ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Апрель 28, 2017

Ударным пунктом сделалась тема «союза Гитлера и Сталина», как без вариантов именовался пакт о ненападении. Забыв о собственном мюнхенском предательстве, «машина правды» кричала о том, что сама логика истории «толкала к сотрудничеству две тоталитарные державы», о «равной ответственности коммунистов и нацистов за развязывание войны».

Как далеко зашла эта пропаганда, показывает такой факт: в четвертой версии популярнейшей стратегической игры Hearts of iron (в наших релизах — «День Победы») для СССР и гитлеровской Германии доступна такая опция, как заключение постоянного союза, в то время как западные демократии не могут объединиться не только с Гитлером, но и со Сталиным. Даже воюя с нацизмом, союзники и Коминтерн (в реальной истории распущенный в 1943-м) описываются в логике этой игры как отдельные, сепаратные силы, хотя и взаимодействующие ради общей цели, но, по сути, враждебные.

Так выбрасывается в мусор реальная антигитлеровская коалиция и законопачивается в мозги миллионов «юзеров» представление о России как вечном противнике Запада, «меньшем зле», с которым пришлось иметь дело для того, чтобы избавиться от «большего зла» — Гитлера.

Впрочем, не оказался ли фюрер в роли большего зла чисто ситуативно, потому что так сошелся политический пасьянс? Подлинные настроения британцев той эпохи отражает, к примеру, рецензия Джорджа Оруэлла на «Майн кампф», написанная в самом начале Второй мировой. Автор романа «1984» нам представляется рыцарем свободы, хотя на деле это был приспособленец и доносчик, сдававший контрразведке списки тех, кого считал коммунистами.

И вот как (вполне трезво) представляет себе Оруэлл геополитический расклад 1940 года: «Возможно, в сознании Гитлера советско-германский пакт не более чем отсрочка. По плану, изложенному в «Майн кампф», сначала должна быть разгромлена Россия, а потом уже, видимо, Англия. Теперь, как выясняется, Англия будет первой, ибо из двух стран Россия оказалась сговорчивей». То есть Англия просто не проявила достаточно «сговорчивости», а то Гитлер крошил бы русских большевиков, имея надежный тыл в ее лице.

Дальше — больше. «Обличитель тоталитаризма» Оруэлл внезапно делает признание, что фюрер ему даже симпатичен: «Я готов публично заявить, что никогда не был способен испытывать неприязнь к Гитлеру. Я, конечно, убил бы его, если бы получил такую возможность, но лично к нему вражды не испытываю. В нем явно есть нечто глубоко привлекательное. Это заметно и при взгляде на его фотографии, и я особенно рекомендую фотографию, на которой Гитлер запечатлен в более ранние годы чернорубашечником. У него трагическое, несчастное, как у собаки, выражение лица, лицо человека, страдающего от невыносимых несправедливостей».

Если таковы были рассуждения о «несчастном» Гитлере у «совести» британской нации, то что уж говорить о прагматичных политиках, из которых даже Черчилль включил очерк о фюрере в книгу «Мои великие современники», а потом приложил колоссальные усилия, чтобы скрыть свою дружескую переписку с Муссолини (именно эта переписка стоила дуче головы).

Одно из деяний Сталина, дающих ему действительное право на величие, — то искусство, с которым он заставил весь этот западный клуб друзей Гитлера воевать с ним, вместо того чтобы с удовлетворением наблюдать за «дранг нах Остен». Обстоятельства сложились так, что Америке пришлось запустить ленд-лиз в нашу пользу, англичане вынуждены были проводить в Мурманск и Архангельск конвои, ибо поражение России означало бы и их крах. И именно поэтому столь глупо звучат сегодняшние ламентации, что «мы бы без союзников не победили»: обратное, что союзники даже со всей мощью Америки не победили бы без нас, — верно куда в большей степени.

Победа 1945-го, наш солдат в Берлине — это было изумительное чудо, невероятное стечение обстоятельств, которое не предусматривалось форматом западной политики. Русских в Берлин вела точно какая-то невидимая рука. Вспомним, к примеру, случайно передвинутый портфель с бомбой, спасший Гитлеру жизнь летом 1944-го. Благородное предприятие не удалось. Печально, но не будь этого, и наступление Красной армии было бы остановлено сговором новых властей Германии с Западом. Никакого флага над Рейхстагом, никакой русской гордости от Победы — только ощущение, что мы с трудом и большой кровью отбились от очередного натиска «двунадесяти языков».

Американский историк Джек Голдстоун в книге «Революции», между прочим, сообщает: «В 1944 году, когда немецкие войска отступили к Берлину, советские войска оккупировали Восточную Европу». Интересно, немцы при отступлении хотя бы отстреливались, или дикие красные орды ворвались в беззащитную Европу, пока герр комендант пил утренний кофе? И если фашисты отступили в 1944-м, то чем наши войска были заняты до 1945-го? Возможно, в силу своей технологической неразвитости просто не успевали дойти до Берлина? Если так видит события образованный историк, один из мэтров американской науки, то что уж говорить о тех, кто смутно помнит лишь школьный курс?

В ценностной парадигме Запада победа России (неважно, советской или нет) над гитлеровской Германией, лежащая до сих пор в основе мирового порядка, есть что-то настолько противоестественное, что европейскому и американскому обывателю проще об этом факте забыть. И вряд ли всех усилий «русской пропаганды» (эффективность которой русофобы бессовестно преувеличивают) хватит на то, чтобы переубедить Запад относительно исторической роли России в войне. Поэтому лучший для нас способ защитить итоги Второй мировой от пересмотра — это всегдашняя готовность их... перепоказать.