Федеральное агентство по делам молодежи внезапно заинтересовалось субкультурами. Уже этой осенью ведомство совместно с социологами и независимыми институтами начнет исследование "имеющихся и только развивающихся субкультур", причем отдельное внимание уделят фанатам, байкерам, толкинистам и геймерам. "Мы будем использовать полученные данные в своей работе",— пояснил глава Росмолодежи Сергей Поспелов. Зачем власти нужна "продвинутая молодежь", как ее можно использовать и что она собой представляет, выяснял "Огонек"
Пока Росмолодежи только приступает к изучению молодежных субкультур, "Огонек" ознакомился с последними данными об их численности, составе и лояльности власти. Вся эта информация уже несколько лет собирается в Центре молодежных исследований НИУ ВШЭ, руководитель которого — Елена Омельченко — оценила перспективы Федерального агентства понять что-то в молодежном сообществе.
— Кажется, что классические молодежные субкультуры — оппозиционные всему, альтернативные — ушли в прошлое. Теперь кругом активисты: то здорового образа жизни, то нездорового, то традиционных ценностей, то нетрадиционных... Молодые будто стали слишком деловыми, чтобы тратить время на "бессмысленный протест". Похоже на то или у меня искаженная оптика?
— Вы ведь тоже принадлежите к молодежному сообществу и в целом верно подмечаете какие-то детали. Классические субкультуры, возникшие в послевоенный период, определялись теоретиками как закрытые сообщества, которые очень ярко отличались от мейнстрима. При взгляде на них сразу всем было понятно, что это не "нормальная молодежь". Разные субкультуры в то время вели серьезные символические бои за то, чтобы считаться самыми значимыми, самыми альтернативными, самыми бескомпромиссными... Но уже после 1968 года градус борьбы снизился, а к концу 1980-х субкультуры во всем мире испытали на себе то, что можно назвать коммерциализацией. Они не могли сохранять свою закрытость в условиях глобальных информационных потоков и стали растворяться в более широком молодежном пространстве. Возникают рейверы — любители вечеринок электронной танцевальной музыки, эмо — "эмоциональные" поклонники соответствующей рок-музыки и прочие, как мы их называем, "буферные субкультуры". Они расположены на стыке собственно субкультуры и мейнстрима, не так закрыты (стать рейвером куда проще, чем стать панком), не требуют такой лояльности от своих последователей. Буферные субкультуры ориентированы на определенное потребление — музыкальное, культурное, экономическое, они подстроились под рынок. Однако и их время проходит; сегодня социологи замечают, что наступает третий период в развитии молодежных субкультур — период образования новых солидарностей.
— Субкультуры снова становятся закрытыми?
— Нет, не в этом дело. Собственно, вместо субкультур появляются "солидарности". Это, конечно, аналитическая конструкция, которую используют социологи, но ее легко проиллюстрировать примерами из жизни. В XXI веке происходило массовое размывание национальных консенсусов, базовых ценностей, держащих на плаву "нормальные" социальные слои. Не только российское население страдает от аномии — потери ценностных ориентиров, это очень распространенная проблема. И молодежь, как наиболее чувствительная и прогрессивная часть общества, ответила на этот вызов тем, что стала искать новые ценностные векторы, которые помогают формировать низовые "солидарности", отличать "своих" от "чужих". Это различение "своего" теперь происходит не на уровне культурных символов, которые легко подделать, а на более глубоком уровне — согласия с тем или иным ценностным вектором.
— Поэтому на улице можно встретить, скажем, панка с георгиевской ленточкой на руке?
— Конечно, получается, что солидарности "размывают" субкультуры. Мы изучали субкультуру анархистов в Санкт-Петербурге — Мекке российской молодежной тусовки — и обнаружили, что единого "анархического" движения, по сути дела, не существует. Есть анархо-феминисты, есть стрейтэджеры, есть панки — и все называют себя анархистами. При этом стрейтэджеры ратуют за физиологический аскетизм: отказ от алкоголя, наркотиков, беспорядочных половых связей, а панки, протестуя против капиталистического мира и безудержного потребления, совсем не гнушаются физиологического гедонизма. Внешне они похожи, используют одни и те же символические коды. Но по сути они разные и сами это прекрасно понимают. Как реакция на это внутреннее размывание субкультуры происходит сближение отдельных групп ее приверженцев с другими молодежными тусовками, разделяющими схожие ценности, хоть и слушающими другую музыку или не слушающими музыку вообще. У стрейтэджеров есть много общего, скажем, с веганами — людьми из совсем другой молодежной среды.
— Можно сказать, что субкультура зависима от нормы? Если представление о "норме" в стране есть и оно общее для всех, возникают относительно сплоченные субкультуры, оппонирующие норме. А если такого представления нет — молодежь не знает, от чего отталкиваться, и сама ищет "стандарты".
— Мы действительно во многом переживаем момент "поиска нормы". Поэтому исследование ценностей молодежи — очень важное направление в социологии. И интерес Федерального агентства по делам молодежи к современным субкультурам понятен: власти хотелось бы поучаствовать в "стандартизации" молодежной сцены, не допустить "западных" веяний. Хотя полезнее, конечно, было бы прислушаться как к самой молодежи, так и к мнению независимых экспертов, чтобы не "перегнуть" свою линию. А список ценностных векторов, по которым происходят разломы и образуются новые солидарности, довольно обширен, их можно замысловато комбинировать в расчете на те или иные эффекты. Согласно нашим исследованиям, для молодежи значима, например, тема гендера: сторонники патриархального гендерного порядка оппонируют тем, кто признает гендерное равенство. Следующий острый вопрос — лояльность и анархия: поддержание порядка, национального престижа и государственности или отказ от контроля, власти, контактов с государством. Разумеется, актуальна религия, на крайних полюсах которой расположились воинствующие атеисты и радикальные фундаменталисты. Для российской культурной сцены по-прежнему важна оппозиция "запад-восток" и самопозиционирование в ее рамках. Наконец, конфликтной темой в последние годы стало здоровье и отношение к окружающей среде, животным. Молодые люди могут перестать друг с другом общаться просто потому, что кто-то ест мясо, а кто-то считает это аморальным.
— А как насчет такой болезненной темы, как социальное неравенство, пресловутый "классовый вопрос"?
— Он имел первостепенное значение для классических субкультур, которые формировались на классовой основе. Скажем, панки всегда боролись с буржуазией, против ее культурного и экономического господства. Для английских скинхедов было принципиально важным подчеркнуть свое "рабочее" происхождение, даже если по факту оно таковым не являлось. Те же хиппи — это протест против среднего класса, с его ценностями и стандартами жизни. Сегодня все чуть сложнее, потому что классы стали подвижны, структура общества быстро меняется.
Конечно, в отношении к потреблению тоже выстраивается определенная солидарность. Есть, скажем, барная тусовка — это место обитания золотой молодежи, богатой элиты. Есть хипстеры — субкультура среднего класса. И есть, наконец, гопники — очень интересная субкультура, такое радикальное крыло "нормальной молодежи". Но все эти идентичности не являются четко закрепленными, заранее заданными достатком семьи, в которой человек вырос. В целом и не очень обеспеченный молодой человек сегодня может заинтересоваться субкультурой хипстеров, а не гопников. Равно как и наоборот: стать "своим на районе", по сути, гопником, способен и человек с достатком.
— Видимо, значение имеет еще и региональная идентичность: "столичная молодежь" — это ведь тоже своего рода субкультура...
— Для России региональное измерение очень значимо. Перемещение из одной субкультуры в другую часто просто невозможно без географического перемещения в пространстве: скажем, "барной тусовки" в огромном количестве российских городов попросту нет. Именно поэтому мы сейчас затеяли интересное исследование: опрашиваем молодых людей четырех городов — Питера, Ульяновска, Махачкалы и Казани, чтобы понять, какие субкультуры заметны именно в их регионе, интегрированы в местный культурный ландшафт. И уже обнаруживаем много любопытного. Например, в Махачкале одно из самых известных и распространенных молодежных движений — это так называемые приороводы или калиноводы, то есть тусовка людей, которые увлечены российскими автомобилями марок "Лада-Приора" или "Лада-Калина", тюнингуют их, обсуждают на форумах, снимают клипы... Это, по сути, такой инвариант гопнической культуры, весьма богатый и разнообразный, замешанный на своей "локальной" идеологии: "Покупай российское", долой гламур и так далее. Похожие "ребята на районе", группировавшиеся вокруг гаражей, мастерских, встречались еще в 2000-х, но перформативно заявлять о себе в интернете, медийной среде стали только сейчас.
— Если даже гопники — это субкультура, то есть ли молодежь, которая остается в стороне от разнообразных солидарностей и избегает их влияния?
— На самом деле активных субкультурщиков всегда не больше 10-15 процентов от общей численности молодежи. Это культурное меньшинство, но оно порождает смыслы, значимые для всех остальных. Разумеется, ходить в благопристойный фитнес или в "качалочку на улице" — это еще не значит принадлежать к той или иной молодежной субкультуре, но сама популярность фитнеса, здорового образа жизни у молодых людей связана с влиянием соответствующих субкультур, задающих тренды.
— Точно ли субкультуры задают эти тренды? Может, их задают коммерческие компании или, вот, скажем, Росмолодежь научится задавать?.. Будет говорить, что модно, а что нет?..
— Многим этого хотелось бы. И молодежь действительно одна из самых зависимых социальных групп — от семьи, от различных авторитетов, от государства. Однако использовать ее очень сложно. Были классические примеры в европейской истории: скажем, национал-социалистическая партия Британии в свое время "поработала" со скинхедами, после чего это движение стало ярко националистическим, хотя изначально считалось скорее классовым и вовсе не таким радикальным. Так же "раскручивают" антимиграционные настроения внутри определенных молодежных тусовок. Но эффекты, как правило, бывают непредсказуемыми. Может возникнуть отторжение, может случиться раскол в самой тусовке... Поэтому в последнее время "топорному" вмешательству в самоопределение молодежи опытные политики предпочитают некое заигрывание: входят в ее "сцену", используют значимые для нее образы, учатся доверительно общаться. Это тонкая работа, и российская власть пока не очень понимает, как ее вести, хотя и пытается протянуть "руку дружбы" тем же байкерам или фанатам. Проектные изыскания Росмолодежи, видимо, придутся кстати: раз не получилось "формировать" устойчивые движения, наподобие "Наших", самое время работать с теми, что образуются сами собой.
0
75.00
