После событий в «Крокус Сити» многие из таджикских гастарбайтеров возвращаются домой. Летят семьями. Самолет в Душанбе забит до отказа. Грудные дети орут. Взрослые переругиваются, запутавшись в местах:
За 2 тысячи рублей стюардесса готова пересадить вас на другое место, такое же, но подальше от младенцев. Это даже не взятка, все официально. Не хочешь затыкать уши - плати.
В аэропорту Душанбе давка у окошек пограничников. Женщины в отдельной очереди. Но мужская не столько двигается, сколько уплотняется. Пытаться втиснуться в нее - опасный аттракцион.
Передо мной возникает «помогайка» с бейджиком и приглашает пройти без проблем.
- Сколько? - интересуюсь, хотя и так знаю. В зале стоит баннер: проход для VIP-персон с чаем и без очереди - $30.
- Две тысячи рублей давай, - подмигивает «помогайка». Дескать, неофициально дешевле.
С тоской гляжу на монолитную очередь и соглашаюсь. Будем считать это журналистским экспериментом.
«Помогайка» вкладывает в мой паспорт купюру в 100 сомони (чуть меньше 1 тысячи рублей) и ведет меня в обход очереди. Я будто в шапке-невидимке, меня не замечают ни пограничники, ни таможня. И тоже все официально. Даже штамп в паспорте.
«ВСЁ ПОДСТРОЕНО»
В город меня везет таксист. Он признается, что у него есть российский паспорт. И он хочет снова поехать на заработки в Россию, но боится. Слышал, многих после теракта в «Крокусе» проверяют и высылают. Он опасается: что теперь будет между Россией и Таджикистаном?
- Думаю, между Россией и Таджикистаном сохранятся мирные и дружеские отношения, - говорю ему.
- Хорошо бы! - радуется он и делает мне скидку в 20%.
В Душанбе идет огромная стройка - нужно как-то занимать возвращающихся из России строителей. Высотки тесно жмутся друг к другу, отрицая СНиПы и здравый смысл. Тонкие стены покрыты затейливыми восточными вензелями. Красиво, но страшно за жильцов. Район-то сейсмически опасный...
Иду в МИД Таджикистана, чтобы получить журналистскую аккредитацию. Последний раз я был здесь 20 лет назад. Тогда я просто зашел с улицы, и мне за 15 минут и $10 сделали пластиковую карту. Теперь внутрь не зайдешь - на турникете система распознавания лиц. На меня она громко ругается.
- У нас в редакции такой системы нет, - с иронией говорю охраннику.
- Ну, ты сравнил! - важно отвечает он. - То редакция, а то МИД!
Все документы поданы правильно, но МИД по-азиатски мягко отказывает мне, ссылаясь на то, что решение по аккредитации принимается в течение двух недель. Никто не хочет, чтобы российский журналист что-то тут выискивал и расспрашивал.
Собираюсь уходить, но словоохотливый охранник меня не отпускает.
- Я не верю, что все так просто! - говорит он. - Этот теракт... Всё подстроено...
Я готовился к разным мнениям в Таджикистане. От резкого осуждения и проклятий в адрес террористов до оправдания - дескать, так русским и надо. Но столкнулся с тем, что многие здесь не хотят верить в вину соплеменников. Потому что случившееся не укладывается в головах местных жителей. Они лезут за ответами в запрещенный в России экстремистский Фейсбук* и натыкаются на украинскую пропаганду - все подстроила Москва. И успокаиваются. Главное - не таджики.
ПРОПОВЕДНИКИ ИЗ УЩЕЛЬЯ
Без журналистской аккредитации мне закрыт вход в госучреждения. Но я могу слушать, что говорят обычные люди. На улице и в маршрутках разговоры на таджикском, я вылавливаю слова: «Москва», «террористы», «ФСБ».
Еду в город Вахдат, где до января нынешнего года работал один из террористов - Муродали Раджабализода**, тот, что при задержании лишился части уха.
В этой городской агломерации 400 тысяч жителей. Как тут найти информацию о человеке? Таджикские журналисты советуют: нужно идти в мечеть, на базар или в школу. Там знают всё.
Люди разговаривают на тему терактов неохотно. Вздыхают и темнеют лицами. Боятся сказать лишнее.
Но мне везет. Я знакомлюсь с Джамилей. Раньше она работала учительницей русского языка в школе, а теперь трудится на базаре. Джамиля хочет выговориться, но страшновато. Она часто отстраняется и переспрашивает: откуда я? Зачем спрашиваю?
- После терактов в Москве здесь, в Вахдате, многих задержали, - говорит она. - Почему здесь? Район такой. Всегда был таким. Пацаны здесь дерзкие живут, занимались единоборствами. И попали под влияние проповедников.
- Каких проповедников?
- Здесь рядом Рамитское ущелье, оно раздваивается, как ослиные уши. Там еще в советское время жил суфийский проповедник Эшон Тураджон. У него было два сына: проповедники Ходжи Нуриддин и Ходжи Акбар Тураджонзода. Они были на стороне «вовчиков», когда началась война между властью и исламистами. Весь Вахдатский район оказался под «вовчиками».
РАЙОН ПОД «ВОВЧИКАМИ»
Речь о гражданской войне в Таджикистане в 1992 - 1993 годах. «Вовчиками» называли ваххабитов, а противостоящих им силовиков - «юрчиками» в честь Юрия Андропова, возглавлявшего КГБ. В начавшейся резне больше всего пострадали русские, многим пришлось бежать, бросая имущество.
Затем в Таджикистане наступил мир, но довольно хрупкий. Нынешние силовики-«юрчики» не дают исламистам развернуться. Борются с хиджабами и никабами, с бородами у молодежи до 30 лет, с незаконным оружием и наркотиками.
Но современные «вовчики» агитируют через интернет. Тут и салафиты, и экстремистские группы, по словам Джамили, «совсем запрещенные».
Мусульмане способны отличить тех, кто попал под влияние экстремистских групп. Те молятся чуть иначе, в мечеть ходят по определенным дням.
- Я к ним не имею отношения, - говорит Джамиля. - Но вот я открываю Фейсбук, и смотрите - их реклама. И сообщения, что взрывы в Москве - операция ФСБ. И в некоторых мечетях так говорят. Кому верить? Кстати, правда, что в ФСБ все ходят в синих свитерах?
В Таджикистане плодятся слухи и небылицы. Что говорить, если даже местное авторитетное издание «Азия Плюс» в своих расследованиях о теракте ссылается на… базирующуюся в Латвии «Медузу», признанную в России нежелательным изданием и иноагентом. А уж о чем вещают «интернет-проповедники» - там полный мрак.
Чтобы снизить влияние исламистских групп, власти Таджикистана пытаются обратить народ к древним персидским традициям, например, празднованию Навруза. Когда-то таджики были зороастрийцами-огнепоклонниками. Джамиля помнит, как ее бабушка на Навруз обходила комнату со свечами. Сейчас так делать не принято - грех.
Теракт в «Крокусе» случился накануне Навруза. И, как пишет местная пресса, еще 15 человек задержали в Душанбе и Вахдате, подозревая, что они хотели устроить теракты на праздник.
ТОЛЬКО РОССИЯ, БОЛЬШЕ НИКТО
В городе Вахдат выпускают местную газету. Она называется «Шахриёр». Что можно перевести как «согорожанин», «сородич». Захожу в редакцию. Пожилые сотрудники встречают меня радостно и встревоженно. Радостно, потому что таджики гостеприимны. Встревоженно, потому что не знают, что сказать.
О том, что Раджабализода Муродали** их «со-горожанин» они, конечно, слышали. Все слышали. На рынке с тележкой бегал. Хотел в такси устроиться.
Разговор местным журналистам неприятен, и я меняю тему. Спрашиваю о причинах массовой миграции таджиков в Россию. Отвечают охотнее:
- При СССР нас было 5 миллионов, сейчас в два раза больше. В Вахдате при Союзе было 600 предприятий. Был реммехзавод, домостроительный комбинат, а сейчас нет ничего. 70% населения - молодежь, им где работать? Вот и едут на заработки. Их только Россия может обеспечить работой.
- А что с образованием?
- Институтов стало в три раза больше, но их качество, наоборот, ниже. Многие могут получить нормальную профессию только в России. Кто остался и без работы, и без образования - попадают под влияние проповедников.
Получается замкнутый круг. Массовая миграция позволяет радикальным исламистам проникать в Россию. Но запрети мигрантам к нам приезжать - и они останутся без работы. Тогда еще большая часть молодых таджиков уйдет под знамена «проповедников» и начнет воевать со светской властью в Таджикистане. А Россия получит у своих границ новую горячую точку.
Решение есть. В России нужно реформировать миграционную систему, об этом уже и Путин сказал. А с Таджикистаном восстанавливать прежние экономические и культурные связи. Возвращать в республику русских специалистов, строить заводы. Но быть готовыми к давлению со стороны Америки и Британии. Дело непростое.
РАЗГРУЖАЙТЕ, А В ПОЛИТИКУ НЕ СУЙТЕСЬ
Мне осталось побывать в мечети у рынка, и я иду туда. Иду без охоты, не знаю, как примут меня люди, «попавшие под влияние проповедников». В мечети никого нет, но на улице в стороне сидит группа бородачей в тюбетейках. Вид у них довольно исламистский. Спрашиваю про Раджабализоду.
- Знаем, - мрачно отвечают мусульмане. - Он в нашу мечеть не ходил. Работал на бывшей мебельной фабрике. Там сейчас база стройматериалов.
Беру такси и еду туда.
У ворот бывшей мебельной фабрики сидят водители. На мои вопросы усмехаются. Я не первый, кто интересуется. Здесь уже был рейд таджикских спецслужб, многих выдернули давать показания. О террористе говорить не хотят. Видели его здесь, но знали плохо. Доски он таскал и мешки с цементом. Был разнорабочим. Ничем не выделялся, ничем не запомнился.
Один из пожилых сотрудников базы по имени Йормахмад помнит его. Говорит, что Раджабализода работал около года. Ни с кем не дружил. Даже то, что жил он не в самом Вахдате, а в селе Гурхурда в 10 километрах отсюда, узнали только после теракта. В начале января нелюдимый рабочий ушел и больше не возвращался.
- Мы всем ребятам говорим: разгружайте-загружайте, а в политику не суйтесь! - строго говорит Йормахмад. И вспоминает, что в советское время на фабрике делали неплохую кухонную и детскую мебель. Половина сотрудников была со всего Союза, много русских. В 90-х годах русские уехали, а фабрика сгорела. Теперь это просто стройбаза.
Через дорогу мечеть, в которую ходил Раджабализода. Я спрашиваю собирающихся на намаз стариков: помнят ли такого? Они пожимают плечами. Может, бывал. Но для фанатика-исламиста он был слишком незаметен.
НЕ СЛУЖИЛ, НЕ УПОТРЕБЛЯЛ
Вечереет. Ехать в кишлак и искать родню террориста, наверное, плохая идея. Но я все же еду.
Таксист Анзар работал в России. Он хорошо говорит по-русски. Мы проезжаем красивые места. Цветут весенние сады, вдали виднеются заснеженные горы. Живи и радуйся!
Останавливаемся у дома за мостом. Анзар перебрасывается словами с человеком у дороги и кивает:
- Вот его дом.
У дороги стоит седобородый мужчина в тюбетейке и со строгими глазами. Это дядя террориста. Он не рад моему визиту. Мотает головой. Говорит о племяннике:
- Как же так получилось? Вроде спокойный был. Не употреблял ни наркотики, ни алкоголь. Не служил в армии. Оружия в руках я не видел, чтоб он держал...
- Мог он попасть под чужое влияние? - спрашиваю я. - Может, был слабохарактерным?
Дядя задумывается и соглашается:
- Да, наверное, вот так, как вы сказали.
Слушаю дядю, а в голове: «Спокойный, мухи не обидит племянник, но на такое чудовищное убийство ни в чем не повинных людей смог пойти...»
Дядю и брата Раджабализоды таджикские спецслужбы забрали сразу после теракта. Допрашивали, потом отпустили. Но дядя опасается, что разговор с журналистом ему навредит.
Племянник уехал в январе и не появлялся. Жену с детьми отослал к ее родителям. В доме террориста осталась только старая мама. Ей ничего не сказали. Боятся, что не выдержит сердце. Телевизор она не смотрит и до сих пор ждет сына, уехавшего в Москву на заработки.
Я прошу разрешения зайти во двор. Мне позволяют. Небольшой одноэтажный дом зеленого цвета с высокой крышей. Бедный дом. На веранде, сложенной из необожженных кирпичей, играет маленький мальчик, сын брата.
- С радио «Свобода» (признана в РФ нежелательной организацией. - Ред.) приезжали, я их не пустил. Вы первый, - говорит дядя и с тоской смотрит на меня. - Надеюсь, всё выяснится и виновные будут наказаны!
Это я ему обещаю твердо. И ухожу.
Когда отъезжаем от дома, машину останавливают трое крепких ребят. Спецслужбы? Исламисты? Оказалось, соседи террориста.
- Спрашивали, кто вы такой? - поворачивается ко мне Анзар после энергичного разговора на таджикском. - Я им сказал, что вы нормальный. Но им тяжело поверить, что сосед виноват.
Я понимаю. Совершить такое чудовищное преступление мог кто-то выглядящий, как чудовище. А если выглядел и вел себя как обычный человек, да еще жил столько лет рядом...
Хотя и самый страшный маньяк ХХ века Чикатило тоже не выглядел как серийный убийца...
Анзар вздыхает, что хочет снова поехать в Россию на заработки, но думает, что сейчас неудачное время. Я соглашаюсь, что пока не стоит. Пусть все успокоится. Пусть теракт расследуют.
- Подожду. До конца апреля, да? - с надеждой говорит он.
Я не знаю, что ему ответить.
0
12.00
