Власть в России нашла способ сделать так, чтобы оппозиция не представляла для нее опасности: собравшимся в оппозиционные ряды чиновникам и партийным функционерам достаточно намекнуть, что обратного пути у них не будет.
"У нас могут быть только две партии: одна у власти, другая — в тюрьме" — эту формулу политики России 1920-х годов приписывают то главе Совнаркома Алексею Рыкову, то видному большевистскому публицисту Карлу Радеку. Вне зависимости от авторства цитаты побывать в обеих партиях пришлось и Рыкову, и Радеку.
В современной России, безусловно, есть партия, которая у власти. В Думе уходящего созыва она занимала почти все кресла и делилась на четыре фракции, по традиции называвшиеся партиями. То, что называется посткрымским консенсусом, по сути своей привело почти к общему знаменателю политические установки "Единой России", КПРФ, ЛДПР и "Справедливой России". Разница по отдельным вопросам не столь существенна, чтобы называть их политическими разногласиями. И уж точно само понятие "думская оппозиция" на глазах становится архаичным термином. По сути дела, избирательная кампания-2016 должна стать объединительным съездом для четырех фракций правящей партии.
Вторую партию — "партию не у власти" — в массе своей не сажают в тюрьму. В ней гораздо больше фракций, которые ссорятся друг с другом гораздо сильнее, чем с властью. Она просто почти официально признана партией, которая не может прийти к власти.
С мая 2004 года "Левада-центр" проводит опрос "Оппозиция: необходимость, узнаваемость и доверие". В июле 2011 года перед выборами 47% утверждали, что оппозиции в стране нет; это один из самых высоких показателей за все время исследований. На тот момент это был почти оптимальный показатель.
Действительно, в 2011 году разделение оппозиции на легальную и полулегальную было доведено практически до совершенства за счет фактического ограничения пассивного избирательного права. Политики делились на тех, кто мог принимать участие в выборах, и на тех, кому места в списках не находилось по определению, вне зависимости от того, могли они принести голоса или нет. Партий было мало, всего семь, их списки были отлично выверены. Борис Немцов, Михаил Касьянов, Владимир Рыжков, Сергей Глазьев и его соратники по блоку "Родина" и другие, довольно известные люди, не сумевшие встроиться в политический мейнстрим, наблюдали за предвыборным процессом со стороны — часть во главе с Немцовым пыталась устроить кампанию по бойкоту выборов. Когда возникла необходимость, с выборов был удален Михаил Прохоров и его сторонники.
"Болотные протесты" и медведевская либерализация партий разрушили старые критерии: партий стало много и возможностей избираться и быть избранным стало больше.
Это тут же отразилось на восприятии оппозиции. В июле 2012 года социологи зафиксировали рекордные 66% граждан, убежденных в наличии оппозиции в РФ. В мае 2014 года их число снизилось до 50%, но в феврале 2015 года вновь увеличилось до 66%. По тому же опросу "Левада-центра", в феврале 2016 года 54% граждан были согласны с наличием политической оппозиции. Из них 17% посчитали, что она определенно есть, 37% — что она скорее существует. 18% с ответом на вопрос затруднились, а 27% заявили, что не верят в существование оппозиции в стране (по мнению 19%, ее скорее нет; по мнению 8%, определенно нет). Впрочем, о какой оппозиции идет речь, из опроса не совсем понятно.
Есть старый анекдот — жена политика спрашивает его: "Почему тебя вчера по телевизору назвали единственным представителем конструктивной оппозиции?" Тот отвечает: "Не знаю, начальству виднее". Этот старый анекдот отлично описывает как правила взаимоотношений между российской властью и оппозицией, так и ключевой способ их коммуникации.
Место конкретных оппозиционных групп определяют не столько они сами, сколько власть. Самая наглядная история случилась с Союзом правых сил в 2007 году. Сначала партия считалась конструктивно оппозиционной, но "Единая Россия" сделала темой кампании критику "лихих девяностых", воплощением которых и стал СПС. Соответственно, правые оказались в лагере радикальной оппозиции, что само по себе стало для них не самой приятной новостью. Обратная история произошла уже в 2013-2014 году с Эдуардом Лимоновым, который из радикального противника власти стал ее союзником.
Оппозиция, как правило, довольно внимательна к мнению власти о себе. Есть самые различные версии относительно того, как часто представители оппозиционных партий посещают администрацию президента с целью консультаций. Есть разные точки зрения относительно масштабов влияния власти на формирование списков кандидатов или на состав руководящих органов оппозиционных объединений. Существенно, что есть оппозиция, которая находится в "рабочем контакте", и есть совсем несистемная, с которой работают уже другие структуры.
Важным показателем системности или несистемности оппозиционной группы или отдельного политика является упоминание его в программах федеральных каналов. Упоминание в нейтральном ключе или приглашение на ток-шоу, где даже разрешат что-то сказать, или микроинтервью свидетельствуют о том, что оппозиционер — системен. Для несистемных также существуют совсем другие передачи с весьма специфическим видеорядом.
Большинство респондентов социологических служб согласны с тем, что оппозиция нужна и ее хорошо бы иметь в наличии
Несистемная оппозиция — это пугало. С точки зрения части респондентов ВЦИОМа, ее представители могли бы и в тюрьме посидеть. Согласно опросу, проведенному 6-7 февраля 2016 года, большинство (72%) никогда не слышали выражения "несистемная оппозиция". Еще 16% затруднились сказать, что представляет собой такая оппозиция. По мнению 4%, несистемные оппозиционеры — это "противники действующей власти", по мнению 3% — "незарегистрированные движения, не вошедшие в состав правительства". По 1% считают несистемной оппозицией людей "либеральных взглядов" или тех, кто действует "в интересах других государств" ("американские шпионы или агенты"). Также 1% считает, что "несистемная" означает "незаконная" оппозиция.
24% отпрошенных ВЦИОМом "безусловно" или "скорее" поддерживают мнение о том, что представители несистемной оппозиции — это "враги народа и предатели" и что их надо судить. 36% не разделяют эту точку зрения, еще 40% затруднились с ответом.
Итак, большинство респондентов социологических служб согласны с тем, что оппозиция нужна и ее хорошо бы иметь в наличии. Трудность для оппонентов власти в том, что из тех, кто уверен в необходимости существования оппозиции (52%, согласно февральским данным "Левада-центра"), 41% думают, что ее предназначение — "держать власть под контролем, не давать ей зарываться". 29% объяснили, что оппозиция нужна, "чтобы общество могло выбирать между ее программами и идеями власти". Почти столько же (28%) думают, что цель оппозиционеров — "поддерживать диалог власти и общества". По мнению 19%, оппозиция необходима, чтобы была возможность учитывать при принятии государственных решений интересы меньшинства. И всего 13% полагают, что предназначение оппозиции — "обеспечивать возможность демократических выборов и смены власти", и соглашаются с тем, что "сегодняшняя оппозиция — это завтрашняя власть". Вопрос социологов "Левада-центра" о том, зачем нужна оппозиция, предполагал несколько вариантов ответа.
Еще до присоединения Крыма и резкого роста патриотических настроений в обществе те, кто называл первоочередной целью оппозиционеров "выработку собственного курса и приход к власти", были в меньшинстве (40% граждан, по данным опроса ВЦИОМа в 2013 году). Большая часть респондентов (50%) считали задачей оппозиции "указывать власти на ее ошибки и помогать ей в работе". Еще 10% затруднялись с ответом. Примечательно, что в 2005 году картина была почти такой же: 54% видели основную задачу оппозиции в "помощи власти", и всего 29% считали, что цель оппозиции — самой стать властью. Остальные 17% не смогли ответить на вопрос. Мнения граждан о необходимости оппозиции в России в 2013 году разделялись: 48% считали, что "настоящая демократия" без нее невозможна, а 42% — что при "нормальной политической, социальной и экономической ситуации" в стране "никакой нужды в политической оппозиции нет". Еще 10% затруднились с ответом. В 2005 году мнение о том, что при "нормальной ситуации" в стране оппозиция не нужна, было популярнее (48%). Всего треть считала, что без оппозиции невозможна демократия (19% не смогли ответить на вопрос).
Сравнительно небольшое число тех, кто согласен с возможностью замены власти на оппозицию, можно считать огромной победой власти. Добиться этого удалось неуклонной селекцией среди потенциальных и действующих противников.
Первые годы после волны демократических перемен, которая по сути своей была глубоко антиноменклатурной (кандидат в члены Политбюро Борис Ельцин был скорее исключением из правил), любая оппозиция власти состояла из людей, которым власть была как родная.
События конца 1980-х--начала 1990-х отправили в оппозицию целое поколение высокопоставленных функционеров КПСС: от членов Политбюро до первых секретарей обкомов. На этой почве выросла КПРФ образца 1990-х годов. Рассказывают, что когда бывший председатель Госплана Юрий Маслюков занял в 1996 году пост главы думского комитета по экономической политике, к нему приезжали с докладом его бывшие подчиненные, работавшие в коммерческих структурах. Бывшие секретари обкомов выигрывали губернаторские выборы и с комфортом размещались в своих бывших кабинетах, которые по какому-то недоразумению пришлось оставить за несколько лет до того.
Из вчерашних отставников рекрутировалось и руководство демократических оппозиционных партий. В 1993 году бывший вице-премьер российского правительства, бывший глава контрольного управления АП и бывший посол России в США создали избирательный блок, который спустя несколько лет вырос в партию "Яблоко".
Линия партий "Выбор России"--"Демократический выбор России"--"Союз правых сил" традиционно комплектовалась за счет либеральных функционеров, уволенных из администрации президента и правительства.
Да и в целом в 1990-е и в начале 2000-х любой уволенный — по тем или иным причинам — функционер, вне зависимости от политических взглядов и служебных заслуг, оставив государственную должность, воспринимался как потенциальный лидер если не всей оппозиции, то по меньшей мере какой-то ее части. И даже если ожидания были пустыми, как это случилось, например, с вице-премьером Борисом Федоровым, то тут же появлялся более свежий отставник с еще более вероятными перспективами.
Собственно говоря, в те же времена конфликтовать с генеральной линией можно было и на рабочем месте. Первым делом, безусловно, вспоминается вице-президент Александр Руцкой, оппонировавший президенту Борису Ельцину почти все время работы в официальной должности. Александр Лебедь, занимавший пост секретаря Совета Безопасности в 1996 году, почти все время конфликтовал со своими коллегами по администрации президента и правительству, мотивируя это тем, что занял третье место на президентских выборах. Юрий Лужков открыто выступал против приватизации по Чубайсу.
В 1999 году в думских выборах принимали участие все бывшие премьер-министры начиная с 1992 года, при этом практически все они в той или иной степени были оппонентами власти.
Люди, выпадавшие из власти, как правило, сохраняли некоторое влияние в тех структурах, которыми руководили. И даже когда оно уходило — оставались связи, дававшие возможность оставаться в курсе дела, получать необходимую информацию. Но самое важное в том, что те, кто оставался во власти, и те, кто временно был вне нее, являлись, по сути, членами одного клуба.
Это, в частности, делало сравнительно безболезненным переход из власти в оппозицию и обратно не только для людей, но и для возглавляемых ими регионов или министерств. И это не было проблемой. Сергей Степашин из премьер-министров стал членом первой тройки предвыборного списка "Яблока", а потом возглавил Счетную палату — все эти перемены произошли с ним за один год.
Такие истории делали оппозицию полноправным участником политического процесса. Можно было рассуждать о том, насколько полезным или вредным может быть приход к власти КПРФ или комплектование правительства выходцами из "Яблока" или "Выбора России", но сомнений в том, что эти партии могут предложить кандидатов с профильным опытом и профильными знаниями, не было.
В нулевые правила игры стали меняться. Отставников меньше не стало, но интерес к политической жизни они стали проявлять гораздо реже.
Теперь уволенный чиновник или губернатор семь раз подумает, перед тем как играть на свой страх и риск в политику
В традициях предыдущей политической эпохи на думских выборах осенью 2003 года под знамена СПС мог бы встать Михаил Касьянов, доживавший свои дни на посту премьер-министра, а ушедший с поста главы администрации президента Александр Волошин принять в этой кампании активное участие, хотя бы на уровне руководителя штаба. Но в 2003 году такого сценария уже не могло быть по определению.
Главное сформировавшееся правило: уход в оппозицию практически всегда означает разрыв с властью. А это, в свою очередь, практически гарантирует то, что человек, ушедший в "отморозку", не может вернуться обратно — исключения крайне редки. Теперь уволенный чиновник или губернатор семь раз подумает, перед тем как играть на свой страх и риск в политику.
Касьянов держал паузу после отставки почти год, а когда он наконец объявил о своих политических планах, было уже поздно, он уже слишком далеко отошел от власти и стал для нее чужим. В отличие от того же Волошина, который публично играл по правилам системы.
Дмитрий Рогозин и Сергей Глазьев — лидеры блока "Родина" успели в конце 2000-х вскочить в последний вагон уходящего поезда. Впрочем, стать из оппозиционного депутата, которому запрещают участие в выборах, сначала представителем России в НАТО, а потом вице-премьером Рогозину помогло не мягкосердечие властей, а некий поворот в политике, для нового курса которой бывший оппозиционер подходил как нельзя лучше.
В оппозиции увеличивается удельная доля профессиональных революционеров, не имеющих реального управленческого опыта
Показателен пример Алексея Кудрина. После ухода из правительства он держался предельно сдержанно и, даже занимаясь общественно-политическими проектами, не переходил грань, которая отделяла его от собственно оппозиционной деятельности.
Чем меньше приходит в оппозицию отставников, тем меньше вероятность того, что могут сложиться партия или объединение, готовые показать реальную альтернативу. Соответственно, в оппозиции увеличивается удельная доля профессиональных революционеров, людей, не имеющих реального управленческого опыта и соответствующих знаний. А власть получает лишний довод в пользу того, что ее противники в основном говорят, а не делают.
Согласно опросу "Левада-центра", те, кто считает, что оппозиция в России не нужна (25%), аргументируют свою позицию тем, что "в наше трудное время нельзя распылять силы общества на споры и распри" (31%), что "нынешние проблемы России можно решить только одной твердой рукой" (26%), что "оппозиция только мешает Путину эффективно их решать" (22%). Еще 18% уверены, что "политика Путина выражает интересы самых широких слоев населения", а 11% думают, что у оппозиционеров "своекорыстные интересы".
Кампания-2016 может серьезно изменить соотношение сил между двумя партиями. В начале избирательной кампании казалось, что в выборах не могут принимать участие только Алексей Навальный и группа его сторонников. Однако по мере развития избирательной кампании выяснилось, что вне избирательного процесса находится целая группа бывших функционеров. Одних не пустила на выборы "Единая Россия", другие не смогли найти место в избирательных списках других партий. Формально это ничем и никак не угрожает политической системе. Если функционер по каким-то причинам не смог встроиться в "партию власти", то ему совсем не обязательно становиться активистом любой "партии не у власти". Однако слишком широк круг тех, кто не сможет сохранить свои места в "партии власти".
На самом деле количество тех, кто не принимает участие в выборах или является заведомым статистом, начинает расти по мере приближения дня голосования. Так же в какой-то момент было и в 2011 году. Разница только в том, что пять лет назад система не пускала на выборы тех, кто выступал против нее, а сегодня в нее не могут встроиться ее же сторонники.
Европа без перемен
После Второй мировой войны во многих европейских странах оппозиции многие годы не удавалось прийти к власти.
На протяжении 46 лет власть в Италии удерживала Христианско-демократическая партия (ХДП), победившая на первых после принятия конституции страны парламентских выборах в 1948 году. С 1945 по 1992 год 16 членов ХДП 30 раз избирались премьер-министрами страны. В 1994 году партия была распущена после коррупционного скандала, в котором оказались замешаны ее члены — экс-глава совета министров Джулио Андреотти и бывший министр внутренних дел Антонио Гава. В том же году на выборах победила партия Сильвио Берлускони "Вперед, Италия".
В течение 28 лет парламентские выборы в Бельгии выигрывали только христианские социалисты, со времен победы Социально-христианской партии в 1946 году. При этом после победы на очередных выборах в 1968 году партия раскололась по языковому признаку: на франкоговорящую Социально-христианскую партию и нидерландоязычную Христианскую народную партию. В 1971 году избиратели поддержали последнюю, отдав ей 40 мест в Палате представителей, но в 1974-м проголосовали за Бельгийскую социалистическую партию.
23 года власть во Франции принадлежала голлистским партиям "Союз за новую республику" (позже "Союз демократов в поддержку республики") и "Объединение в поддержку республики". Первую победу "Союз за новую республику" одержал на парламентских выборах 1958 года, в том же году президентом Франции был избран действовавший премьер-министр Шарль де Голль. В 1981 году президентские выборы впервые в истории Пятой республики выиграл кандидат-социалист Франсуа Миттеран, а парламентские — Социалистическая партия.
На протяжении 20 лет канцлерами ФРГ являлись лидеры Христианско-демократического союза (ХДС). В 1949 году выборы в Бундестаг выиграла Социал-демократическая партия Германии (СДП), однако в результате формирования коалиции канцлером ФРГ стал глава ХДС Конрад Аденауэр. В 1963 году страну возглавил его коллега Людвиг Эрхард, а в 1966 году — их однопартиец Курт Кизингер. В 1969 году на смену лидерам ХДС пришел социал-демократ Вилли Брандт, возглавивший коалицию СДП и Свободной демократической партии (СвДП).
13 лет власть в Великобритании удерживали консерваторы. В 1945 году, на первых выборах с начала Второй мировой войны, победили лейбористы во главе с Клементом Эттли — 393 места против 197 у консерваторов. Они повторили успех 1950 года, но в 1951 году из-за планов короля Георга VI посетить страны Содружества наций были назначены досрочные выборы. На них консерваторы во главе с Уинстоном Черчиллем вернулись к власти, обогнав лейбористов на семь мест, и удерживали ее до 1964 года.
Елена Федотова
75.00
