Украинский конфликт и ответные санкции поставили Россию перед необходимостью пересмотреть модель своего развития. Какой будет наша новая экономическая реальность и как она скажется на жизни людей? Об этом «АиФ» поговорил с членом Совета по внешней и оборонной политике, инвестором и инженером Александром Лосевым.
К чему мы подошли сейчас? Значительная часть российского ВВП формируется в экспортных отраслях – в основном в долларах и евро. В этих же валютах полученные средства хранятся на зарубежных счетах и в иностранных ценных бумагах. В России они не работают. Но Запад сейчас сам перекрыл каналы, по которым деньги уходили из нашей страны. Это делает рискованной стратегию, подчинённую интересам внешнего рынка. Чтобы сохранить бизнес, придётся закрывать зарубежные офшоры, возвращать деньги домой и вкладывать в родную страну.
– Западные компании, одна за другой, объявляют о прекращении бизнеса в России. BP продаёт долю в «Роснефти». BMW останавливает сборку автомобилей в Калининграде. Вас тревожат такие новости?
– Я отношусь к ним спокойно. Во-первых, это были по сути колониальные инвестиции, направленные на использование ресурсов России и вывоз прибыли. А российский потребительский рынок Запад рассматривал в качестве трофея, доставшегося ему после победы в холодной войне. Во-вторых, заводы и сырьевые проекты, запущенные при участии западных партнёров, продолжат работать, хотя, возможно, в другом формате. Долю зарубежных инвесторов выкупят отечественные частные компании или государство. И прибыль, которая раньше вывозилась за рубеж, будет пополнять наш ВВП.
Санкции обнулили экономические обязательства перед Западом, навязанные России в 1990-е. 30 лет нашей стране отводилась роль сырьевого придатка и технологической периферии. Больше этого не будет. Теперь придётся серьёзно взяться за развитие отечественной промышленности, науки и технологий.
Мы не всё можем производить сами в нужном количестве. Но надо поддерживать, развивать и возрождать отрасли, в которых мы можем быть лучше других: атомную и термоядерную энергетику, аэрокосмическую промышленность, робототехнику, тяжёлое машиностроение, нефтехимию, биомедицину, технологии создания новых материалов. Надо найти в мире новых инвесторов и торговых партнёров, с которыми можно равноправно сотрудничать. Надо понять, как по-новому построить финансы, чтобы рубль был стабильной валютой, за которую можно торговать с соседями.
Конец финансового либерализма
– Могут ли измениться правила установления валютного курса рубля?
– Вполне возможно. Сейчас, после того как введён контроль над валютной выручкой экспортёров и вывозом валюты из страны, рубль прекращает своё свободное плавание. И, по сути, прекратилась та финансовая политика, которую России 30 лет назад рекомендовали консультанты МВФ и Всемирного банка. Ради минимизации дефицита госбюджета такая политика ограничивала государству возможность финансировать промышленные программы, сводила до минимума государственную роль в регулировании экономики, требовала держать финансовые рынки открытыми для иностранных инвесторов, а по сути – для глобальных спекулянтов. Все развивающиеся страны, которые согласились на такие условия, обрекли себя на стагнацию. А Китай, например, выбрал интеграцию в мировую экономику при максимальном сохранении экономического суверенитета. В КНР курс юаня определяет государство, а не биржевая стихия. И много лет Китай остаётся мировым лидером по темпам роста экономики.
– Хватит ли России валютной выручки, чтобы ЦБ мог влиять на курс, если в США и Европе заблокирована половина его активов?
– Пока судьба нашего валютного рынка под вопросом. Но уже очевидно, что он сейчас настолько сильно сожмётся и так мощно будет зарегулирован, что курс рубля в итоге станет таким, как захочет государство. Возможно, мы сейчас наконец по-настоящему начнём разрушать гегемонию доллара, запустив расчёты с Китаем в юанях. Мы и раньше торговали, но мало, а сейчас пойдёт рост объёма таких операций.
Исправление ошибок
– Как «развод» с Западом изменит нашу обычную жизнь?
– Она станет больше похожа на жизнь в Советском Союзе, когда мы летали на своих самолётах и отдыхали в своей стране. Нам придётся отказаться от части импортных вещей, например от айфонов. Но падения общего уровня жизни не произойдёт. Правительство сможет сохранить большинству людей прежний уровень доходов в рублях, кнутом и пряником убедив бизнес вкладывать капиталы в России и поставив крест на офшорной экономической модели, когда миллиарды вывозились на Запад.
– А мы хотим жить сегодня, как в СССР?
– В разные эпохи СССР был разным, и мы хотим вернуть всё хорошее, что в нём было. Мы хотим жить так, чтобы ни в чём не нуждаться, чтобы можно было реализовать свой потенциал в любой сфере, чтобы мир был безопасным, справедливым и можно было растить детей без страха перед завтрашним днём. Нам в 1990-е гг. обещали золотые горы сытого капитализма, но вместо этого у нас был построен капитализм латиноамериканского типа, который никакой уверенности не даёт. И сейчас у нас есть возможность исправить ошибки 30-летней давности.
Сейчас мы можем отказаться от компромиссов и навязанных обязательств, на которые шли, чтобы быть частью «открытой» экономики в духе модели, предложенной Западом. И задача не вернуться в СССР, а вернуть те достижения СССР, которые позволяли нашей Родине быть сильной во всех сферах. Я говорю о тех ещё не очень далёких десятилетиях, когда у нас был космический проект «Энергия» – «Буран», когда была на высоте наша авиационная промышленность и мы делали собственные промышленные компьютеры.
– Где уверенность, что сможем эти отрасли восстановить?
– Полной уверенности нет, так как потеряно поколение учёных, инженеров, технологов и высококвалифицированных рабочих. Я сам представитель потерянного поколения: в конце 1980-х учился в МВТУ им. Баумана на факультете специального машиностроения, готовился работать в нашей программе по освоению Марса, а много лет занимаюсь фондовым рынком. Я слушал лекции и сдавал экзамены в тех же аудиториях, что Королёв, Туполев, Сухой, Доллежаль. Моими преподавателями были их соратники и ученики. Все они представители отечественной инженерной школы, возрождённой после Гражданской войны. Сейчас перед нами похожий вызов.
– Готова с ним справиться нынешняя молодёжь?
– Большинство выпускников технических университетов мечтает о том, чтобы реализоваться в родной стране. Но они демотивированы отсутствием карьерных лифтов и разочарованы низкими зарплатами в технологических отраслях. Инженеры получают меньше охранников в супермаркетах! И это даже в тех отраслях, где отставание для России теперь смерти подобно.
Airbus отказался поставлять нам самолёты, Boeing – обслуживать свою технику. Отечественные автозаводы останавливают сборку машин из-за отсутствия микросхем, на экспорт которых в Россию за рубежом наложен запрет. Налаживать производство такой продукции теперь придётся мобилизационными методами, как в войну. Правительство уже дало отсрочку от армии и льготную ипотеку программистам в IT-компаниях. Такие же и более сильные стимулы нужны для инженеров в авиационных КБ и на других прорывных проектах. И – на войне как на войне – Россия должна национализировать патенты на ту высокотехнологическую продукцию, которую нам отказались поставлять иностранные производители из враждебных государств. Это даст нам возможность самим организовать выпуск подобных изделий на первых порах.
– Стоит ли уходить из отраслей, пострадавших от санкций, чтобы не потерять в заработке?
– Надо смотреть, какая ситуация на твоём предприятии. Какие-то компании, зависящие от поставок из-за рубежа, будут испытывать трудности. Но какие-то получат госзаказы на импортозамещение или отечественные инвестиции, оказавшись в нишах, которые покинули иностранцы. И зарплаты там вырастут. Есть надежда, что новые возможности появятся в малом производственном бизнесе, которому будут давать больше заказов крупные промпредприятия. Есть надежда на глубокую переработку природных ресурсов во многих регионах страны. А это уже не столица и сырьевые территории, где экономика росла до сих пор за счёт финансов, нефти и газа. Это уже, считай, вся Россия.
0
20.00
