ПОСЛЕ НАЧАЛА СПЕЦОПЕРАЦИИ НА УКРАИНЕ ДИРЕКТОР ГОСУДАРСТВЕННОГО ЭРМИТАЖА ЗАЯВИЛ, ЧТО МУЗЕЙ СОСРЕДОТОЧИТСЯ НА ВЫСТАВОЧНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ВНУТРИ РОССИИ .
О том, что это означает, Михаил ПИОТРОВСКИЙ рассказал «АиФ».
– Михаил Борисович, приходилось ли вам слышать такое мнение: обидно, дескать, – пока мир был открыт, всё лучшее из своих коллекций Эрмитаж вывозил за рубеж, а не в регионы России?
– Мы действительно сосредоточиваемся на России, но примерно в том духе, в котором формулировал это глава МИД Российской империи Александр Горчаков. А о том, что им обидно, зачастую говорят люди, которые не ходят в Эрмитаж и не следят за тем, что на самом деле происходит в музее: они слышали, что есть выставочный центр Эрмитажа, скажем, в Амстердаме, и начинают возмущаться – почему такого же нет в Казани? А в Казани он есть! Наша система, которая называется «Большой Эрмитаж», подразумевает создание глобальных центров музея повсюду. Давно существуют центры Эрмитажа в Казани, Омске, Екатеринбурге, Выборге, Владивостоке и других городах страны.
– То, что Россия потеряла возможность влиять на мир посредством своей мягкой силы (культуры, искусства), – это очень плохо? И для кого хуже – для нас или для них?
– Кого-то раздражает, когда я говорю о культуре в военных терминах: например, о наступлении русской культуры в мире. Культура – это мягкая сила, которая не только доставляет людям удовольствие, но и рассказывает о нас, какие мы на самом деле. Не так давно представители Эрмитажа рассказывали за рубежом о российских императорах, которые благоволили искусствам, однако сегодня эта тема вызывает там неприятие. В иностранных СМИ пишут: мол, зачем Эрмитаж проповедует нам своих императоров. Сейчас наша активность раздражает. В психологии это называется «ресентимент» – неудовлетворённость тем, что существует у себя, поиск виноватого и чувство враждебности к тому, что человек считает причиной своих неудач. Во внутренней системе отмены, которой увлёкся западный мир, начали в рамках так называемого постколониализма скидывать с пьедестала Вольтера и Колумба – и уже зашли слишком далеко и сами это поняли. И вот тут подвернулась Россия, на которую можно спихнуть все свои грехи.
Однако, когда нет культурного обмена, теряют все стороны. К счастью, в том или ином виде он существует всегда – он был и во времена железного занавеса в СССР. У музея сегодня есть много способов и возможностей, чтобы присутствовать в мире. Например, миллион новейших технологий, которые доступны всем и позволяют транслировать всё, что мы делаем, независимо от того, что границы закрыты и самолёты не летают. Недавно мы начали проект под названием «Небесный Эрмитаж» или «Эрмитаж в облаках» – это целый ряд цифровых копий шедевров искусства, которые развёрнуты в «облачном» пространстве. Конечно, ничто не заменит подлинник, но между подлинником и его репродукцией есть множество разных вариантов представления шедевра, которые могут быть ничуть не хуже обычной выставки.
«ЭТО ПРИКАЗ СВЕРХУ»
– К чему может привести «культура отмены» в отношении России на Западе: запрет Пушкина, Толстого, Достоевского и пр.?
– В мире идут «войны памяти», но по-настоящему отменить ничью культуру нельзя. Такое уже было в истории цивилизации, но успеха не имело. И Россия сама – пример этому. Мы достаточно часто отменяли свою собственную культуру: сначала царскую, потом – писателей, которые были крепостниками или просто недостаточно рабоче-крестьянскими (включая того же Достоевского), Русскую православную
церковь, потом – советскую культуру, сейчас отменяем постсоветскую… Как выяснилось, у нас нет иммунитета от всего этого: мы с удовольствием начинаем отменять неугодные нам пласты отечественной истории снова и снова. В этом смысле история нас не учит. Но и не только нас: в своё время христиане уничтожали языческую культуру, протестанты – католическую, американцы – культуру индейцев, колонизаторы Австралии – культуру аборигенов…
Но несмотря на все отмены, культура всегда возвращается. Снесённые и разрушенные памятники возвращаются на своё место, в т. ч. и памятники архитектуры – подобно храму Христа Спасителя. Можно запретить чьи-то концерты, поменять одних артистов на других, но само искусство больше, чем подобные частности. Поэтому интерес к нашим собраниям не пройдёт. Музеи поддерживают диалог культур, в ходе которого люди понимают, что различия между ними – это прекрасно. Что очень хорошо и важно, когда кто-то на тебя не похож, и не надо априори считать, что он враг. Этому и учат музеи. Никуда не деться без взаимного вклада нашей культуры в европейскую – и наоборот. Жить в примитивном смысле мы друг без друга, пожалуй, сможем, но развиваться – нет. Вопрос, почему вдруг появляется эта отмена, озлобление... Надо понять, почему нас так яростно хотят «закрыть» и противопоставить этому какие-то правильные эмоции. И ни в коем случае не надо в ответ на такую отмену отменять других. Не надо переживать: «Ах, отменяют! Что делать?» Надо разобраться.
– Когда может закончиться «закрытие» русской культуры?
– Закрытия как такового нет. Есть попытка отменить вклад России в мировое наследие. Надо этому противопоставить нормальную культурную жизнь у себя в стране – и все подобные попытки просто отсохнут. Нас так просто не возьмёшь – как говорится, «не дождётесь». Тем более что этим занимается не весь мир, а достаточно небольшое количество психически своеобразных людей в определённых странах. С другой стороны, это некий приказ сверху: «Ничего русского не брать». Что ж, отрицательные качества Советского Союза теперь переселились на Запад. Но долго там не выдержат: такие приказы противоестественны нормальному развитию человечества и контрпродуктивны для тех, кто «отменяет» культуру.
НЕ ПРОСТО «КУПЧИКИ»
– Недавно вы участвовали в презентации выставки коллекции Морозовых – главном проекте Пушкинского музея 2022 г., продолжающем рассказ о династиях московских коллекционеров. Коллекционированием искусства в России часто занимались купцы и промышленники – люди без дипломов Сорбонны или глубоких познаний в культуре. Что ими двигало – просто бизнес и ничего больше?
– Московские коллекционеры XX в., в т. ч. купец Сергей Щукин, купцы и предприниматели – братья Михаил и Иван Морозовы, предприниматель и банкир Павел Рябушинский являлись лишь частью мира великих коллекционеров и меценатов России. Это были представители нарождающегося капиталистического класса, которые действовали по такой схеме: одно поколение собирает деньги, второе их тратит, иногда гуляя, а третье начитает пускать их в дело, на благородные цели – больницы, театры, музыку и собирание коллекций. Щукины и Морозовы были людьми образованными, а не просто «купчиками», как у Островского. Они хорошо говорили на иностранных языках, часто ездили в Европу, а некоторые и жили там. Сергей Щукин познакомил с русской иконой Матисса, и это оказало на французского художника особое влияние. Рассказывают, что однажды у Пьера Матисса, сына художника, спросили, мог ли Анри Матисс создать свои картины «Танец» и «Музыка» для кого-нибудь, кроме заказавшего их Щукина. Пьер ответил двумя словами: «Для кого?» Думаю, что русскими коллекционерами прошлых эпох двигало любопытство, свойственное предприимчивым людям: они смотрели вперёд, как хорошие бизнесмены, и если понимали, что перед ними что-то безумно интересное, примерно представляли, сколько это будет стоить, скажем, через 10–15 лет.
0
20.00
