату, которую занимала съемочная группа фильма «Матросская тишина», позже фильм стал называться «Папа». Его снимал Машков, он же был сопродюсером и играл главную роль. И вот Владимир Львович взял меня на небольшую роль. Это моя первая работа в большом и качественном кино. Я там появляюсь в эпизоде, когда отец приезжает к Давиду в общежитие и сыну становится стыдно за него перед друзьями. Мы должны были создать атмосферу московского гнесинского общежития, такая дружная советская молодежь, все высокоморальные, веселые, у всех все хорошо. Машков собрал нас, занятых в этой сцене, выдал из своих собственных денег какую-то сумму и говорит: «Ребята, езжайте на ВДНХ, купите какие-нибудь шашлыки, посидите, пообщайтесь. Мне надо, чтобы вы были друзьями». Он очень тонкий и мудрый человек и знает, что если актеры дружат — это видно и на экране. В общем, все было очень круто!
— О том, чтобы стать коллегой Машкова, вы тоже в детстве мечтали?
— Об этом я даже, кажется, и не мечтала. Я была его поклонницей. В специальную папочку складывала его фотографии. Была даже немножечко влюблена… Но с Машковым действительно можно было почувствовать себя коллегой — вне зависимости от размера роли. До того уважительно он ко всем относится. Казалось бы, у человека тройная нагрузка: сопродюсер, режиссер, артист, а Владимир Львович умудрялся всех на площадке помнить, ко всем обращаться по имени, всем уделять внимание. В какой-то момент нас поставили в кадре так, что я оказалась на крупном плане между Бероевым и Машковым. Дубль отсняли, стали смотреть. Машков каждый свой дубль смотрел, чтобы понять, как играть, не надо ли что-то изменить. И вот он ко мне подходит и говорит: «Слушай, молодец, ты там так классно глаза пучишь! Ты запомнила, что ты чувствовала в этом дубле? Вот так и делай все время, это супер».
В общем, даже в таком крошечном эпизоде он нашел, за что меня похвалить. Еще помню, как было жарко, когда мы снимали. Павильон просто раскалился. А у нас сцена застолья. К вечеру все эти салаты, винегрет, селедка под шубой, котлетки стали подтухать. И от этого стало совсем тошно. Я сидела возле стены никакая уже. Тут Машков ко мне подошел и говорит: «Малышечка, ну давай, вставай, дорогая, сейчас немножечко еще…» В нем очень сильно отцовское начало. Я не помню, чтобы он орал на кого-то, хотя сложности бывают везде… Жаль, на съемочной площадке мы больше не встречались, но Машков мне комплименты передал через Андрея за «Горько!», за «Самый лучший день». Это, конечно, фантастически приятно. И еще очень приятно было на Новый год, когда Дмитрий Владимирович Нагиев, с которым мы сохранили нежнейшие отношения после «Самого лучшего дня», написал Андрею: «Сходили у меня родственники на «Елки новые». Юля им очень понравилась. Привет ей передавай. Роль у нее шикарная».
— Все говорят, что вам дико повезло, потому что муж-режиссер и жена-актриса — самое плодотворное сочетание. Как у Орловой и Александрова, Чуриковой и Панфилова. Как вы с Андреем познакомились?
— Мы одновременно учились в ГИТИСе, но на разных этажах. Видели друг друга, но не общались. А потом Андрей пришел в театр «АпАРТе» ставить спектакль «Старый друг лучше...» по Островскому. На главную положительную героиню в театре не было актрисы, и ему наши общие знакомые предложили посмотреть меня. Мы сразу друг другу понравились. Андрей из тех, кто всегда собирает вокруг себя много людей. С ним так интересно! Он буквально примагничивает. Очень умный, начитанный, потрясающего юмора и обаяния человек. И вот он меня сразу начал хвалить: я играла именно так, как он хотел. То есть, мне кажется, сначала мы влюбились друг в друга как артистка и режиссер. Дальше все развивалось стремительно.
На одной из первых репетиций Андрей сказал: «Александрова, может, поженимся? Если не понравится, разведемся». Как бы пошутил при большом стечении народа. То есть у нас не было сцен с припаданием на колено и дарением кольца. Так чтобы — Париж, Эйфелева башня, вот это все. Мы просто стали жить вместе, и уже месяца через четыре Андрей начал заводить разговор о ребенке. Тут как раз я поняла, что беременна, и мы поженились. Мне кажется, мы с мужем просто совпали энергетически. Мне он очень понятен, интересен, и мне с ним всегда легко и хорошо. До встречи с Андреем я не знала, как играть счастье. Страдания, метания — пожалуйста. А с ним — научилась. Многие принимают за любовь бессонные ночи, размолвки, ревность, говорят: «Над отношениями надо работать». А зачем работать? Если плохо, значит, с тобой не тот человек. Мы с Андреем вместе почти девять лет, конечно бывали и конфликты, и какая-то недосказанность, но желания разойтись ни разу не возникало.
— Интересно, как у создателей фильма «Горько!» проходила свадьба?
— Веселая была свадьба, в грузинском ресторане. У нас не было никакого тамады, потому что практически все наши друзья — творческих профессий и сами кого угодно развлекут. Но у нас было караоке. Под конец гости не хотели расходиться и, по-моему, поехали куда-то праздновать дальше, уже без нас. А мы отправились спать. Помню утро после свадьбы. Казалось бы, ну что изменилось? Но было ощущение абсолютного какого-то счастья. И такое же — когда я проснулась наутро после премьеры «Горько!», на которой зал аплодировал стоя.
— Еще интересно узнать про Андрея — а человек, который так снимает про пьяных людей, сам способен напиться?
— Только один раз за девять лет я видела его пьяным. Смешно было, что он потом ничего не помнил. Но вообще-то Андрей практически совсем не пьет. У него есть этот азиатский ген, который не позволяет усваиваться алкоголю. Если выпьет — сразу аллергическая реакция. Я тоже алкоголь не очень люблю, так что и в этом мы с мужем совпадаем. Помню, в самом начале мы решили поехать отдохнуть дней на десять, и Андрей предложил Мальдивы. Мама моей подружки стала меня отговаривать: мол, не стоит начинать отношения с Мальдив. Там делать нечего, очень скучно. Это будет испытание для ваших отношений. Мол, езжайте в Доминикану, там повеселее, там дискотеки. Но мы все-таки поехали на Мальдивы, и это было абсолютно правильным решением. Место, где у нас произошел какой-то взрыв любви. Развлечения были такие — Андрей привез туда чемодан книг и был счастлив, что у него есть возможность почитать.
— А почему не одну электронную книгу?
— Он читает только с бумаги. Вот сейчас Роберт Музиль у него какой-то, который весит шесть килограммов… Куда бы мы ни ехали — у нас всегда чемодан книг. На Мальдивах, помню, он читал мне биографию Чаплина, на нас произвело огромное впечатление, как его мать жертвовала собой ради сына. Помню, мы даже расплакались оба.
— Андрей ведь рос без матери, с отцом…
— Да, так случилось, что его родители разошлись, и, слава богу, он захотел остаться с папой, а не с мамой, потому что там с мамой сложная ситуация. Андрею было лет восемь, когда он к папе пришел жить. Сначала рос замкнутым мальчиком, у него класса до пятого или шестого не было друзей, до тех пор, пока отец сам не собрал для него компьютер. Тут-то стали в гости ходить одноклассники. Сначала к компьютеру, а потом к Андрею, потому что он же классный! Вот такой мудрый был у него папа, жаль, я с ним не познакомилась — он умер до того, как мы с Андреем встретились.
— Получается, вы с мужем оба из семей, переживших развод. Говорят, если родители разведены, то большая опасность, что дети повторят их судьбу.
— Да, я слышала такое мнение. Страшненько, конечно, звучит. Но я надеюсь, это не про нас. Андрей очень умный и зрелый человек, это я — ребенок абсолютный. Так что у него, можно считать, двое детей: я и Вера. Андрей научил меня многим вещам — например, не молчать, обо всем разговаривать. Он рассказывал, как еще до развода родителей он боялся маминого молчания. Знал, что вот приближаются шесть часов вечера, скоро придет мама, и она обязательно будет недовольна и будет молчать, а ему придется мучиться: чем же он маме не угодил? Такого у нас не бывает. Все надо обсуждать. Это нелегко, иногда болезненно, но это надо делать, чтобы «ком грязи» не нарастал. Если налет постоянно счищать, камушек сияет. У Андрея явно талант психолога, он очень тонко понимает человеческую природу. Допустим, говорит: «Нельзя Вере все время повторять одно и то же, когда хочешь от нее чего-нибудь добиться. Нельзя говорить все время «давай быстрее», надо то же самое сказать по-другому. Потому что, если несколько раз произнести какое-то слово, ребенок уже перестает его воспринимать. Это как если много раз сказать, например: бублик, бублик, бублик — в какой-то момент забудешь, что это такое».
— Андрей хороший отец?
— Очень. Когда Вера родилась, это был суперсчастливый момент. Андрей присутствовал на родах, он всегда этого хотел. Хотя в какой-то самый ответственный момент я его все-таки выгнала. Он рассказывает, что, когда Вера закричала, он не понял из коридора, что это она. И медсестра ему сказала: «Папаша, что же вы стоите, ребенок уже кричит, заходите». Андрей был первым, кто взял нашу дочку на руки, он ее носил, пока мне делали какие-то процедуры после родов. Потом ее мне на живот положили, это был какой-то монгольский кулек — мегащеки, а глаза узенькие, из-за мегащек не открывались. В тот момент я бы узнала ее из ста детей, потому что это был какой-то микро-Андрей. И пошел первый снег, даже не пошел, а сразу повалил, это было 4 ноября, восемь лет назад…
— В Интернете написано, что Вере семь лет…
— Нет, ей уже восемь. В Интернете неизвестно откуда информация. Дочка ходит в первый класс. Перед тем как отдать ее в школу, мы переехали из-за города в Москву, потому что Вере нужны кружки, нужно развитие. Поселились на Октябрьском Поле, нашли там абсолютно потрясающую школу. Это единственная школа при Министерстве культуры, «Класс-Центр» Сергея Казарновского. И там у детей актерское мастерство, танец. Как раз то, что нам нужно. У Веры, как и у Андрея, есть какой-то свой космос, в который она время от времени погружается. Ей самой с собой хорошо, для нее внутренний мир гораздо важнее, чем внешний. Наша девочка очень домашняя и душевно тонкая. Верит в Деда Мороза и вообще во всех, в кого только можно верить. Однажды ей кто-то сказал, что Деда Мороза не существует, и она со слезами доказывала обратное! Я ее утешала: «Вер, да конечно, Дед Мороз существует. И фея существует!» То есть ей это важно. Она все время рассказывает какие-то придуманные ею истории, все время рисует, пытается сделать какие-то инсценировки. И хорошо, что в ее школе большинство детей такие: непростые, с фантазией, с каким-то своим внутренним миром. Я вот смотрю на некоторых девочек в восемь лет: ну прямо маленькая женщина, а наша — абсолютный еще малыш.
— Когда школа хорошая, и у родителей остается больше времени на работу, которую они любят. Знаю, у вас скоро выйдут новые проекты?
— Сейчас у меня должен быть супермегаэксперимент: музыкальный клип.
— Группа «Ленинград», да?
— Пока не могу ничего рассказывать, потому что съемки еще не начались, мало ли... Но это будет бомба. А второй проект уже близится к концу — фильм «Любовницы» режиссера Елены Хазановой. Тоже в своем роде эксперимент — легкое женское кино…
— А у Жоры Крыжовникова когда будете сниматься?
— Недавно закончились съемки сериала для ТНТ «Звоните Ди Каприо», где Жора — режиссер. Очень интересный проект, такого у меня еще не было. Драма. Я играю беременную жену с двумя маленькими детьми, с мужем-неудачником, потом все меняется, но рассыпается семья… Только что очень успешно прошли очередные «Елки», собрали в прокате 900 миллионов рублей, хотя все прогнозировали гораздо меньше. И теперь продюсеры уламывают Андрея на следующие, седьмые «Елки». И там, наверное, снова будет моя Снегурочка, потому что эту новеллу, а еще новеллу с мальчиком и с Нагиевым выбирают все фокус-группы для продолжения. Ну и еще какие-то интересные задумки у Андрея есть, не знаю, позовет он меня сниматься или не позовет. Я знаю одно — сколько раз он меня позовет, столько раз я и снимусь у него. Я от своего счастья отказываться не буду. Потому что лучше режиссера, чем мой муж, я просто не знаю.
0
25.00
