Вакцину от коронавируса ждет весь мир. Но в ближайшее время она не появится: процесс создания вакцин регламентирован до мелочей и предусматривает многомесячные испытания. Таков результат более чем векового развития иммунологии и вирусологии.
История этих дисциплин – череда настоящих научных подвигов. Хотя идея профилактического прививания родилась еще в древности, только в XX веке ученым удалось создать вакцины от наиболее опасных инфекционных болезней. Наряду с повышением стандартов гигиены и разработкой антибиотиков это позволило человечеству вырваться из плена разрушительных эпидемий.
И все же окончательно мы себя не обезопасили. Сложные мутирующие вирусы и малоизученные угрозы со стороны животного мира по-прежнему ставят в тупик ученых, требуя годы на поиск решений. Как допускают вирусологи, вакцина от SARS-CoV-2 может попросту опоздать: пандемия успеет охватить большую часть населения мира и при удачном раскладе – затихнуть сама собой.
Корова-спасительница
Пионером вакцинации принято считать английского врача Эдварда Дженнера. В 1796 году он втер в царапину на теле восьмилетнего мальчика жидкость из гнойника (пустулы), взятую у доярки, заболевшей коровьей оспой. В результате мальчик стал неуязвим для человеческой разновидности этой болезни.
Но еще за много веков до этого люди обнаружили, что, один раз перенеся оспу, человек не может заболеть вторично. На Востоке с оспой пытались бороться с помощью инокуляции – превентивного заражения здоровых людей содержимым пустул. В Древнем Китае предпочитали инсуффляцию – вдыхание растертых в порошок струпьев оспы.
В XVIII веке инокуляция транзитом через Стамбул пришла в Европу. В Англии ее популяризацией занималась леди Монтегю, жена британского посла в Османской империи. Процедуру опробовали на себе Людовик XVI и другие королевские особы, а Джорджу Вашингтону во время войны за независимость США с ее помощью удалось подавить нараставшую в его армии эпидемию оспы.
Но инокуляция оставалась рискованной процедурой (смертность достигала 2%), поэтому ее использовали только при неминуемой перспективе заражения. Заслуга Дженнера состояла в том, что он экспериментальным путем доказал, что коровья оспа (Variola vaccina, от лат. vacca – корова) менее патогенна для человека, чем натуральная (Variola major), то есть вызывает меньше осложнений.
Прежде это знание передавалось из уст в уста фермерами, Дженнер же закрепил его в докладе «Исследование причин и действие коровьей оспы», введя понятие вакцинации (которое, по сути, переводится как «коровация»). Брошюра вызвала ажиотаж, была переведена на множество языков, и счет вакцинированным пошел на десятки тысяч. В 1800-х испанский король Карл IV даже организовал экспедицию в Южную Америку, чтобы привить от оспы коренное население, подхватившее эту болезнь от европейских колонизаторов (оспу, в частности, считают одной из причин исчезновения цивилизации инков).
Но наука тех лет еще не изучила микроорганизмы, а причиной болезней считали «миазмы»– испарения плохого воздуха. Найти противодействие оспе получилось благодаря выраженной концентрации болезни в гнойниках. В случае с другими инфекциями требовалось обнаружить проникавшие в человеческий организм бактерии и научиться их воспроизводить. На это потребовался еще почти век.
В 1880 году французский ученый Луи Пастер (в честь которого назван метод обеззараживания жидкостей – пастеризация) случайно обнаружил, что воздействие микробов можно ослабить (аттенуировать). Экспериментируя с бактериями куриной холеры, Пастер вывел такие образцы, после введения которых животные не погибли, но приобрели устойчивость к новым заражениям. Француз сделал вывод, что прививание действует одинаково для всех бактериальных инфекций, и вскоре разработал вакцины против сибирской язвы (1881 год) и бешенства (1885-й) – их демонстрация сопровождалась зрелищными опытами, за которыми следила вся Европа. В честь Дженнера Пастер также назвал свой метод вакцинацией, хотя никакого отношения к коровам он не имел.
Успехи Пастера были подкреплены другими исследованиями. В 1890-х немец Пауль Эрлих ввел понятие антител, объяснив принцип работы прививок: они служат тренировкой организма, «запоминающего» правильный иммунологический ответ на инфекцию. Вместе с Ильей Мечниковым Эрлих в 1908 году получил Нобелевскую премию за теорию иммунитета. А в 1892 году отечественный биолог Дмитрий Ивановский, изучая заболевания табачных растений, открыл новый тип организмов – вирусы. Это послужило отправной точкой для обнаружения возбудителей вирусных инфекций.
Революционный век
К началу XX века в распоряжении врачей были вакцины от тифа, холеры, чумы, бешенства, оспы. Еще предстояло найти ответ на многие другие болезни. Нередко на это требовались долгие годы. Так, в 1891 году Эмиль фон Беринг сделал первую прививку от дифтерии. Тогда она была одной из причин высокой детской смертности. Берингу удалось вылечить детей из берлинской клиники, за что в 1901 году он был удостоен Нобелевской премии. Но только в 1913-м Беринг нашел эффективный рецепт вакцины из смеси токсина (вырабатываемого бактерией яда) и антитоксина (противоядия, появляющегося в организме переболевшего).
Исследования столбняка начались еще раньше. В 1883 году русский хирург Нестор Монастырский открыл его патоген, к 1890-му японский биолог Сибасабуро Китазато создал противостолбнячную сыворотку. Но лишь в 1923-м француз Гастон Рамон синтезировал столбнячный анатоксин, который по сей день служит основой прививок от этой болезни.
Особенно сложной задачей оказалась разработка вакцины от «болезни интеллигенции» – чахотки. В 1882 году немец Роберт Кох после череды неудачных попыток нашел способ культивирования туберкулезных микробов, за что в 1905-м получил Нобелевскую премию. Практическим созданием вакцины занялись в 1908 году французские ученые Кальметт и Гирен (Жирен): ввиду крайней опасности бактерий туберкулеза им пришлось более 200 раз пересеивать культуру, чтобы получить достаточно ослабленный вариант для введения человеку. Знаменитая БЦЖ (Бацилла Кальметта–Жирена) была готова к 1921 году.
В последующие десятилетия самыми драматичными обстоятельствами сопровождалось создание прививки от полиомиелита – детской вирусной инфекции, поражающей нервную ткань и вызывающей паралич. Первые испытания в 1930-х привели к летальным исходам и были свернуты. К ним вернулись только через 20 лет, когда в США разгорелась общенациональная эпидемия полиомиелита. Исследованиями руководил вирусолог Джонас Солк, привлекший к испытаниям 440 тысяч детей, родители которых отдавали чад на эксперименты от безысходности. В 1955 году вакцина Солка была создана. А в 1962-м ее заменила более эффективная вакцина Альберта Сэбина.
Во второй половине XX века разработка вакцин была поставлена на поток: в 1963-м найдено средство от кори, в 1967-м – от паротита, в 1969-м – от менингококка А, в 1970-м – от краснухи, в 1976-м – от гриппа и пневмококка, в 1980-х – от менингита В и гепатита А и В, в 1990-х – от ветряной оспы и ротавируса. Последним значимым свершением считается вакцина от папилломавируса, созданная в 1983–2006 годах.
Неполная победа
Сразу же после появления новых вакцин они включались в программы массовой иммунизации развитых стран. Так, прививание БЦЖ стартовало почти одновременно в Европе и СССР – в 1924-1925 годах. В США благодаря применению вакцин Солка и Сэбина с 1952 по 1972 год количество случаев полиомиелита упало с 57 879 до 31, а в 1991 году Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) объявила о победе над полиовирусом в Западном полушарии.
В 1958 году по инициативе СССР была запущена всемирная программа по ликвидации оспы, а спустя 20 лет в Великобритании была зафиксирована последняя на сегодняшний день смерть от этой болезни. С середины 1970-х ВОЗ начала реализацию Расширенной программы иммунизации (РПИ), предусматривающей прививание детей от туберкулеза, полиомиелита, дифтерии, коклюша, столбняка и кори. К 1990-му было охвачено 80% детей в мире в возрасте до 1 года.
Новые вакцины регулярно пополняют национальные календари иммунизации: некоторые по всему – миру (против гепатита В, ротавируса, пневмококка), некоторые – только в странах с климатическими показаниями (например, вакцина против желтой лихорадки, необходимая жителям тропических стран). В целом национальные правительства оценили выгоду от вакцинации. Например, в случае с корью она обходится бюджету в районе $7 на человека, а лечение заболевшего в стационаре – в $3500 (расчеты ВОЗ). В общей сложности прививки спасают ежегодно до 3 млн жизней и служат залогом роста средней продолжительности жизни на планете: в ВОЗ уверяют, что одной лишь гигиеной его добиться бы не удалось.
И все же до окончательной победы над инфекциями далеко: сегодня они являются причиной каждой четвертой смерти на планете. Причем вспышки наблюдаются и там, где иммунизация не практикуется (к примеру, в мусульманских странах, где бытует скептическое отношение к прививкам), и даже на Западе, где на фоне общего эпидемиологического затишья население периодически теряет бдительность и «прогуливает» прививки (с этим ВОЗ, в частности, связывает вспышки кори в Европе с 2000-х годов). Некоторые иммунологи даже ратуют за возвращение обязательной вакцины от оспы (которая ввиду неактуальности давно отменена): мол, что будет, если вирус оспы, хранимый всего в нескольких лабораториях на планете, вырвется наружу?
Кроме того, с конца XX века в человеческую популяцию все чаще проникают неизвестные прежде патогены из животного мира: можно вспомнить вспышки свиного и птичьего гриппа, лихорадки Эбола и Зика. А туризм и миграция создают риск скорейшего распространения болезней по планете. При этом, как показывает практика, даже с современными возможностями вирусологам не всегда удается нейтрализовать угрозу, поскольку изучить ее источник в природе (для чего требуется определить «нулевого пациента» среди людей) весьма затруднительно. Так, вакцина от лихорадки Эбола, эпидемия которой имела место в 2014-2015 годах, была создана только к осени 2019-го. А разработки вакцины от коронавируса SARS, вспышка которого пришлась на 2003 год, вовсе не были завершены.
Генетика в помощь
Как развивается иммунология в наши дни? Сейчас медики располагают вакцинами нескольких типов. Еще в первой половине XX века было установлено, что препарат может состоять не только из живых ослабленных микроорганизмов, но также из мертвых (инактивированных): в этом случае снижается риск осложнений после введения прививки, но не всегда можно добиться пожизненного иммунитета (требуется ревакцинация). К концу века стали набирать популярность молекулярные вакцины, синтезированные из отдельных частей микроорганизмов, в основном рекомбинантных белков (вакцины против гепатита B, против болезни Лайма, АКДС).
С 2000-х активно исследуется генетическая иммунизация: метод, при котором пациенту вводят не настоящий, а «виртуальный» патоген – нуклеиновую кислоту, содержащую информацию о нем (ДНК или РНК). В итоге инфекция создается прямо внутри организма, провоцируя ответ иммунной системы.
К настоящему времени созданы ДНК-версии большинства известных вакцин, впрочем, в клинической практике они используются редко. Другое дело – болезни, от которых классических вакцин так и не придумали, здесь изыскания с самого начала опираются на достижения генетики и биоинформатики. Иногда вакцина конструируется по «кирпичикам», путем отбора релевантных белков из генома организма-возбудителя («обратная вакцинология»).
Будущим вакцинологии считается смена фокуса с профилактических вакцин на терапевтические – те, которые помогают страдающему хроническим заболеванием пациенту настроить иммунитет на эффективный ответ угрозе. Сам же список заболеваний расширяется с тех, которые непосредственно вызваны внешними возбудителями, до таких, которые исторически не считались инфекционными, но могут быть отдаленно связаны с разрушительным воздействием микробов. В последние годы ученые стремятся установить неочевидные связи внутри организма: например, рост частоты инсультов и инфарктов в период сезонной эпидемии гриппа или влияние работы антител, выработанных после попадания в организм вирусов, на рост опухолей, запуск диабета и других аутоиммунных болезней.
В отдельных случаях вакцины уже используются для лечения онкологических заболеваний: известно, что БЦЖ помогает при раке мочевого пузыря, прививка от гепатита В – при раке печени. А в последние годы надежды в лечении рака возлагают на дендритные вакцины, которые создаются на основе клеток, ответственных за процесс «зачистки» организма от злокачественных образований.
Впрочем, скорого прорыва в этом направлении ждать не стоит, рассказал в интервью «Профилю» Михаил Костинов, заведующий лабораторией вакцинопрофилактики и иммунотерапии аллергических заболеваний НИИ вакцин и сывороток им. Мечникова.
«Рак – сложная болезнь, источники которой не исчерпываются влиянием вируса или бактерии, – говорит он. – Никто не знает, какая из причин рака первостепенна, а раз так, то нельзя создать эффективную вакцину. К тому же, онкология – это социальное заболевание, вокруг лечения которого создана мощная индустрия, так что в создании вакцины не хватает заинтересованности. Другая мишень иммунологии – вакцина против СПИДа. Формально ее создали, но убедительных доказательств эффективности нет: помогает не всегда, а риски создает большие. Поэтому почти не используется. Нет сомнений, что в будущем все это будет усовершенствовано. Возможно, даже создадут вакцину, замедляющую процессы старения клеток, – люди с большими деньгами давно вкладывают средства в этот «эликсир молодости». Но доживем ли мы до этого времени?».
Опыты на живых
Как и в начале XX века, на создание вакцины сегодня может уйти много лет. Но если тогда это было обусловлено тем, что ученые двигались на ощупь, попутно создавая инструментарий и терминологию исследований, то в наши дни, напротив, процесс отрегулирован до предела. Вокруг разработки вакцин сложились самые строгие стандарты в фармацевтике, включающие несколько обязательных этапов испытаний.
После того как формула препарата «спроектирована» в пробирке, начинается апробация на животных: мышах, морских свинках, кроликах, обезьянах – смотря у кого тестируемые реакции ближе к человеческим. На этом этапе ученые должны понять, как после введения препарата меняются функции органов, есть ли риск побочных эффектов.
Затем начинается проверка на добровольцах, которая делится на три стадии. На первой изучается безопасность и переносимость прививки. Участвуют десятки человек: в России их по закону должны положить в стационар и наблюдать в течение нескольких недель. Вторая фаза – амбулаторная: количество участников возрастает на порядок, они наблюдаются на дому. Задача – рассчитать дозировку вакцины, чтобы добиться достаточного иммунного ответа.
На третьей фазе к исследованиям подключают тысячи добровольцев, делая окончательный вывод, какой эффект производит вакцина в полевых условиях. Каждая из трех фаз может длиться как несколько месяцев, так и несколько лет: это зависит не только от успешности самой вакцины, но и от скорости прохождения бюрократических процедур.
«Чтобы только перейти к клиническим испытаниям на людях, нужно оформить множество бумаг, предоставить брошюру исследования, финансовые гарантии, официальное согласие пациентов, – перечисляет Костинов. – И подобного рода отчетность требуется после каждого этапа, только тогда допускают к следующему. Бывает так, что на животных вакцина ведет себя отлично, а на людях начинаются проблемы – тогда нужно все начинать сначала. Оперативный контроль над исследованием осуществляет национальный Минздрав, при этом используемые протоколы едины для всего мира и утверждаются ВОЗ».
Трагические инциденты при создании вакцин ушли в прошлое. Известен случай, как в 1929 году в немецком Любеке умерло более 70 новорожденных, привитых БЦЖ. Выяснилось, что в вакцину по ошибке подмешали неослабленный микроорганизм. Главврач больницы был обвинен в преступной халатности и получил тюремный срок. А в 1955 году, в самом начале использования вакцины Солка от полиомиелита, на одной из фабрик США «забыли» убить вирус формальдегидом, и 200 тыс. детей получили живой патоген вместо инактивированного. У двух тысяч развился паралич, 10 человек умерли.
Порой страдали и сами исследователи. Так, советский вирусолог Михаил Чумаков во время создания вакцины от клещевого энцефалита заразился этой болезнью, почти полностью потерял слух и подвижность правой руки. Сегодня ученые и добровольцы почти всегда остаются невредимы.
Рыночная доля
Подсчитано, что гонорар Джонаса Солка за вакцину от полиомиелита мог бы составить $7 млрд. Однако ученый отказался ее патентовать, чтобы сделать доступной как можно большему числу стран. Когда его попросили объяснить свой поступок, Солк удивился: «А вы могли бы запатентовать солнце?».
Сегодня все устроено иначе. Разработкой вакцин занимаются фармацевтические компании, которыми движут не гуманистические идеалы, а бизнес. Поэтому еще на стадии научных изысканий должны быть спланированы будущие производственные линии.
«Это тоже непростая задача, – комментирует Костинов. – Все должно быть организовано так, чтобы вернуть вложения в разработку. А им счет идет на миллионы долларов, причем львиная доля уходит на страховку врачей и добровольцев, которые формально рискуют стать инвалидами. В итоге порой создаются удивительные ситуации. Например, российские ученые придумали вакцину против коклюша, она прошла испытания на животных еще 15-20 лет назад, но с тех пор не нашлось инвестора, который профинансировал бы испытания на людях. Наши бизнесмены обходят проект стороной, так как заинтересованы в быстрой отдаче, а в вакцинах так не бывает – это долгий тернистый путь».
В этих условиях российский рынок вакцин далек от «чистой» конкуренции, отмечает Костинов. «Частным образом производятся те препараты, которые были разработаны еще при советской власти, их немало, – говорит эксперт. – Что касается текущих разработок, то все они ведутся по госзаказу. Это тем более отбивает охоту у бизнеса вкладываться в отрасль, потому что при наличии государственного продукта Минздрав точно не будет закупать вакцину на стороне».
В целом же ассортимент вакцин находится в постоянном движении: это связано и с поэтапным усовершенствованием давно известных препаратов, и с появлением новых штаммов вирусов (например, в случае с гриппом). Но и функционально идентичные прививки представлены во множестве аналогов: к примеру, от гепатита А известны препараты «Аваксим», «Хаврикс» и «Альгавак М», от гепатита В – «Энджерикс B» и «Регевак B», от пневмококковой инфекции – «Пневмовакс 23» и «Превенар 13».
По словам Костинова, страну–лидера по созданию вакцин на международном рынке определить затруднительно: «Каждое государство имеет собственные вакцины, которыми обеспечивает свое население. Например, по вакцине от кори Россия работает со штаммом вируса «Ленинград-16». США, европейские страны, Индия имеют другие штаммы, потому что с ними связаны секреты производства, которыми никто не хочет делиться».
Существует и международный рынок вакцин, однако выйти на него может далеко не каждый: финансовые и регуляторные барьеры слишком велики. «Выполнив требования Минздрава, вы можете продавать вакцину внутри страны, – рассказывает Костинов. – Чтобы торговать за рубежом, нужно пройти проверку ВОЗ, а это нелегко: были случаи, когда препаратам не давали зеленый свет из политических соображений. Наконец, для масштабирования нужна подушка безопасности, ведь, чтобы завоевать местные рынки, где есть свои аналоги вакцин, часто требуется идти на демпинг».
Доступ импортных вакцин на российский рынок также затруднен. «Есть тонкий момент биологической безопасности государства: если вы зависите от зарубежных прививок, нельзя гарантировать здоровье нации, – поясняет собеседник. – Поэтому весь импорт проходит в России клинические испытания, даже если на Западе вакцина давно себя зарекомендовала. Обычно при госзакупках власти пытаются договориться о трансфере технологий: чтобы вместе с препаратом России предоставили данные для организации у нас альтернативного производства. На это, разумеется, мало кто идет из зарубежных поставщиков. Между тем собственные аналоги в России есть далеко не по всем направлениям. Все вакцины, созданные на Западе на рубеже ХХ–ХХI веков, мы не смогли продублировать: ни против ротавируса, ни против ветряной оспы. Это не позволяет включить их в национальный календарь прививок, хотя необходимость давно назрела. При этом наши вирусологи всегда считались одними из самых талантливых. Почему же так произошло? Слишком многое утрачено после развала советской медицины».
Гонка лабораторий
На фоне всего вышесказанного можно сделать вывод, что создание вакцины от коронавируса SARS-CoV-2 началось чрезвычайно бодро. В конце января китайские ученые расшифровали его геном, и тут же в десятках лабораторий по всему миру началась настоящая исследовательская гонка. Ставки слишком высоки: первого, кто доберется до финиша, ожидают лавры спасителя человечества и многомиллиардные контракты. Помог и опыт изучения коронавируса SARS 2003 года, во многом похожего по строению.
Всего спустя два месяца ВОЗ допустила два проекта до стадии клинических исследований. Первым занимаются Национальный институт аллергии и инфекционных заболеваний (Сиэтл, США) и компания Moderna. Они разработали генетическую вакцину мРНК-1273, после ввода которой организм начинает воспроизводить характерный для SARS-CoV-2 белок, вызывая иммунную реакцию. В эксперименте участвуют 45 жителей Сиэтла в возрасте от 18 до 55 лет: каждому из них заплатят по $1100, а первые результаты стоит ждать в начале мая.
За второй проект отвечают Академия военно-медицинских наук Китая совместно с гонконгской компанией CanSino Biologics. В самом Китае высока внутренняя конкуренция, и эта вакцина молекулярного типа Ad5-nCoV оказалась наиболее успешной среди восьми разработок. 18 марта начались ее испытания на 108 добровольцах из города–эпицентра пандемии Уханя.
Еще как минимум 52 разработки проходят тестирование на животных. Это препараты разных типов: аденовирусный вектор из Оксфордского университета, вакцина с применением электрокорпорации из Италии (для ускорения иммунного ответа организма помимо инъекции задействуется электроразряд), мРНК-вакцина компаний Pfizer (США) и BioNTech (Германия), наночастицы с адъювантом компании Novavax (США). В России также идут доклинические испытания: 13 прототипов испытывает новосибирский центр «Вектор», еще 3 – Федеральное медико-биологическое агентство.
Догнать пандемию
По словам Михаила Костинова, сегодня невозможно предсказать, чья именно вакцина окажется первой или самой эффективной. Однако уже ясно, что исследователи из разных стран объединяться не намерены. «Если бы ситуация с коронавирусом была действительно плачевной, то разные проекты можно было бы совместить, быстрее получив результат. Но это маловероятно: смертность от COVID-19 ниже, чем от птичьего или свиного гриппа, и в этой ситуации никто не захочет делиться своими технологиями. Каждый будет тянуть одеяло на себя», – считает собеседник «Профиля».
В этих условиях появление вакцины к концу года будет наилучшим вариантом, считает Костинов. Прогнозы зарубежных экспертов еще пессимистичнее. «Наличие вакцины не значит, что мы можем ее использовать. Понадобится от года до полутора лет, чтобы убедиться, что она работает», – заявил глава Национального института аллергии и инфекционных заболеваний в Сиэтле Энтони Фаучи. «Вакцина когда-либо появится, но до 2021 года это нереально», – вторит ему директор Института Роберта Коха (Германия) Лотар Вилер. С подобными оценками согласны в ВОЗ.
Возможно, что разработки вакцины так и не доведут до конца, предполагает Костинов: «В Китае двух месяцев жесткого карантина хватило, чтобы эпидемия пошла на спад. Если другие страны смогут пройти этот же путь и пандемия прекратится, то у компаний просто исчезнет коммерческий стимул заниматься испытаниями. Так же было в случае с SARS, который быстро исчез сам собой. К тому же, как только люди почувствуют, что угроза COVID-19 отступает, будет трудно набрать добровольцев на вакцинацию. Практика показывает, что страх – лучший мотиватор для участников испытаний».
Не исключено, что вирусологи смогут найти нетривиальное решение. Так, в марте стало известно о нескольких исследованиях, авторы которых пытаются установить взаимосвязь между вакцинацией населения БЦЖ и распространением коронавируса на этой территории.
«Для специалистов в этом нет ничего нового, – утверждает Костинов. – Есть вакцины, которые вырабатывают иммунитет не к конкретному микробу, а в целом улучшают сопротивляемость организма. БЦЖ – именно такой иммуномодулятор, причем очень мощный. Вакцинация БЦЖ есть и в России, чем можно объяснить низкий процент положительных тестов на COVID-19. Сейчас мы с коллегами проверяем аналогичную гипотезу о том, что одна из используемых у нас адъювантных вакцин от гриппа тоже вызывает специфические факторы защиты, которые действуют против всех вирусов. Это не означает, что привитые ей совсем не заразятся COVID-19, но, вероятно, болезнь будет протекать в легкой форме, без осложнений. Есть хороший шанс, что такие исследования увенчаются успехом, и тогда окажется, что долгожданная вакцина от коронавируса в принципе не нужна. Сто с лишним лет иммунологии не прошли даром, и у нас уже есть необходимое оружие».
«Собою подала пример»
Первой последовательницей вакцинации в российской истории считается Екатерина II. 12 октября 1768 года британский врач Томас Димсдейл, прибывший в Санкт-Петербург по высочайшему приглашению, провел инокуляцию ей и ее сыну, будущему Павлу I. В честь этого события была отчеканена серебряная медаль с изображением императрицы во время модной процедуры и надписью «Собою подала пример». Димсдейл был отпущен с почестями, а его дело продолжил другой британец, Томас Холидей, ставший первым врачом Оспенного дома в Петербурге, где всех желающих бесплатно прививали от оспы и сверх того даже давали серебряный рубль.
Быстро в Российской империи переняли и достижения Луи Пастера, открывшего в 1885 году в Париже станцию прививок от бешенства. Вторая в мире станция при содействии Ильи Мечникова появилась в Одессе в 1886-м, а через месяц Николай Склифосовский инициировал открытие станции в Москве.
В 1950-е годы, несмотря на сложные отношения с США, СССР оказался одним из пионеров вакцинации от полиомиелита. Группа советских ученых под руководством Михаила Чумакова прибыла в Штаты, где договорилась с создателем вакцины Альбертом Сэбином об испытании его препарата на родине. В то время в США предпочитали вакцину Солка, а разработку Сэбина, в итоге оказавшуюся более совершенной, признали только в начале 1960-х. Тогда как в Советском Союзе уже к 1960 году привили от полиомиелита 77,5 млн человек, искоренив угрозу эпидемии.
Впоследствии в СССР была развернута массовая пропаганда прививок – детей, в частности, убеждали с помощью мультфильмов. А вот после распада Союза произошел поворот вспять: в 1990-х активизировались противники вакцинации, а в 1994-м даже разыгралась эпидемия дифтерии. На волне отказа от соответствующей прививки болезнью, которая в СССР считалась побежденной, по разным оценкам, переболели до 100 тысяч человек.
0
44.25
