После гибели президента Ирана Эбрахима Раиси вместе с другими высокопоставленными деятелями Исламской Республики неизбежно возникло предположение о рукотворном характере катастрофы. И чем больше появлялось подробностей, тем быстрее множились версии злонамеренного вмешательства в полет президентского вертолета Bell 212, который закончился вечером 19 мая в иранских горах.
Парадокс в том, что не имеет уже никакого значения, действительно ли некий гипотетический агент «Моссада» установил на борту устройство, отключающее автоматику, или в кабине пилотов была заложена взрывчатка. А быть может, у старенького Bell просто отказала какая-то из систем, и приборы не «увидели» лесистый склон.
В эпоху постправды восприятие события начинает жить самостоятельно, без связи с причинами, это событие вызвавшими, и, в свою очередь, влияет на реальность куда сильнее, чем правда. Доказанные факты? Нет времени ждать: воспаленное от передозировки информации общественное сознание требует очередную порцию остросюжетного политического сериала немедленно.
Вне зависимости от того, какими будут результаты расследования причин крушения, и общество, и эксперты, и даже политики уже вынуждены существовать в этой новой информационной реальности. Именно она обусловит и то, какие данные впоследствии решат раскрыть спецслужбы Ирана. Ведь если обнаружатся улики, указывающие на диверсию, то в следующей серии зрители могут потребовать начала войны, а если сценарист упрется — найдут способ его заставить.
В любом случае Иран продолжит бороться за место под палящим ближневосточным солнцем хотя бы в силу своей географии, находясь на пересечении многовековых торговых путей. Учитывая, как быстро на фоне несущегося в тартарары прежнего мирового порядка вернулись в политику насильственные методы решения задач и как возрос градус напряженности в целом, борьба эта, к радости любителей политических сериалов, будет жестокой.
«Туманное» крушение
Первое странное обстоятельство, на которое обратили внимание не только сетевые конспирологи, но и вполне серьезные эксперты, — почему президент Ирана летел на стареньком американском Bell 212, ровеснике Исламской революции, хотя для важных полетов обычно использовался Ми-171. Ведь в случае с российскими вертолетами нет проблем с запчастями и техническим обслуживанием, а западную, в первую очередь американскую, технику из-за санкций в идеальном состоянии поддерживать непросто.
Тем не менее даже старый Bell 212 — машина достаточно надежная, а за годы, проведенные под санкциями, Иран наловчился решать возникающие проблемы (отправленные в прошлом году на ремонт в Иран российские лайнеры западного производства тому подтверждение). Так что вопросы технического характера у следствия будут, но не столько к самому вертолету, сколько к тому, что на нем было установлено и почему вдруг не сработало.
Вторым странным обстоятельством можно назвать погодные условия. Версия, что летательный аппарат разбился из-за плохой видимости в условиях густого тумана, самая простая и, что уж лукавить, самая удобная. Действительно, на кадрах начала спасательной операции хорошо видно, что на местность опустился густой туман, спасатели работали буквально наощупь. К ночи пошел дождь, а затем и снег, из-за этого обломки вертолета смогли обнаружить лишь ранним утром — и то при помощи беспилотника.
Но тогда возникают еще два вопроса: почему экипаж повел президентский борт в таких сложных условиях? И почему два других судна из воздушной колонны, вылетевшие вместе с вертолетом Раиси от ирано-азербайджанской границы, где делегации стран-соседок открывали новую плотину, без проблем долетели до места назначения?
Рассказ главы администрации президента Голам-Хоссейна Эсмаили, который находился в одном из благополучно добравшихся вертолетов, опровергает версию тумана. По его словам, погодные условия на момент взлета были благоприятными, на траектории никакого тумана не было, лишь облачность. При этом машины поначалу летели ниже облаков, а затем получили команду подняться выше и продолжать движение.
В список странных обстоятельств вокруг крушения можно внести также тот факт, что с вертолета не был послан сигнал бедствия, а экипаж за полторы минуты до трагедии переговаривался с пилотами другого судна. Получается, Bell 212 просто на полном ходу влетел в скалу и автоматика не сработала?
Вопросов пока явно больше, чем ответов. Верит кто-то в конспирологические версии трагедии или нет, неважно: они уже начали жить своей жизнью и будут оказывать воздействие не только на настроение обывателей, но и на принятие решений. Поскольку такие версии в ходу не только у рядовых граждан, но и у тех, кто принимает решения. Так что, по словам политолога-международника, востоковеда, эксперта РСМД Елены Супониной, этот фактор в любом случае придется учитывать.
Все совпадения случайны?
Главной причиной для рассуждений о рукотворном и злонамеренном характере катастрофы стала вовсе не извечная вражда с Израилем, не козни американцев и уж тем более не внутриполитические склоки в самом Иране, на что усердно намекали турецкие СМИ, а цепочка странных инцидентов с представителями государств, входящих в условный антиглобалистский лагерь.
Да, борта с первыми лицами иногда падают. Например, в 2004 году в горах Герцеговины разбился самолет главы Македонии Бориса Трайковского. В 2010 году под Смоленском погиб Лех Качиньский; поляки лишь в прошлом году признали, что крушение лайнера — результат ошибки пилотов, а до этого почти 14 лет обвиняли Россию в убийстве их президента. В 1966 году в Ираке упал вертолет, в котором находился президент страны Абдул Салам Ареф. В той колонне, к слову, тоже было три борта, а разбился лишь один — тот, в котором летел президент.
Но именно за последние две недели случилось несколько инцидентов с участием лидеров государств, которые поддерживают связи с Россией либо действия которых не соотносятся с политикой, определяемой мировым гегемоном и «коллективным Западом».
В частности, ходят слухи о покушении на наследного принца Саудовской Аравии Мухаммеда ибн Салман Аль Сауда — того самого высокого улыбчивого арабского принца, который отложил поездку в Лондон ради встречи с Владимиром Путиным во время его визита в Эр-Рияд в 2023 году.
Предотвращено очередное покушение на президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана, о чем заявил он сам, — и это на фоне безуспешных попыток Запада заставить Турцию перекрыть каналы параллельного импорта в Россию.
Наконец, совершено нападение на премьера Словакии Роберта Фицо, выступающего за снятие санкций с России, а в Сербии задержан человек, угрожавший президенту Александру Вучичу. Тенденция, согласитесь, тревожная. А тут еще и грузинский премьер Ираклий Кобахидзе открыто рассказал о намеках со стороны европейских чиновников — что произойдет в случае, если Грузия примет закон о прозрачности иностранного влияния. «Вы видели, что случилось с Фицо? Вам тоже следует быть осторожным», — предостерег политика один из еврокомиссаров.
Политические убийства — испытанный способ решения геополитических проблем. Знаком с ними и Иран — достаточно вспомнить ликвидацию в 2020 году генерал-лейтенанта Касема Сулеймани, командующего подразделением «Аль-Кудс» в составе Корпуса стражей Исламской революции.
То, что конспирологических версий так много, не только неудивительно, но даже в какой-то степени нормально, добавляет Борис Долгов, ведущий научный сотрудник Центра арабских и исламских исследований Института востоковедения РАН. «Идет противостояние между Ираном и его соперниками и врагами — прежде всего с Израилем и поддерживающими его союзниками, в том числе Соединенными Штатами. Недавно Иран и Израиль обменялись ударами, а перед этим были действия Израиля по уничтожению, так скажем, нескольких высокопоставленных офицеров КСИР — удары по Дамаску, по консульству Ирана в Сирии. Так что все конспирологические сюжеты совершенно естественны», — уверен эксперт.
Однако до недавних пор к убийству первых лиц противоборствующие стороны все же не прибегали. Возможно, в период мировой политической турбулентности прежние предохранители перестают работать, а значит, все последующие трагедии так или иначе будут рассматриваться через призму чьей-то злой воли.
Кому выгодно?
Главным интересантом дестабилизации ситуации в Иране чаще всего называют Израиль — об этом говорят в «иранских гостиных». На улице же чаще кричат «смерть Америке».
С одной стороны, в версии о возможной причастности израильских спецслужб Израиля к катастрофе нет ничего удивительного. Конспирологи не только указывают на неоднократные убийства высокопоставленных иранских чиновников в последние несколько лет, но и подчеркивают особые отношения Израиля с Азербайджаном: именно с президентом этой страны Ильхамом Алиевым встречался перед смертью Эбрахим Раиси. «Сама по себе дестабилизация обстановки в Иране выгодна и Израилю, и Соединенным Штатам. Они добиваются конкретных целей, пытаются продвигать своих адептов, ослаблять те режимы, которые противостоят США, — это совершенно очевидно», — говорит Борис Долгов.
Несмотря на сложные отношения с соседями — Турцией, Саудовской Аравией и Азербайджаном, — Ирану удается поддерживать с ними нормальный контакт даже в условиях регионального соперничества. Хаос на Ближнем Востоке не нужен прежде всего самому Ближнему Востоку, тем более что последние события в Газе подтвердили тенденцию к большей консолидации арабо-мусульманских стран. «Действительно, были долгие годы противостояния Исламской Республики и Саудовской Аравии, но при помощи Китая отношения, в том числе дипломатические, были восстановлены. Сейчас Тегеран и Эр-Рияд уже не противники — это очень важный фактор, который изменил расклад сил на Ближнем Востоке», — отмечает эксперт.
На внутренних бенефициаров обострения политической ситуации в Иране намекали некоторые иностранные СМИ. В частности, турецкое агентство Anadolu опубликовало статью члена преподавательского состава Национальной разведывательной академии Турции Хаккы Уйгура, в которой он указал следующее: «Решение соответствующих служб о полете президента в горный район при неблагоприятных погодных условиях на очень старом вертолете усиливает подобные подозрения». Впрочем, по мнению Уйгура, катастрофа не сильно отразится на внешне- и внутриполитическом курсе Ирана. Однако если Исламская Республика решится на более жесткие шаги против Израиля, мир может стать свидетелем действий совсем иного рода — против целей внутри Ирана или в третьих странах.
Раскачать Иран: возможно ли?
Все рассуждения о дестабилизации обстановки, если внимательно присмотреться к устройству власти в Иране, неизбежно натыкаются на простой факт: раскачать эту страну целенаправленно крайне тяжело. Иранцы прекрасно научились разрешать как внешние, так и внутренние противоречия. А за последние 45 лет Исламской Республике удалось создать устойчивую модель правления, которую можно ликвидировать только вместе с иранской государственностью как таковой. Впрочем, это вовсе не означает, что местное общество и элиты монолитны.
Реальным руководителем страны считается духовный лидер Ирана, великий аятолла, то есть богослов, обладающий также знаниями в области права, в особенности права мусульманского. Эту должность уже 35 лет занимает великий аятолла Али Хосейни Хаменеи, когда-то, к слову, бывший президентом. А значит, генеральная линия сохранится.
«Нужно отметить, что президент, который стоит на втором месте в стране и руководит правительством, все-таки относительно свободен в выполнении тех задач, которые ставит верховный лидер. Поэтому в Иране было много президентов разных политических ориентаций. Конечно, они влияли на внутреннюю ситуацию, но надо учитывать, что это влияние одобряется прежде всего великим аятоллой. Например Мохаммад Хатами, который был президентом до 2005 года, или Хасан Рухани, предшественник погибшего Раиси, считались по иранским меркам относительно либеральными, реформаторами — но в те годы ситуация в стране и за рубежом была иной и нужно было какие-то либерально-реформаторские идеи продвигать. Однако пока существует режим, во главе которого стоит аятолла Хаменеи, ничего революционного ни во внутренней, ни во внешней политике произойти не может: изменятся только акценты», — комментирует старший научный сотрудник Центра изучения стран Ближнего и Среднего Востока Института востоковедения РАН Владимир Сажин.
Несмотря на утверждения о тоталитарном характере иранского режима, система власти в стране устроена намного сложнее, чем может показаться. В частности, по словам вице-президента Российского совета по международным делам Михаила Маргелова, в местном парламенте можно увидеть достаточно высокий уровень дискуссий и несогласие политиков между собой. «При этом в Исламской Республике есть достаточно понятный слой высшего шиитского духовенства, который, собственно, является коллективным разумом. Духовный лидер — оракул этого разума. Его личная власть чрезвычайно велика, но по мере достижения верховным правителем все более преклонного возраста элитный круг аятолл становится все более значимым, а эти люди влияют и на исполнительную власть, и на КСИР, который, по сути, представляет собой альтернативную армию. Я бы не сказал, что в Иране реальное двоевластие, но существует религиозная ветвь, которая проникает во все сферы жизни, и так называемый республиканизм, который олицетворяют президент, парламент и правительство», — отмечает эксперт.
Иранцы ждут перемен, но терпят
Подобное устройство политической системы нравится не всем жителям страны, что, впрочем, не означает, будто иранцы ринутся устраивать под шумок цветную революцию. Предыдущая революция, случившаяся в 1979 году, была направлена как раз на избавление государства от колониальной, как считало подавляющее большинство граждан, шахской власти. Среди разных политических сил внутри Ирана сложился консенсус: остановить вестернизацию страны и вернуть власть отечественным элитам.
По словам Владимира Сажина, сегодня городское образованное население республики недовольно экономической и политической ситуацией в стране. «Но условную оппозицию из числа либералов-реформаторов народ тоже не поддержал: на выборах они потерпели сокрушительное поражение. Добавьте к этому абсолютную апатию иранцев: по официальным данным, на последних выборах явка составила 41 процент — это самый низкий показатель за всю сорокапятилетнюю историю Исламской Республики», — говорит он.
В 2022 году страну захлестнула многомесячная волна протестов, вызванная загадочной смертью курдской девушки Махсы Амини, задержанной якобы за неправильное ношение хиджаба. Выступления в итоге были подавлены, но недовольство никуда не делось. Как утверждает Елена Супонина, на данный момент ситуация находится под контролем властей и вряд ли может стать поводом для каких-то протестных выступлений в ближайшем будущем. «Возможно, ближе к выборам кто-то попытается ее раскачать, но сделав ставку не столько на экономические факторы, сколько на национальные меньшинства, свободы и прочее», — заключает она.
А что с глобальными проектами?
В качестве одной из возможных причин пристального и нездорового интереса глобальных элит к тому или иному региону часто называют запасы какого-нибудь стратегического сырья либо удачное расположение на пересечении торговых путей. Исламской Республике выпало комбо: большие запасы углеводородов и участие в масштабных региональных логистических проектах. Иные страны — вспомним Ливию и Сирию — и за меньшее ввергались в хаос.
В связи с этим обращают на себя внимание два факта: активное участие Ирана в проекте МТК «Север — Юг», который позволит осуществлять транзит товаров с севера России в Индию, по всему Ближнему Востоку и обратно, а также условный коридор «Восток — Запад» как один из гипотетических вариантов маршрута из Китая в Европу. А тут еще и новости из Индии подоспели, аккурат за несколько дней до гибели Раиси: индусы намерены подписать соглашение об управлении иранским портом Чабахар в течение десяти лет. Ну и как здесь не верить в конспирологию?
Однако вопреки устоявшемуся мнению глобальный капитал все же предпочитает стабильность, а не хаос. В сотрудничестве с Исламской Республикой заинтересованы все: и Россия, и Китай, и Индия, и даже Европа, считает Владимир Сажин. Южная Корея, Япония и Малайзия тоже хотели бы поддерживать взаимовыгодные экономические отношения с Ираном. Это ведь не только транспортный коридор, но и источник нефти, газа и других минералов, того же урана.
Для многих глобальных игроков местный рынок — лакомый кусок. «Когда забрезжила надежда на ослабление или возможное снятие ограничений во время действия соглашения по иранской ядерной программе, неслучайно первыми зашевелились такие гиганты, как Airbus и Boeing, причем между ними началась жесткая конкуренция. В Иране есть на чем заработать, главное препятствие — все те же западные санкции. Что касается развития порта Чабахар с участием Индии, эти и многие другие планы разрабатываются уже очень давно», — поясняет Елена Супонина.
Иранцы умеют разрешать как внешние, так и внутренние противоречия. За 45 лет Исламской Республике удалось создать устойчивую модель власти, которая если и может быть ликвидирована, то только вместе с иранской государственностью как таковой
Заинтересованность Ирана в сотрудничестве с ключевыми для него игроками, в том числе с Россией, никуда не денется, причем есть все основания полагать, что так будет при любой власти. Ирану жизненно необходимы инвестиции и высокие технологии для собственной промышленности. Но даже консервативно настроенные политики в стране понимают, что сотрудничества только с Россией, Китаем и Индией недостаточно для развития. Санкции душат страну, но без решения ядерной проблемы их снятие невозможно. Значит, придется как-то договариваться, а хаос этому помешает.
Что дальше?
По мнению Владимира Сажина, идеология Исламской Республики, какой ее задумывал верховный лидер аятолла Хомейни, лидер Исламской революции, дает сбой. «Нужно вдохнуть в нее новые силы — так говорят в самом Иране. А новые силы появятся только после ухода нынешнего верховного лидера». К слову, погибший в авиакатастрофе Эбрахим Раиси считался одним из основных претендентов на эту должность. Теперь же вопрос выбора преемника для 84-летнего Али Хаменеи остается открытым.
И все зависит от того, какие результаты расследования причин катастрофы будут предъявлены общественности. Если подтвердится, что вертолет упал из-за технических или климатических факторов, — это одно. Если же будет заявлено, что к крушению причастны какие-то внешние акторы, это изменит ситуацию на всем Ближнем Востоке — прежде всего, конечно, в отношениях с теми, на кого правительство Ирана возложит ответственность.
Этот регион всегда был экстремальным, но сейчас он входит в стадию особой подвижности. «Здесь уже идет война не на жизнь, а на смерть в прямом смысле слова, и произошедшая катастрофа лишь один из факторов. Главный вопрос — выживание того или иного государства в его нынешнем виде. И сейчас эта проблема стоит не только перед Ираном, но и перед многими другими странами региона. Так что в ближайшее время мы увидим ожесточенную борьбу, и напряжение будет только возрастать», — полагает Елена Супонина.
0
150.00
