Но если как устроились беженцы в нашей стране, мы более или менее знаем, то жизнь тех, кто выбрал в качестве временного пристанища Украину, неизвестна. Смогли ли бедолаги найти себе кров, получить работу, пришлись ли ко двору новым соседям? Почему-то официальный Киев не торопится хвалиться. Значит, не все так радужно с этими людьми?
О мытарствах жителей мятежного Донбасса, скопившихся в Одессе в количестве 38 тысяч, написал наш коллега, украинский журналист Дмитрий БОЛЬШАКОВ.
Два мира, два камня
Через забор перелетел камень, завернутый в бумагу, шмякнулся об асфальт, разрисованный «классиками». Час назад тут играли дети. Дежурный по лагерю быстро кинулся к воротам. Но услышал лишь удаляющийся топот ног.
«Переселенцы, убирайтесь. А не то спалим» — начеркано на обертке. Камень с отломанным концом. Тяжелый. Острый. Такой убьет.
Дежурный выругался тихонько по адресу неизвестного пращника: «Понедельником бы тебе заехать». «Понедельник» — шахтерское слово, означает тяжелую кувалду, смачное, донбасское.
...Два года назад этих людей шумно встречали на одесском железнодорожном вокзале. Десятки видеокамер, полсотни журналистов, фотографы. Общественники помогали колясочникам выбраться из вагонов. Наготове стояли «скорые». Пригнали целый отряд МЧС — мало ли что. Работали и психологи. Опрашивали, выслушивали, успокаивали.
Многие, уехавшие с Донбасса на Украину, были как раз инвалидами, они не рискнули перебираться в неизвестную Россию, посчитали, что на родине все же льготы, пенсии, короче, без помощи не останутся.
И действительно, на особых желтых автобусах со спецподъемниками инвалидов сразу же отправляли в санаторий «Куяльник». Знаменитый грязелечебный курорт. Здесь их расселяли и, конечно же, сытно кормили. Впервые за много дней пути. На второй этаж, где столовая, официанты в белых рубашках и в бабочках подхватывали и вносили колясочников на руках.
20 июля 2015-го переселенцы из Донбасса организовали на Дерибасовской концерт. Под незамысловатым названием «От всего сердца! Спасибо!!!»
Помню, одна женщина Наталья, парализованная, родом из Донецка, выписывала замысловатые па на инвалидной коляске. Жилы вздулись на ее руках, колеса скрипели на резких поворотах, губа закушена, а она все танцевала танго. Своими стараниями благодарила одесситов за гостеприимство и поддержку.
После на сцену вышел соратник грузинского коммивояжера Саша Боровик — его тогда прочили в мэры жемчужины у моря. Он пафосно произнес: «Руководство области и лично Михаил Саакашвили благодарят за доверие и приложат все усилия, чтобы переселенцы чувствовали себя на одесской земле комфортно». Боровику в ответ подарили камень. Красно-фиолетовый кристалл в виде сердечка. Похожий на опал. Этакое благодарное сердце переселенца. Кандидат в мэры благодарил, кланялся. И вот еще спустя год с месяцами булыжник летит уже в сторону лагеря...
Буквально на днях скандальный губернатор подал в отставку — но то, что он натворил за полтора года правления, еще разгребать и разгребать. Вынужденные переселенцы из Донбасса — одна из многих таких проблем, хотя, без сомнения, она самая животрепещущая.
«Мой ребенок хочет пить!»
Вечер. Громада первого корпуса санатория «Куяльник» не освещена. Два других здания в огнях, с балконов слышится смех отдыхающих. Прочеркивает темноту огонек окурка, ловко выстреленного в сторону черной, обесточенной громады. Мужской голос басит: «Эй, беженцы? Не сдохли там еще?»
И тихо — из темноты: «Мы не беженцы! Мы на своей земле!»
«Ну-ну», — и мужчина, коротко гоготнув, уходит с балкона.
В первом, темном корпусе все еще живут донецкие. У них отключили воду. Отопление. Электричество. Не работают лифты. В торговых ларьках, которые стоят на территории двух других корпусов, инвалидам-переселенцам запретили продавать воду. Почему?
Молодой парень на коляске устало подруливает к ларьку: «Я целый час спускался без лифта с десятого этажа. На руках полз». Тычет черные ладони в лицо продавщице. «Мой ребенок хочет пить!» Женщина захлопывает окошко. Отпускать товар переселенцам не велено.
Захожу в темный вестибюль 1-го корпуса. У дверей руководство все же оставило единственную рабочую розетку. К ней с кипятильниками выстроилась огромная очередь. Лица у людей в полутьме совсем серые. Девочка, выстоявшая час рядом с мамой, глотает противную, чуть подогретую воду. Как в блокаду.
— Во втором корпусе охранники нас выгоняют, не дают пройти даже в туалет, — сетует переселенка Елена.
Это ее дочка так жадно пила, маленькая девочка, в пальто и шапке с помпоном, она не умеет говорить, но изредка мычит. «Мы в МЧС звонили, хотели заказать полевую кухню, чтобы сюда ее привезти. Сказали, что подумают. Да зимой даже бомжам палатки ставят, чтобы не замерзли, чай горячий бесплатно наливают. Суп! А нам?»
Поднимаюсь на десятый этаж. Как мне сказали, там живет Наталья. Та самая, танцевавшая танго для Мишико. Она тоже не может спуститься вниз. В кромешной тьме по лестнице вверх ползет колясочник. Слышно, как шлепают его ладони о ступени. Подтаскивает непослушные, волочащиеся сзади ноги. За пазухой добыча: литровая бутылка горячей воды на ужин...
Директор санатория им. Пирогова (в просторечье «Куяльник»), как говорят в Одессе, «имеет бледный вид». Общаясь с журналистами, он покрывается испариной, опускает глаза. Когда переселенцы сюда только въехали, Араик Погосян очень надеялся на помощь государства. Был уверен, что оно оплатит им проживание, питание, электроэнергию. Оказалось — зря. Когда долги переселенцев достигли астрономических высот, отключил им и электричество, и воду. Директора тоже надо понять — он же не может кормить всех за свой счет.
— Я пару месяцев назад был приглашен на совещание в кабинет министров: собравшиеся там чиновники из минфина, минэкономразвития, минсоцполитики — все сказали, что пока не видят, каким образом эти долги могут быть передо мной погашены, — Погосян оправдывает себя тем, что не выгоняет бесполезных нищих жильцов на улицу.
Фактически задолженность только перед этим санаторием составляет сейчас свыше 11 миллионов гривен. Многие страдальцы, не выдержав мучений, возвращаются в Донецкую область — кто-то в ДНР, некоторые в зону, контролируемую войсками АТО. По словам общественника Игоря Ваймана, остаются в санатории около 10 человек, число все время меняется.
Длинный, гулкий, черный коридор. Жирно блестит при свете фонарика линолеум. Стучу во все двери. Кричу: «Это пресса, я журналист». В очереди за кипятком сказали: надо обязательно предупреждать, что пришли репортеры. Люди боятся, что явятся охранники и начнут выкидывать их из номеров. Посему не открывают.
Дверь поскрипывает. На пороге девушка, и тоже в инвалидной коляске. Это не Наталья. Выясняется, что Наталья уехала. В Донецкую область, раздираемую войной. Из сытой, благополучной Одессы. Не выдержала.
Свечи зажигать не велят. Увидят огонек, выбросят вместе с вещами. Я спрашиваю: «А если пожар? Вы сможете кого-то позвать на помощь?» Девушка только разводит руками и показывает на разряженный мобильник.
У пожилой ее соседки волна удушливого смрада сразу обрушивается на меня. К бабушке давно никто не заходит. Грязное, старческое белье расфасовано по пакетам. «Не надо включать фонарик. У меня глаза отвыкли от света», — просит старушка.
Говорит сбивчиво, задыхаясь. Подняться с койки и открыть дверь стоило ей немалых трудов. «Из еды кусочек хлеба остался и банка кукурузы. Я сижу напротив окна и думаю: может, ну ее, эту комнату протухшую. Может, опрокинуться вниз — и все...»
В другом санатории, «Сперанца», недавно покончил с собой старик-переселенец. Он ходил, опираясь на две палки. Все просил ходунки. А их не присылали. Бумажная волокита. Заехал однажды на каталке в душевую, привязал к трубе проволоку и удавился. Ходунки пришли днем позже.
Беженцев лук
Михо! У нас губернатором будет Михо! Большинство одесситов ликовало. Я, кстати, тоже. Мы ждали истинного коммунизма и решения всех проблем. На скептиков накидывались чуть ли не с кулаками: «Ты видел грузинское отделение милиции?! Оно стеклянное, чтобы не били кого ни попадя и взятки чтобы не брали. А ты знаешь, за сколько там загранпаспорт оформляют? За пять минут! И у нас в Одессе так будет скоро».
Переселенцы радовались, ждали: вот-вот губернатор приедет в санаторий, прижмет к груди пацана на инвалидной коляске. И все. После будет хорошо. У Грузии же есть опыт строительства городков для таких, как они. Михо — он голова.
А губернатор все не ехал. Веселил горожан новыми видеозаписями своих похождений. Их тут же выкладывали в YouTube. Публично распекал чиновников и прокуроров, раздавал конфискованные велосипеды, сражался с «мафией» и еще что-то. А в санаториях его ждали переселенцы. Ждали...
Санаторий «Сперанца» — в переводе с молдавского «Надежда». Сюда тоже привезли инвалидов с Донбасса. Совсем лежачих. Не способных критиковать обломки древней мебели, залежи рухляди в коридорах, отвратительный запах болезни и плесень на стенах в палец толщиной.
Кормежка отвратительная. Я пытался найти в размазне, которую приносили больным, хоть кусочек мяса. В меню же было написано «каша с мясом». Перелопатил всю тарелку с неаппетитной субстанцией и наконец обнаружил нечто, похожее на «бациллу». Так у нас в армии называли вареное сало. Только это была свиная шкура. С щетиной. Сантиметра два.
— Одну неделю кормили луком, — рассказывает Зоя Турченко, местная жительница. — Это был праздник. Хоть какие-то витамины. Перистый, хороший. А вообще... Умереть с голоду не умрешь, но жить не хочется.
Михо сюда так и не добрался. Хотя по интернету все еще гуляет письменный проект его выступления перед переселенцами. Так никогда им и не произнесенный. «Вы там, где не бомбят. Не стреляют. Вас не убьют. Вы не умрете с голода. Вас не выгонят на улицу. Но это все, что мы можем гарантированно вам обещать. Тяжело вам, потерявшим свои дома. Тяжело одесским матерям, у которых погибли на войне их дети. Но они поделятся с вами куском хлеба», — красивые слова. И ни более.
«У нас одна страна, а значит, и болезни все одинаковы. Нищета. Коррупция. Нам тоже очень тяжело. У нас тоже не платят зарплату, и люди выживают, как могут. У нас на ключевых постах по-прежнему сидят мародеры, которые будут рвать у всех кусок. В интернатах, домах престарелых в Одесской области дела не лучше, чем у вас. Да, да, там нищета и нет лекарств, и нет врачей. Но это не значит, что мы должны опустить руки. Только вместе мы можем этому противостоять. Вспомните рассказы ваших родителей о послевоенном времени. Сейчас много легче! Вы не пухнете с голоду. Не живете в развалинах. У вас есть свет, телевизор. У вас есть товарищи по несчастью. И если их попросить, они возьмут вас на руки и спустят к морю. Вы можете наловить бычков к ужину! Всем! Или мидий. Есть парни, колясочники-спортсмены, они бы могли не сидеть и сопли жевать, а это сделать. Вы показали, что у вас большой запас мужества, и вам очень важны старики. Вы — это наша мудрость. Наша память. Поддерживайте слабых, утешайте несчастных и сами не раскисайте. Я обещаю, что сделаю для вас все, что смогу!»
Саакашвили мог хотя бы произнести этот незамысловатый спич в лицо людям. Не сказал.
Утверждают, что в Одесской области самое бедственное положение у переселенцев среди всей Украины, самое плохое отношение к ним. Это признал и первый заместитель руководителя специальной мониторинговой миссии ОБСЕ Александр Хуг: «Несколько сотен живут в санаториях Одессы и Белгород-Днестровского района. По определенным причинам они требуют внимания и особого ухода. Да, они действительно обитают в очень печальных условиях».
Маша Гайдар, когда-то хваленая, также заявила, что, «может быть, где-то в селе переселенцы огородили бы себе земельный участочек и работали б на поле». Я говорил ей во время интервью: «Вы их видели? Вы реально видели этих людей? На поле. Они лежачие, некоторые меняют памперсы каждые полчаса. Вы этих людей видели?» Бывшая любимица Михо промолчала.
Переселенцы надоели. Всем мешают. Вечно чего-то просят. Требуют. Даже набираются наглости врываться в административные здания областного исполкома. С детьми. И ночевали там пару раз. Когда Саакашвили ездил к живущему в Одессе французскому виноделу на дегустацию, когда строил первый на Украине круглосуточный Домик бракосочетаний, когда говорил о своей новой команде профессионалов, все эти люди немым укором стояли перед ним и неустанно докучали одним своим присутствием. Они — знак беды, клеймо войны, от которого хотелось бы поскорее избавиться. Раньше сказали бы, что они портят «показатели», сейчас — мешают пиариться Михо, умудрившемуся даже из своей отставки сотворить красочное шоу.
Бессмысленно и беспощадно
Год назад в Одессе произошел первый бунт переселенцев. Поздней осенью, когда была отвратительная погода, ветер, собачий холод, к областной администрации приехали мамочки с грудными детьми, инвалиды, старики. Неумело стали в шеренгу. Развернули плакаты. Уши у детей моментально замерзли и покраснели. «Ну проскандируйте требования, вы же не просто так здесь собрались, а чего-то хотите?» — приставали телевизионщики. Требовалась красивая картинка.
Но переселенцы боялись и пикнуть. Они никогда прежде не бывали на митингах. Не отстаивали свои права. Они знали одно: их детей украинские чиновники убивают бездействием.
Вышла Валентина Куланова, советник губернатора Саакашвили по социальным вопросам. Первое, что надлежало бы ей сделать, — увести отчаявшихся людей с холода, напоить чаем, наконец, и попытаться решить хотя бы часть их вопросов, но вместо этого чиновница начала истерить, кричать, махать кулаками.
Одна из женщин с двумя детьми каким-то чудом пробралась в святая святых: депутатский буфет администрации. Охрана на входе замешкалась, пропустила ее, сплоховала... Сопровождаемая ошарашенными взглядами народных избранников женщина взяла тарелку супа для сынишек и пару кусочков хлеба. Денег на большее, даже при весьма демократических депутатских ценах, ей не хватило. Ели все втроем из одной тарелки. Сперва дети, потом остатки — мать. Депутаты давились борщом и быстро покидали «зараженную» столовую.
В мае 2016-го переселенцы разбили возле областной администрации палатки. Тоже ничего вроде не требовали. Но и за это одесские чиновники называли их бездельниками и саботажниками. Бушевала руководитель регионального департамента здравоохранения и соцзащиты Татьяна Кривая: «Все, кто здесь находятся, — трудоспособные лица, которые могут самостоятельно совершенно спокойно устроиться на работу и жить на платных условиях. 38 тысяч переселенцев в Одесской области. Мы же не можем всех постоянно кормить».
С пластмассового стульчика, стоящего на асфальте, поднялся старик, когда он заговорил, у него дрожали губы, он выглядел лет на восемьдесят: «Вы не поверите, но я могу снять брюки и показать шрам от осколка. На животе. Раненого меня вывезли в январе из поселка Пески, Ясиноватского района Донецка. Это рядом с аэропортом. От моего дома не осталось ничего. Голые стены, обгоревшие. Крыши нет. Сарая нет. Собаку убило в тот же день, когда меня ранили. Одним снарядом. Сыновья живут в России. Вот я сижу здесь, потому что меня скоро выгонят из санатория «Куяльник», а ехать мне некуда... Я бездельник? Я тунеядец? Мне 67. У меня 46 лет трудового стажа», — и пожилой человек обессиленно заплакал.
...Некоторое время назад Украину захватила агрессивная информационная кампания, призванная изменить отношение к переселенцам. «Гнать этих цыган на работу и в АТО!» — лютуют соцсети. Между тем среди самих «понаехавших» ходят упорные слухи, что Киев деньги на их обустройство выделил, но бюрократы на местах «попилили» все между собой.
По словам Георгия Блощицы, координатора эвакуации переселенцев из зоны АТО, одесская обладминистрация не возьмет средства из бюджета, хотя суммы на эти цели есть, и приличные, пока не будут посчитаны все беженцы, которым нужны квартиры и финансовая помощь. Но почему-то за два прошедших года этих людей так и не сосчитали. Чего еще ждать? Первый камень в сторону переселенцев в Одессе уже брошен.
За последнее время две группы беженцев вернулись в ДНР. Они рассудили, что там, среди руин и боев, под бомбежкой, им будет лучше, чем здесь с подобной «заботой».
Их дети вырастут в ДНР. И с ненавистью расскажут донецкой ребятне, как «укропы» хотели их уморить. И это будет абсолютная правда. Вот чем рано или поздно отольется одесситам собственное скотство...
0
14.96
