9 мая президент России Владимир Путин вместе с премьер-министром Израиля Биньямином Нетаньяху и президентом Сербии Александром Вучичем принял парад на Красной площади и через несколько часов прошел по ней с «Бессмертным полком». О том, как великий актер Михаил Ножкин снова прошел вместе с Владимиром Путиным в составе этого полка и оказался к тому же полковником СВР,— специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников с Красной площади.
Ранним утром церемония парада произвела на меня впечатление прежде всего тем, что у входа в «РИА Новости» растянулась очередь из сотен пяти, по крайней мере, журналистов, которые после проверки должны были на автобусах доехать прямо до Красной площади. Всего аккредитовалось около 1,5 тыс. журналистов, и так, по-моему, не было даже в день 70-летия Победы.
Что так растревожило всех этих людей (аккредитовали всех, кто хоть что-нибудь собой представлял, хоть какое-нибудь издание большой страны)? Может, откладывали-откладывали, да вот наконец и собрались сходить? Или хотели своими глазами взглянуть не то что в глаза новому президенту России, а хоть одним глазком посмотреть, как он, что с ним?
Так или иначе, в девять утра все эти люди оказались между трибунами и брусчаткой Красной площади, где со стороны Ильинки прибывали уже, можно сказать, опаздывающие, и, конечно, тут был, считай что, весь кабинет министров бывший и, видимо, будущий. И сразу скажу, что только министр здравоохранения Вероника Скворцова в конце концов призналась, что ей хотелось бы быть не только бывшим министром, но и будущим, чтобы закончить начатое — а нужно ей, судя по ее настрою, для этого не меньше лет шести.
Помощник президента России Игорь Щеголев на мой вопрос, каков его прогноз на счет, например, него самого, пожал плечами:
— Ну вы же про меня уже все написали!
— А что мы написали? — заинтересовался, конечно, я.
— Что остаюсь! — улыбался Игорь Щеголев.— Я из “Ъ” все выяснил.
— Значит, и правда остаетесь,— вынужден был согласиться и я, так как и в самом деле глупо было спорить с тем, что написано в “Ъ”.
Между тем, судя по безмятежному виду Игоря Щеголева, который продолжал улыбаться, можно было со стопроцентной вероятностью предположить: с таким видом либо остаются, либо уходят.
Игорь Щеголев пошел на свою трибуну, предварительно в этой толчее пропустив вперед всех, кого должен был, всех, кого хотел, а потом и всех, кого мог.
Ветром промчался мимо глава ВТБ Андрей Костин в пилотке, и за ним едва поспевал, а на самом деле безнадежно отставал от него мальчик, которого с Андреем Костиным роднила, судя по всему, не только точно такая же пилотка на голове.
Не спеша, позвякивая большим количеством орденов и медалей, прошествовал в парадной форме генерал-лейтенант Сергей Викторович Чемезов.
— Ну я свое дело сделал,— признался мне министр «Открытого правительства» Михаил Абызов и добавил, что еще несколько дней назад ознакомился с проектом грандиозного майского указа Владимира Путина и теперь может только представить себе, что будут делать с этим чиновники.
— Я же знаю,— вздохнул он,— человек видит это и думает только об одном: как отчитаться? Не о том даже, как потратить, а именно как отчитаться!
Верилось сразу и безоговорочно. Ему ли, Михаилу Абызову, не знать.
Впрочем, отчитываться, как тратить, теперь будут, как я понял, без него — Абызов на этом посту совершил все, что, видимо, считал нужным. Генерал Моисеев и его товарищ, тоже генерал, сидя в первом ряду трибун, громко обменивались впечатлениями, которые у них возникли, по-моему, сию секунду:
— Из 8 млн 260 тыс. погибших во Второй мировой войне в бою — танкисты,— сказал генерал Моисеев товарищу.— У Катукова под Москвой было 17 танков — 2 КВ и 17 Т-34. А к концу войны — несколько корпусов!
— А мы 9 мая 1945-го мимо Москвы проехали,— товарищ генерала рассказал свою историю, и говорили они теперь друг с другом почти одновременно.— И сразу в Монголию. Это после разгрома Кенигсбергской группы… Мы знали, конечно, куда дальше, после Монголии, и не думали, что с Японией закончим через три недели! Думали, это еще одна большая война будет.
Генерал Моисеев в первый раз отреагировал на слова товарища и с жаром стал объяснять, что и в ту войну тоже танкисты, конечно, выигрывали, потому что так перейти через непроходимый хребет и так обрушиться на противника не дано было, может, и Суворову… А тот генерал, между прочим, и не спорил с ним, а наоборот, говорил, что да, это все танкисты, они и Крым, и Севастополь за 35 дней помогли освободить…
Тут в арке Спасских ворот перекрестился министр обороны Сергей Шойгу, и начался парад. Владимир Путин с неожиданным, на мой взгляд, подъемом прочел свою речь, в которой сказал все, что хотел, в том числе и про то, что чувствует прямо сейчас по отношению к некоторым своим коллегам из других стран, а также добавил, что советские люди сражались за свою Родину насмерть, в то время как некоторые страны сдались сразу и без раздумий. И следовало признать, что это, можно сказать, вырвалось у него в первый раз. А на самом деле, конечно, я думаю, одно только это предложение писалось и переписывалось для этой речи не одну неделю.
И про холокост Владимир Путин упомянул на параде на Красной площади тоже впервые, и нельзя, конечно, сказать, что это никак не было связано с тем, что на трибуне рядом с ним сидел премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху.
Я, стоя у кромки брусчатки, глядел на готовые к маршу войска, в какой-то момент машинально оглянулся на трибуну и, честно говоря, был поражен: сидевший прямо передо мной во втором ряду глава комитета Госдумы по международным делам, имя которого “Ъ” не употребляет всуе, крепко спал под не казавшиеся мне теперь такими уж бодрыми слова Владимира Путина.
Его не мог разбудить даже, без преувеличения, кричащий стендап корреспондента телевидения Ирака, который и в самом деле не то что кричал в микрофон, а я думаю, что и перекричал в него Владимира Путина, так что со стороны могло показаться, будто он словно переводит российского президента на курдский, что все тут, на этой площади, затаив дыхание слушали иракского переводчика, боясь пропустить хоть полслова. И только глава комитета все это пропустил, проснувшись только от прогремевшей музыки: пошли войска.
Интересно: я раньше не замечал, что ли, с каким видом солдаты идут по Красной площади, равняясь на верховного главнокомандующего, который в это время оживленно переговаривался с президентом Сербии господином Вучичем, который прилетел в Москву накануне. Такие в каком-то безумии разинутые рты, нелепо парадирующие человеческие улыбки, со сладчайшим выражением лица я видел только на соревнованиях танцоров вальса и румбы. Но, ей-богу, даже те забетонированные оскалы выглядят как-то уместней и разумней, казалось, чем то, что я видел сейчас прямо перед собой.
Потом приказали улыбаться и хранить эту улыбку, пока они идут от начала до конца Красной площади — и они делали, что могли.
Я обернулся, глава комитета спал. Я мог бы сказать, что он проснулся, как только мимо строем прошли девушки из военного университета. Но на самом деле он проморгал их. Нет, так нельзя сказать про спящего человека.
Еще на один момент он проснулся некстати: на роте десантников.
И еще на один нехороший момент я отчего-то обратил внимание: ну почему же почти все командиры, шедшие впереди своих подчиненных, были такие пузатые? Но это, в конце концов, было заметно и раньше. Просто, мне кажется, с годами животы-то растут.
Третий раз глава комитета уснул, когда над ним полетел Ту-160. У главы комитета, надо надеяться, была трудная ночь.
Вот пролетела авиация — и возникло, как всякий раз после парада, чувство мгновенного опустошения: и все? И стоило ли ради этого…
Я думаю, стоило. Потому что я видел, как рассаживаются по электромобилям на Красной площади совершенно счастливые ветераны, которых было в этот раз здесь, увы, уже меньше, чем год назад,— даже заметно меньше.
Они спешили, будто опасались, что машины уедут без них, и каждый шаг давался большинству из них с большим трудом, и больно было смотреть на них, и хотелось помочь, но там было кому помогать, ведь отказывались и все хотели сами.
И один из них, увидев, как Владимир Путин и Биньямин Нетаньяху пошли в Александровский сад, к могиле Неизвестного солдата, ринулся было к ним, но не успел, его оттерли фотографы и охранники, да так, что этот высокий худой старик пошатнулся, но все-таки не упал, а просто остановился и пошел вперед и в сторону, и кто же знал, что и господа Путин, Нетаньяху и Вучич свернут туда же, и российский президент уже здоровался со старым генералом, который, конечно, сразу расплакался, а господин Нетаньяху уже брал его под руку и шел в Александровский сад с ним скорее, чем с Владимиром Путиным, и старик пытался поспеть, а они не сразу сообразили, что теперь уж придется потише идти.
Часа через три у входа на Красную площадь со стороны Исторического музея начала выстраиваться колонна «Бессмертного полка». К двум часам дня она занимала всю Тверскую и уходила далеко в Ленинградский проспект. Один из организаторов сказал мне, что, по их данным, которые они, в свою очередь, получили от полиции, заполняемость Тверской выше, чем в это же время год назад. Тут, кажется, готовились к новым рекордам.
Между тем к 14:15 колонна полностью была готова к движению. С каменными лицами, скрепив локти, на Красной площади образовали коридор шириной метров 100 волонтеры. Им дали задание, похоже, умереть на месте, но ни кого не пропустить ни туда, ни сюда через этот коридор со стороны. И молодые люди готовы были выполнить приказ любой ценой. Вот вдруг поступила команда перекрыть диагональю, которая упиралась бы в Мавзолей, часть площади. Было сделано, хоть и совсем непонятно зачем. Когда стало ясно, что в этом нет никакого смысла, диагональ стала рассеиваться, встраиваясь в вертикаль, по которой вот-вот должен был начать идти Владимир Путин. И не один: Биньямин Нетаньяху и Александр Вучич тоже хотели присоединиться. В связи с этим не очень уверенно чувствовала себя команда, которая каждый год идет во главе с Владимиром Путиным во главе колонны: актеры Михаил Ножкин, Александр Михайлов и Василий Лановой.
— Они, конечно, волнуются…— шепнул мне Михаил Ножкин, человек настолько бодрый и, я бы сказал, просто молодой и остро, мгновенно реагирующий на все происходящее вокруг него, на каждую реплику в воздухе и хватающий ее на лету, что я, честно говоря, был поражен, когда узнал, что ему восемьдесят один, а не шестьдесят, скажем, один.— Они меня не любят: я же никому не подчиняюсь…
И он сказал одному из организаторов, что можно ведь первый ряд передвинуть на метр вперед, и тогда он и все, с кем он пришел, то есть восемь человек, спокойно встанут во второй ряд, а главное — Владимир Путин с коллегами встанет. Михаила Ножкина и правда сначала вроде даже не услышали, а потом зато действительно передвинули первый ряд чуть вперед за спиной Михаила Ножкина, как вдруг запели хором женщины:
— А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму…
— Дайте переписать слова! — мгновенно отозвался Михаил Ножкин.— И ноты!
— А знаете, что эту песню Михаил Иванович написал! — воскликнула одна дама.
— А то он не знает! — вступился за меня Михаил Ножкин.
Я знал, конечно, и не только это. Когда Михаил Ножкин пару минут назад рассказывал мне, что он знаком с Владимиром Путиным лет как уже десять, встречались в службе внешней разведки, «он ведь СВР не чужой…» — я уже знал, что и Михаил Ножкин ей не чужой, а попросту говоря, полковник СВР, и это не шутка. А в кино, видимо, играл под прикрытием, но как!
— Восемь человек пусть проходят! — сказали волонтерам, и те разжали руки, хотя мне казалось, что они там давно у них онемели и не разожмут их волонтеры теперь ни за что, даже если захотят. Девятым оказался Александр Михайлов, и его сначала не хотели пропускать — ну кто для них был Александр Михайлов?
А все-таки были здесь и те, для кого он, любовь и голуби — это все. Александр Михайлов в конце концов прошел. Они встали в центр колонны, во второй-третий ряд ее, и через минуту к ним присоединился вышедший из Кремля Владимир Путин с Биньямином Нетаньяху и Александром Вучичем. Они тоже встали не в первом ряду и сразу пошли. Было ровно 15 часов.
Биньямин Нетаньяху все время что-то рассказывал Владимиру Путину, тот рассеянно улыбался. Наверное, Биньямину Нетаньяху надо было сейчас помолчать.
0
75.00
