ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Дек. 5, 2023

— Не раз слышала, как российские бизнесмены радовались санкциям. Утверждали, что это наконец-то позволит им полноценно развивать свое дело. Тем не менее кинотеатральный бизнес сегодня испытывает трудности без американских фильмов. Поскольку вы достаточно успешный продюсер, как вам кажется, чем можно привлечь зрителей в кинотеатры?

— Только хорошим кино. Не хочу вдаваться в политику, остальное оставляю без комментариев.
— Тогда приведу пример: выдающийся российский режиссер Александр Велединский снял очень актуальный, не оставляющий равнодушных фильм «1993», который тем не менее стал не слишком успешным в прокате.
— Прокат — особая история, для раскрутки фильма там требуются огромные рекламные бюджеты, без них ничего нельзя поделать. Кино у Велединского — авторское, философское, умное, рассчитанное на думающую аудиторию, и ничего страшного, что его по определению не посмотрит миллиард зрителей. Вуди Аллен тоже никогда в жизни не собирал как блокбастеры «Марвел», так и не должно быть. Случись такое, были бы нарушены законы природы. Успехом в прокате всегда пользуется семейное кино, на которое идут всей семьей, куда сразу покупается как минимум три билета — для мамы, папы и их ребенка. Именно три билета, а не два и не один. Это уже математика, это я говорю с полной ответственностью как продюсер. Комедии, особенно комедии положений, показывают большие прокатные цифры, занимая свою нишу. Но и каждому из этих жанров нужен рекламный бюджет. А с ним большие проблемы, собрать его очень сложно. Недостаточно снять хорошее кино, его еще нужно выпустить, и тут вступают в действие законы рекламы, маркетинга, пиара. Как раз этим виртуозно владеет Голливуд, тратящий на все вышеперечисленное немалое количество денег.
— В «Телекинезе» вы и продюсер, и исполнительница одной из ролей, картину сняла ваша кинокомпания «Ода Фильм Продакшн». Как проект к вам пришел, как вы приняли решение снимать этот фильм?
— Автор Сергей Агеев вместе с режиссером Константином Максимовым, с которым я работала над «Маргаритой Назаровой», «Легендой Феррари» и «Несокрушимым», принесли мне сценарий. Шел 2020 год, как долго продлится пандемия, никто представления не имел, расчет был на то, чтобы снять достаточно камерное кино, где немного артистов и мало объектов, потому что все встало, города закрыли. Тем не менее мы были в абсолютной уверенности: несмотря на смутные времена, когда все плохо, все равно нельзя останавливаться, надо продолжать работать, снимать кино.
Сценарий рассказывал об экзорцизме в СССР, история мне понравилась, хотя в процессе работы претерпела много изменений еще на уровне сценария. Долго искали четырнадцатилетнюю девочку, исполнительницу главной роли Алевтину Майер и главного героя. Его сыграл Владислав Абашин, которого я считаю артистом мирового уровня. Искали полгода, сначала нашли Влада, потом совершенно удивительную Алевтину, это был серьезный процесс, героев требовалось еще и соединить. Они должны были подходить друг к другу. Персонажи в окружении героев тоже должны были смотреться аутентично. Их пришлось искать, звезды нам не подходили, требовались те, кто выглядел бы как простые добрые люди — своеобразные, живые, теплые. Такие как, к примеру, Петр Мамонов в «Острове» Павла Лунгина или исполнители эпизодических ролей в «Жила-была одна баба» — фильме, в котором как раз снимался Влад Абашин.
— Экзорцизм в СССР — плод фантазии сценариста или под историей есть какая-то реальная подоплека?
— Абсолютно точно есть. Действие нашего фильма разворачивается в 70-е годы прошлого века, а началось все гораздо раньше. Где-то в начале XX века профессор Введенский начал заниматься парабиозом. Парабиоз — это воздействие электрической энергии на живую клетку. При таком воздействии клетка находится между жизнью и смертью. Великий физиолог был на грани открытия реанимации, когда электрический разряд определенной мощности перезапускает остановившееся сердце, что тогда относилось почти к паранормальным явлениям. Во время Второй мировой войны это направление науки подзатихло, а позже эксперименты продолжились с удвоенной силой. Гипноз, паранормальные явления и все, что с ними связано, стали предметом изучения научно-исследовательских институтов, в экспериментах принимал участие академик Капица.
Ученик Введенского профессор Васильев обратил внимание на Нинель Кулагину, которая стала первым советским экстрасенсом. Ее феномен серьезно изучали не только наши ученые, но и, когда ее известность вышла за пределы Советского Союза, два нобелевских лауреата. Двадцать лет в СССР тратили на это явление бюджет, значит, находили смысл. Снято много документальных фильмов, где показали, как Кулагина поднимала предметы, то есть демонстрировала феномен телекинеза. И это вдохновило нас на то, чтобы задуматься: что же это за процесс, с каких сторон к нему можно подобраться? Мы подошли к нему со стороны мистики, именно экзорцизма в стране победившего атеизма. Таким образом мы решили поговорить о том, что такое для человека вера, религия, наука, как складываются взаимоотношения внутри семьи, где живет обладающий необычным даром подросток. Мы хотели напомнить, что мир между людьми заканчивается тогда, когда они перестают друг друга слышать, не могут договориться, потому что общаются монологами, совершенно не имея желания друг друга понимать и уважать. Тогда наступает полная разруха, тогда людьми овладевают злые силы. Вот таким удивительным способом мы пошли в этой картине, отвечая на вечные вопросы.
— Влад Абашин играет священника?
— Да, священника закрывшегося прихода, он ходит по домам к людям, которым нужна его помощь, что реально было очень распространено. Он по-своему понимает законы мироздания и тоже переживает внутренний конфликт с самим собой. В смутные времена многие теряют веру, в этом главная проблема.
— Кого играет Николай Добрынин, без которого, кажется, не обходится ни один ваш проект?
— Николай для меня особый человек, мой талисман и очень большой артист. Пластика у него просто невероятная, что говорить, он прошел школу Театра Романа Виктюка. Мало того что Добрынин — потрясающий драматический артист, способный быть убедительным во всем — от комедии до драмы, еще он очень пластичный и облегчил жизнь графикам, в картине ее очень много. С ним по сюжету происходят определенные метаморфозы, которые не нужно было усиливать графикой, Николай мог делать все трюки сам. Так же как и наша девочка, требовалось только чуть-чуть ей помочь.
Добрынин играет дедушку, профессора-физика, его совершенно нельзя узнать, у него невероятный грим. Наши молодые герои Алевтина Майер и Леша Онежен на площадке гениально прозвали его «секси дедом». Коля учил их танцевать.
— Для вас нашлась роль в картине?
— Нашлась, но не главная, я играю маму героини. Когда ко мне пришел сценарий, не ставила перед собой задачи непременно самой сыграть в фильме. Интересной задачей для меня было снять этот фильм, рассказать историю, найти героев. Я просто преклоняюсь перед Брэдли Купером, который был продюсером «Джокера», а сыграл Джокера Хоакин Феникс, потому что так надо было для фильма. Купер доказал, что он великий продюсер, у него не возникало мысли играть самому, тут требовалось дело делать. А мне реально надо было найти Абашина — артиста, которого выбрали не мы, а роль, потому что она волшебная.
— Что для вас на этом проекте оказалось самым сложным, какие проблемы приходилось решать?
— «Телекинез» — одна из тяжелейших моих картин, несмотря на то что она камерная. Это реально разговор со Вселенной, с подключением высших сил. Веришь ты в них или не веришь, они существуют. И еще эта картина — наш современник, она вместе с нами пережила все, что пережили мы, и на ней это отразилось, делала я ее долго, в течение трех лет.
Раньше, когда читала интервью Киану Ривза о «Константине» или Аль Пачино об «Адвокате дьявола», где те рассказывали о случавшихся во время съемок необъяснимых происшествиях, думала: вот же великие пиарщики! А потом столкнулась с этим сама.
Мы вступаем в подготовительный период — у второго режиссера начинается пожар на балконе, он его тушит, получает сильный ожог ноги, всю картину ходит перебинтованный, лечится. Завтра первый съемочный день — художник по гриму ломает правую руку. Ко мне прибегает исполнительный продюсер: «Надо срочно искать замену!» А я вижу, что наш гример действительно профессионал, не надо ее трогать. Спрашиваю:
— Сможешь работать одной рукой? Берем еще дополнительного человека тебе в команду?
Она говорит:
— Да, смогу, пальцы двигаются.
Я ее оставляю, она работает всю картину, гримирует актеров со сломанной рукой, тем не менее все равно все движется.
Финансовый директор пришла сверить смету:
— Давай проверим количество съемочных дней.
Я говорю:
— Закладывай сразу три недели на болезнь, я просто знаю, что заболею. Причем никто больше не заболеет, заболею я одна.
Она так на меня посмотрела и произнесла:
— Ну это уж вообще!
Я настояла на своем: у нас будет простой три недели. Ровно на четвертый день съемок я заболеваю ровно на три недели, и в тот момент как раз закрывают город, пандемия в разгаре, снимать все равно нельзя.
Были и другие приключения. Киану Ривз в «Константине» произносит молитву-отчитку на латыни, Владу Абашину надо было сделать то же только на другом языке в течение семи минут, а это крайне сложно, там нельзя поменять ни одного слова. Пока мы искали Влада, никто даже по бумаге прочитать это не мог. Кто-то сразу говорил «Ой, боже мой, это же «Вий»! Не, не, не, я этого делать не буду!» Многие меня отговаривали:
— Как ты можешь делать такой проект, как не боишься?
Я отвечала:
— Я знаю, что могу. Поэтому мало того что найду артиста и это сделаю, фильм выйдет на экраны.
Когда появился Влад, выяснилось, что он просто знает эту молитву-отчитку. Абашин — человек, который реально ничего не боится в этой жизни, ничего ни от кого ему не надо, если что не по нему, встанет и уйдет. Он оказался именно тем, кто был нам нужен. По бумаге он ту молитву не читал. Поверьте, обычному человеку запомнить ее невозможно, это песня, которая произносится в определенном ритме, что архисложно. Влад это делал завораживающе, имел на то право, слова у него складывались, давали себя произнести, выучить их нельзя. Многие до него, читая по бумажке, жаловались: «Боже, слова не читаются, просто не произносятся, вот прямо никак!» А в молитве, как в стихах или у Достоевского — ни одного слова поменять категорически нельзя.
Мы обосновались в башне Симонова монастыря, нам разрешили. Общий план сняли с одного дубля, все просто рты открыли, когда Влад начал читать, это одно из незабываемых впечатлений. Я думала, после тигров меня уже ничего не прошибет, но нет, прошибло, так он это делал. Там же башня огромной высоты, оператор Лена Иванова выставила невероятный рисующий свет, художник-постановщик засыпал балки пылью, в пожарных люльках сидели люди, которые должны были в определенный момент эту пыль скидывать на артиста. Когда Влад начал читать, на третьей минуте мало того что посыпалась штукатурка, следом за ней полетела и пыль, и сыпалась ровно до седьмой минуты, когда Влад дочитал, ее не потребовалось сбрасывать, не знаю, как это объяснить.
— Тонкий мир пришел на помощь.
— Абсолютно точно. Потому что такие вещи могут делать только те люди, которым это разрешается, дается на то право разными силами, здесь уж кто во что верит.
Самое главное, самое интересное, эталонную цифровую мастер-копию мы выгнали лишь на шестой раз: то не было изображения, то пропадал звук, никто не понимал почему, хотя специалист по саунд-дизайну у меня мирового уровня, один из самых лучших. То переставала звучать музыка, хотя мы точно знали, что там стоят музыкальные куски. Во время третьей попытки свести копию в зал пришел кот и сел наблюдать за процессом. Дальше у нас слетела графика, с третьего раза нам прислали морфинг — эффект, создающий впечатление плавной трансформации одного объекта в другой. Технические сбои следовали один за другим, я не пиарю картину, у меня есть живые свидетели, которые это видели. Во время 1055-го просмотра, когда моя героиня произносит: «Этот храм построен в таком-то году таким-то архитектором», — до нас наконец дошло, что она ошибается. На самом деле храм был построен другим архитектором и совершенно в другом году. Только после того как я переозвучила эту фразу, мы смогли выгнать мастер. Это реальный факт: тонкий мир четко не давал мне сесть в лужу. Я навсегда запомнила фамилию архитектора Осипа Старцева.
— Ольга, не страшно было так глубоко погружаться, так тесно общаться с тонким миром?
— Нет. Я давно с ним общаюсь, лет с пяти. А может и раньше. Кстати, никогда не говорила, что во мне намешано много кровей. Хотя, если честно, чистых национальностей на планете, наверное, уже и не осталось. Во мне течет и польская, и еврейская, и латышская, и русская, и цыганская кровь. Самое смешное, что я агностик, очень научный человек, но определенные вещи просто знаю. Дальний-дальний цыганский род идет у меня через папу и ведет к Чарли Чаплину. Он родился шестимесячным, недоношенным в цыганском таборе, шансов, что выживет, не было вообще, но его принимала шувани — главная ведающая цыганка. Его и выхаживать-то не хотели, но она взяла ребенка на руки и сказала: «Э, нет, этого младенца будем выхаживать всем миром».
Поэтому я совершенно не боялась. Хотя знала, что до меня одна студия уже отказалась от этого сценария, и Сережа Агеев пришел ко мне со словами: «Ты, наверное, тоже побоишься». Но я ответила нет. Потому что имела представление, о чем идет речь, вкладывала в историю четкий смысл, знала, на какой я стороне. У меня нет проблем с Вселенной, мы с ней давно договорились. При этом знала, что придется сложно. Я в принципе знаю многие вещи и про себя, и про других людей, я могу с этим жить, мне так проще. И вообще мне надо всегда знать правду и даже день своей смерти, мне так лучше.
— Лучше?! Зачем?
— Мне лучше знать, и я знаю. Ну люди же разные, этим и прекрасен мир, разнообразием характеров, типажей, архетипов. Кому-то категорически нельзя этого знать, а мне надо. Плюс у меня в роду были артисты и патологоанатомы, вот такой странный микс, поэтому мне не было страшно ни секунды.
— В свое время я с удовольствием посмотрела «Легенду Феррари», так же как и «Маргариту Назарову». Есть ли у вас обратная связь со зрителями, как они оценили картины? Довольны ли вы, как они прошли?
— Знаете, какая штука, я отпускаю свои картины. Вот я ее делаю, каждую как последнюю, трачу на нее огромное количество сил, а дальше, верите, просто отпускаю. Я реально умею это делать. И никогда, честное слово, никогда их позже даже не пересматриваю. Дальше я отдаю свои фильмы каналам, дистрибьюторам, прокатчику, и все, у них начинается своя жизнь. А я смотрю в будущее, только в будущее. Прошлое — это опыт, настоящее — это процесс. Сделал — отпусти. Я отпускаю и больше туда никогда не возвращаюсь.
— Тогда заглянем в будущее. Интернет сообщает, что у вас на подходе комедия «Ну, здравствуй, Зин!», где вы сыграли главную роль снова с Николаем Добрыниным. Можно несколько слов об этом?
— Я там не продюсер. Фильм снимала замечательная женщина Наталья Углицких. Люблю женщин-режиссеров. Углицких просто огонь. Она ученица Александра Митты, преподает в киношколе, отличном учебном заведении, выпускающем людей разных кинематографических профессий. В «Ну, здравствуй, Зин!» мне предложили роль, от которой невозможно было отказаться. Сюжет напомнил фильм с Джудом Лоу и Майклом Кейном «Сыщик». Это монокартина с двумя действующими лицами, довольно продолжительная, но оторваться невозможно. Просто нет слов, как это прекрасно. Союз режиссера и двух артистов, спектакль на троих. От артиста тут требуется забыть обо всем, что называется, отвести душу, расслабиться и сыграть. Это актерски сложный материал, когда все внимание сосредоточено на исполнителях, поскольку действие происходит в одной квартире.
В «Ну, здравствуй, Зин!» я играю жену героя, который запутался в отношениях с двумя женщинами, знакомая многим ситуация. Там абсолютно реальный муж, реальная жена и любовница, но в совершенно необычном виде. Не стоит раскрывать интригу, дождемся фильма. Сюжет действительно очень прикольный. Когда прочитала сценарий, прямо обалдела, что такое может быть. Получила от съемок дикое актерское удовольствие, потому что на картине собрались понимающие друг друга люди. Это абсолютно авторская история, в какой-то степени эксперимент, где-то даже экзамен по актерскому мастерству.
— Недавно встретила вас на премьере в кинотеатре и отметила для себя, что вы сильно похудели. Уж не для новой ли роли?
— Да, но пока это секрет!
— В вашей фильмографии немало известных режиссерских имен: Валерий Усков, Владимир Краснопольский, Владимир Наумов, Зиновий Ройзман, Серджо Бассо, Сергей Никоненко, Влад Фурман, Антон Сиверс, Алексей Пиманов. Каким в вашем представлении должен быть хороший режиссер, с которым хочется работать?
— Я бы еще добавила к этому списку итальянского режиссера Макса Нардари, призера международных кинофестивалей. Я снималась у него в картине «Любовь прет-а-порте». Работала с удивительной командой в Италии, где одним из продюсеров был Пьетро Инноченци. Он же продюсер всех фильмов Адриано Челентано. Моим партнером там стал легендарный Джанкарло Джаннини, четырехкратный лауреат премии Давида ди Донателло, обладатель приза Каннского кинофестиваля, номинант на премию «Оскар». Джаннини для меня человек особенный, надо реально заслужить, чтобы просто к нему подойти, а мы играли с ним вместе. А другим моим партнером и исполнителем главной роли был Андреа Прети, очень известный в Италии артист, лицо модного дома «Дольче и Габбана». А вообще в Италии я снялась в трех фильмах со звездами мировой величины.
Но вернусь к разговору про режиссеров. В Щукинском училище у меня был великий педагог и большой режиссер Владимир Петрович Поглазов. Практически всю жизнь он проработал в театре «Современник». Когда меня спрашивают про режиссеров, я всегда говорю о нем, потому что он меня учил. Наверное, самое главное — чтобы режиссер во время работы стал для артиста большим другом. Чтобы артист состоялся, нужно одновременно попасть в него ролью и режиссером, тогда взойдет звезда. Ну и продюсером, конечно, который сможет проект продать и раскрутить, иначе ничего не получится. Между артистом и режиссером должны быть немыслимая химическая реакция и безоговорочное взаимное доверие друг к другу. Режиссер должен стать твоим большим другом, чувствовать твою индивидуальность. Вот почему Мартин Скорсезе многие годы не расстается с Леонардо Ди Каприо, и уже Леонардо стал его продюсером, обратите внимание, они всю жизнь работают вместе, одинаково дышат и настолько друг друга чувствуют, что стали художественным явлением. Режиссер может быть величайшим, талантливейшим, но не твоим. Это особый союз.
— Режиссера мелодрам под названием «Женская интуиция», где вы сыграли главную роль, Оксану Байрак я бы по уровню таланта и мастерства не поставила в один ряд с вышеперечисленными. Тем не менее ей удалось снять картины, которые пользуются неизменным успехом у зрителей. В рассказанных в них простых историях есть особое очарование. Как бы вы объяснили успех этих лент?
— Артисты как раз равнодушны к таким картинам, они для них ничего не значат. Они мечтают сняться в таких шедеврах, как «Молодость» или «Великая красота» Паоло Соррентино или «Банды Нью-Йорка» того же Скорсезе. Вообще, артисты тяготеют к большим драмам, а легкий жанр им не интересен, это правда. Но я прекрасно понимаю зрителей, потому что у меня тоже есть несколько любимых мелодрам, которые лечат душу. Это «Отпуск по обмену», например, милая картина про любовь, где сыграли немыслимо обаятельные Джуд Лоу, Кейт Уинслет, Кэмерон Диас... Легкие фильмы действуют на зрителей как антидепрессант, они очень необходимы. Глубокое авторское кино требует сопереживания, в него нужно включаться, не все и не всегда к этому готовы, но я его очень люблю. Обожаю «Зимний вечер в Гаграх» Карена Шахназарова, всегда плачу на эпизоде, когда Евстигнеев приходит в мебельный магазин и узнает, что присмотренный им диван кто-то уже успел купить. Этот фильм мне просто душу рвет, правда. Я тяготею к драме. Тем не менее очень люблю «Предложение», где просто немыслимый главный герой, где невероятно легкая любовная история с невероятно обаятельными артистами. Наверное, в этом и заключается магия кино. Очень разный, совершенно не коммерческий Вуди Аллен для меня космический посланник. У него есть и трагический фильм «Колесо чудес», но и обворожительно нуарная «Полночь в Париже» или «Магия лунного света» просто про любовь. Когда мне плохо, пересматриваю эти фильмы.
Я за многожанровость. Мне как актрисе любопытно самой существовать в разных жанрах. Например, когда я увидела «Дом Гуччи», реально позавидовала Джареду Лето, да просто обалдела от того, что я его не узнала на экране, не поняла, где он там. Подумала: вот это актерская удача!
— Ольга, вы с большим успехом начинали в театре. За первую свою роль Марианы в «Тартюфе» сразу получили номинацию на премию Союза театральных деятелей. Спектакли «Москва — открытый город», «Половое покрытие», поставленные молодыми режиссерами и Ольгой Субботиной, где вы сыграли главные роли, стали знаковыми для Центра драматургии и режиссуры Казанцева и Рощина. Их обсуждала вся Москва. Как вы вспоминаете эти работы, продолжится ли ваша театральная карьера?
— Вспоминаю с огромным теплом. Во-первых, это молодость. Во-вторых, безумно талантливые люди вокруг, целая плеяда артистов, которые золотыми буквами будут вписаны в историю театрального искусства и кино. Какие бы времена ни были, они пройдут, а эти имена будут помнить, потому что искусство бессмертно. Правильно пел Фредди Меркьюри: шоу должно продолжаться. И оно будет продолжаться всегда. Это были удивительные времена, надо отдать должное Алексею Николаевичу Казанцеву и Михаилу Михайловичу Рощину, потому что они, будучи уже очень взрослыми людьми, поднимали талантливую молодежь. Они собрали своих учеников, дали возможность совсем молодым людям — артистам, режиссерам, художникам, композиторам — реализоваться, они создали для них мастерскую, поддержали и вырастили невероятные таланты.
Когда Оля Субботина позвала меня в спектакли, авторами которых были братья Пресняковы, конечно же согласилась. В «Половом покрытии» я играла афроамериканку, у меня там был особенный грим. Незабываемое ощущение, когда ты действительно ищешь персонажа и напрямую контактируешь со зрителями. Либо ты уходишь после своей сцены под аплодисменты, либо нет, и тогда четко делаешь выводы, как играть, тут сразу становится все понятно. Зрители выставляют оценку твоей работе: вот так хорошо, а так — нет. Потом ты начинаешь экспериментировать, думаешь: нельзя сильно заигрывать со зрителями, тут они, конечно, бурно среагировали, но получилось немножко дурновкусие, это можно сделать умнее, повести зрителей за собой. Ага, аплодисментов нет! Перемудрила. И никогда не надо списывать свои просчеты на то, что зал был тяжелым. Нет, это ты ошибся. Дальше начинаешь обсуждать с режиссером: слушай, а если попробовать вот это миксануть с тем, какая будет реакция, давай посмотрим. Если режиссер соглашается, пробуем. Опа, и гром аплодисментов, зрители чуть ли не вскакивают с мест. Значит, нашел, закрепил, пошел дальше. В театре у тебя есть возможность экспериментировать от спектакля к спектаклю. У тебя в конце концов есть право на ошибку. В кино ее нет. Как выберешь один из пятнадцати дублей, так и войдет он в окончательный монтаж. И если ошибся, то ничего уже не исправишь, все навсегда.
Театральный и киноактер — две разные профессии. Вроде это одно и то же, а вроде и нет. С опытом, со временем, начинаешь разбираться в нюансах того и другого. Просто я безумно люблю кино, эту магию лунного света, когда технология сплетается с эмоциями. К слову, вопрос, где сложнее играть актеру — в театре или кино, по сей день остается спорным. В театре ты от спектакля к спектаклю, что называется, накачиваешь мышцы, кино такой возможности не предоставляет, тут надо в рваном ритме удерживать эмоции и состояние, и чтобы они были честными и рождались в кадре, если надо будет, то 25 дублей подряд!
— Поскольку мы беседуем не в первый раз, хорошо помню, как трудно вам приходилось в Щукинском училище. Вы не скрывали, что руководитель курса Марина Александровна Пантелеева каждый год пыталась вас отчислить. Как вы только все это выдержали?! К счастью, осуществить свои намерения ей не удалось, кафедра придерживалась другого мнения о ваших способностях. А чему по большому счету научила вас та история?
— Хороший вопрос. У меня было несколько великих педагогов: Поглазов, Этуш, Попов, Дорошина, Борисов, Вилькин, и каждый человек, с которым я общалась, чему-то меня научил. Я получала либо положительный, либо отрицательный опыт. Пантелеевой давно нет в живых, но ее уроки я буду помнить всю жизнь. Она научила меня бесценной вещи — выживать. Все встречи в жизни неслучайны. Мне нужен был такой человек, я сдавала ей кармический экзамен. С годами поняла, что безумно ей благодарна, не собираюсь вычеркивать ее из списка своих учителей. А может, она меня по-своему любила и поняла, что меня надо было научить сопротивляться...
— Несмотря на то что она доставила вам столько переживаний?
— Как вам сказать, все это опыт. То, что нас не убивает, нас не убивает. Это факт. Актерская профессия — как раз квинтэссенция одаренности, таланта и стрессоустойчивости, как у спортсменов. Как становятся олимпийскими чемпионами? Я 20 лет дружу с Вячеславом Фетисовым, считаю невероятным подарком судьбы иметь такого друга. Чтобы собеседника-то такого иметь, надо звезду с неба поймать, а тут друг. Вспоминаешь людей, с которыми повезло общаться, и думаешь: какое же это огромное счастье... Так вот, как побеждает олимпийский чемпион? Вячеслав рассказывал, что видел немало одаренных, талантливых, выносливых ребят, но олимпийскими чемпионами они не становились. Чтобы победить: забить гол, перепрыгнуть планку, доплыть первым — спортсмен должен уметь за одну-единственную секунду сложить вместе эмоции, мастерство, собраться и выдать результат. А самое главное, он сможет это сделать, только если освоит единственно важное — преодолевать стресс. Этому можно научиться, либо надо родиться совершенно толстокожим, но для артиста это не годится, у нас должна быть мобильная психика. Сложные люди артисты, среди них много нарциссов, но и среди людей других профессий их немало, а чемпионский титул достается только тому, кто преодолел стресс. Поэтому у артиста, не научившегося справляться со своей тонкой душевной организацией, ничего не получится.
Пантелеева научила меня немыслимым вещам — преодолевать препятствия и не сдаваться ни при каких обстоятельствах. Я потом вспоминала многие ее слова, которые кажутся абсолютно справедливыми: если у вас есть семь минут на отдых, то надо придумать, как отдохнуть, набраться сил и пойти дальше. Она была во многом абсолютно права. Для каждого человека обучение индивидуально. Значит, мое обучение должно было быть таким.
— Наверное, все было не зря, поскольку вы состоялись в жизни.
— Ну, так нельзя сказать. В моей жизни было много всего, воспринимаю это просто как этапы пути.
— Что бы вы сами себе пожелали на настоящем жизненном этапе?
— Я бы пожелала мира на нашей странной планете. Вообще, в планетарном масштабе исключительно мира. И чтобы люди как-то охолонулись, потому что много злобы скопилось на Земле. Так планета себя погубит. Она у нас очень маленькая и хрупкая. Люди в последнее время сильно озлобились, им надо прийти в себя. Ничего больше не могу пожелать, кроме взаимопонимания и уважения друг к другу, мир наступает тогда, когда между людьми есть уважение. А человечество потеряло уважение к самому себе.
— Будем надеяться, что эти слова дойдут до верховного разума, во всяком случае, во Вселенную мы этот запрос отправили.