Французский философ Режи Дебре, соратник Фиделя Кастро и Че Гевары в 1960-е годы, в посвященной им книге «Хвала нашим хозяевам» приводит следующую историю. Эдгар Дега рассказывал, что в раннем детстве его мать привела его в дом госпожи Ле Ба, вдовы великого якобинца. Увидев на стенах портреты Робеспьера, Кутона, Сен-Жюста, благочестивая госпожа Дега в ужасе воскликнула: «Да ведь они были чудовищами!» «Нет, — спокойно ответила хозяйка. — Они были святыми».
Эта дилемма становится важнейшей в исторической оценке любого революционера, тем более фигуры такого масштаба, как Фидель Кастро, не только изменившего судьбу Кубы и во многом Латинской Америки, но и наложившего свой отпечаток на мировую историю второй половины ХХ века. Фидель обращается к истории напрямую в знаменитой речи на суде после неудавшегося штурма казарм Монкада в Сантьяго-де-Куба в 1953 году: «Осуждайте меня, мне все равно: история меня оправдает!» Несомненно, главный суд истории еще впереди, но пока что, надо признать, она распорядилась судьбой Фиделя не очень милостиво. «Если бы Фидель Кастро умер 10 или 15 лет назад, то мир прощался бы с исторической фигурой совсем другого масштаба, чем та, которая оставила этот мир сегодня», — пишет комментатор испанской газеты «Эль Паис». Блестящий политик, вынужденный в 2006 году из-за резко ухудшившегося здоровья уступить власть своему брату, Раулю Кастро, Фидель в течение 10 лет превращался в призрак, в тень себя самого. Команданте становился немощным старцем с угасающим взглядом, время от времени пытавшимся вмешиваться в политику и публиковавшим размышления, которые уже мало кого интересовали.
Экзистенциальный выбор
Наверное, это можно считать расплатой за тот экзистенциальный выбор, который сделал сам Фидель. За год до отчаянной экспедиции кубинских революционеров на катере «Гранма» он произносит в Нью-Йорке речь, в которой говорит: «В 1956 году мы станем или свободными, или мучениками». В ходе неудачной высадки отряда на побережье кубинской провинции Ориенте в живых из 82 человек осталось только 20, остальные погибли сразу или были захвачены в плен и убиты войсками диктатора Батисты. За два года горстка людей во главе с Фиделем Кастро совершает невозможное — превращается в повстанческую армию, которая свергает диктатуру и 1 января 1959 года триумфально входит в Гавану. Фидель оказался блестящим ниспровергателем марксистско-ленинских догм того времени. Он показал, что можно не дожидаться «созревания объективных и субъективных условий» для революции, что сплоченное и решительное меньшинство может радикально изменить ситуацию в стране и вооруженным путем сбросить казавшийся незыблемым авторитарный режим. Неожиданная, невероятная победа кубинской революции на несколько десятилетий определила судьбу сотен латиноамериканских революционеров, пытавшихся, в основном неудачно, повторить кубинский опыт в своих странах.
Фидель стал гениальным выразителем той социальной революции, которую разбудило его личное субъектное действие. Эта революция была порождена отчаянной несправедливостью, глубочайшим неравенством, разъедавшим кубинское общество, половина которого была обречена на неизбывную бедность, на ежедневное унижение и попрание человеческого достоинства, на то, чтобы всю жизнь оставаться жертвами произвола богатых и сильных. Стремление униженных к справедливости и равенству сделало кубинскую революцию непобедимой в первые, решающие годы ее существования. Это была освободительная революция — никем не инспирированная, не похожая ни на одну из своих предшественниц, потрясшая мир своей подлинностью. Кубинская революция стала глотком свободы и для социалистического мира, совпав по времени с хрущевской оттепелью. Дважды в начале 1960-х люди спонтанно, без всякой разнарядки массово выходили на улицы Москвы, встречая Юрия Гагарина в апреле 1961-го и Фиделя Кастро в апреле 1963 года.
Лидерство Фиделя было бесспорным, личное обаяние, дар слова — завораживающими. Он был способен многими часами держать в напряжении наэлектризованные толпы людей на площади Революции в Гаване. «Потрясающе! Настоящий Муссолини!» — без тени иронии сказал о нем итальянский писатель Альберто Моравиа, до конца жизни остававшийся антифашистом, сторонником Фиделя и революционной Кубы.
Великая война с Америкой
Фидель Кастро был человеком безусловной личной смелости: он сам руководил вооруженным отпором организованному ЦРУ вторжению на Плайа Хирон в апреле 1961 года. Эта победа стала для Кубы поворотным пунктом: Фидель провозглашает социалистический характер кубинской революции, антиамериканизм становится ее главной доминантой.
Если марксизм Фиделя носил во многом вынужденный характер, обусловленный зависимостью от советской экономической помощи, то его антиамериканизм был глубинным и подлинным, определяя его мироощущение и во многом структуру личности. В знаменитом письме 1958 года, адресованном Селии Санчес, он говорит: «Когда кончится эта война [против диктатуры Батисты], для меня начнется гораздо более длительная и великая война: война, которую я начну против них [американцев]. Я думаю, что это будет моей настоящей судьбой». Это было, несомненно, связано с тем уникальным — даже в Латинской Америке — положением, в котором находилась дореволюционная Куба. Артур Шлезингер, помощник президента Джона Кеннеди, так описывал свои впечатления: «Я был очарован Гаваной, но меня приводило в ужас то, что этот восхитительный город был превращен в большое казино и публичный дом для американских деловых людей. <…> Мои соотечественники шли по его улицам, уводя с собой девочек 14 лет и ради развлечения бросая в уличную толпу монеты, чтобы посмотреть на драку людей, пытающихся их схватить. Я спрашивал себя, могут ли кубинцы, видя эту действительность, относиться к США иначе чем с ненавистью».
Надо сказать, что Фидель не только сохранял эту ненависть до конца жизни, но и сумел использовать ее для укрепления революционной и особенно своей личной власти. Он вообще отличался исключительной способностью обращать слабости противника в свою пользу. В течение полувека «лобовая» и неумная американская политика в отношении Кубы — неудачное военное вторжение, многочисленные диверсии, попытки покушения на Фиделя и, главное, торговое эмбарго — дали Фиделю Кастро уникальное оружие для сплочения населения, прекрасный и действенный предлог для объяснения всех внутренних трудностей происками империализма США. Барак Обама стал первым президентом США, попытавшимся разрушить этот порочный круг: он смягчил действие эмбарго, в декабре 2014 года восстановил разорванные в январе 1961-го дипломатические отношения с Кубой, а в марте 2016 года осуществил первый за 80 лет визит американского президента на остров. Реакция постепенно уходящего в мир иной, «исчезающего» Фиделя была неизменной: «Мы не нуждаемся в подачках империи!»
Отказ от свободы
Великий латиноамериканский писатель Габриэль Гарсия Маркес, многолетний друг Фиделя Кастро и его безусловный сторонник, так объяснил своему советскому другу Киве Майданику свой интерес к кубинскому лидеру: «В отличие от Че Гевары, который предпочел мученичество разрушению* властью, Фидель выбрал последнее». Скорее всего, это даже не было выбором: он был в первую очередь человеком власти, человеком, изначально ориентированным на завоевание власти и ее сохранение любой ценой. Дилемма 1956 года («станем свободными или мучениками») оказалась ложной: завоевав власть, Фидель Кастро отказывается от свободы и, в частности, от своего обещания провести в течение 18 месяцев свободные выборы. Власть, завоеванная с таким трудом, должна была быть направлена на осуществление тех социальных преобразований, ради которых было положено столько жизней революционеров. «Сначала революция, потом выборы!» — говорит Фидель. Революция начинается с аграрной реформы — конфискации крупных латифундий и сахарных заводов, многие из которых принадлежали американцам. За этим последовала кампания по ликвидации неграмотности, создание бесплатной для населения системы образования и здравоохранения, ставшей действительно одной из лучших в мире. После провалившейся попытки вторжения на Плайа Хирон кубинские власти приступают к масштабной национализации всей промышленности, транспорта и сельского хозяйства. Кубинская экономика становится социалистической, то есть государственной.
Отказ от свободы — сначала политической и экономической, а затем, с конца 1960-х — начала 1970-х годов культурной и духовной — во имя социальной справедливости не был воспринят трагически тем большинством кубинского населения, которое до революции, по сути дела, проживало вне общества и зачастую вне государства. Революция подняла к нормальной жизни и человеческому достоинству миллионы людей: их дети пошли в школу, они впервые в жизни увидели врача и получили пусть бедное, но человеческое жилье, работу. Одновременно с этим революция разрушила образ жизни, привычные стандарты потребления, а затем и среду обитания сотен тысяч других людей — кубинского среднего класса. Именно эти люди положили начало массовой эмиграции кубинцев с острова — в США, Канаду, Испанию, латиноамериканские страны. На протяжении полувека этот поток не иссякает: люди, выросшие уже после революции, и их дети при первой возможности бегут с Острова свободы легально и нелегально, на всех подручных средствах — от плотов до надувных лодок, благо полуостров Флорида находится «всего» в 90 милях от северного побережья Кубы. Страна, по выражению живущего в Чили кубинского писателя Луиса Гарсии Мендеса, из крупнейшего в мире экспортера сахара превратилась в крупнейшего экспортера кубинцев.
Два миллиона кубинцев, живущих в диаспоре, притом что население острова составляет 11 миллионов, наверное, самый жестокий и безошибочный приговор той системе, которая сложилась на Кубе после революции. Государственная экономика в очередной раз продемонстрировала свою несостоятельность. На Кубе это усугублялось тем, что можно назвать волюнтаризмом Фиделя. Его несокрушимая вера в эффективность субъектного действия, ставшая его сильной стороной во время революционной войны, обратилась слабостью в мирной жизни. Попытки сохранить экономическую и политическую самостоятельность Кубы породили иллюзию «большого скачка» — сафры 1970 года, когда практически все население острова было брошено на то, чтобы собрать 10 млн тонн сахарного тростника. Провал этого начинания обусловил окончательный разворот кубинской экономики в сторону советской модели и растущую зависимость Кубы от поставок советской нефти в обмен на сахар. Распад СССР и прекращение советских субсидий привели к тяжелейшей экономической и социальной ситуации на Кубе (официально 1990-е годы были объявлены «особым периодом в мирное время»), когда большинство противников кубинского режима были уверены, что он рухнет. Но он выдержал и с начала 2000-х годов обрел новую экономическую опору в венесуэльской нефти, щедро поставлявшейся на Кубу режимом Уго Чавеса в обмен на труд кубинских врачей и учителей в бедных сельских районах и городских трущобах Венесуэлы.
Надо думать, что зависимый, иждивенческий характер кубинской экономики угнетал Фиделя. В 1970—1980-х годах кубинцы склонны были объяснять свои проблемы тем, что они вынуждены были копировать советскую модель, что «все плохое» у них было советским. Надо признать, однако, что именно такая система в наибольшей мере соответствовала потребностям сохранения власти, и прежде всего личной власти Фиделя. Система ветшала, становилась все менее привлекательной культурно и идеологически, все более репрессивной — политически. В стране становилось нечем дышать, но власть Фиделя оставалась незыблемой. Он решал разрешать или запрещать частные рестораны, гостиницы и парикмахерские, выпускать или нет книги и кинофильмы, карать или миловать становившихся все более активными кубинских диссидентов.
*Испанское слово «desgaste» с трудом поддается адекватному переводу на русский; оно означает «изнашивание», «порчу», «ветшание».
Одиночество власти
В течение полувека один человек определял судьбу целой, пусть и небольшой, страны. С самого начала он не отделял собственную судьбу от судьбы страны, но чем дольше он находился у власти, тем больше судьба страны казалась ему частью, продолжением собственной судьбы. Человек, который пришел к власти ради свободы и социальной справедливости, все более очевидно возглавлял режим, сутью которого являлось самосохранение власти, власти ради власти. Личной власти Фиделя Кастро. Все те, кто казался ему возможным соперником в борьбе за эту власть, отсекались, отстранялись от государственных постов в ходе перманентных чисток. Наиболее опасные, по мнению Фиделя, соперники отправлялись в политическое или фактическое небытие. В 1959 году герой революционной войны, команданте революции Убер Матос, возражавший против коммунистического, по его мнению, уклона победившей революции, «за подстрекательство к мятежу» был заключен в тюрьму, из которой вышел через 20 лет, в 1979 году. В 1989-м генерал Революционных вооруженных сил Арнальдо Очоа, командующий кубинскими войсками в Анголе, официальный Герой Республики Куба, был расстрелян по обвинению в организации сети наркоторговли, использовавшей кубинские аэродромы для транспортировки колумбийского кокаина в США. В стране, где ничего не происходило без санкции Фиделя, этот приговор был воспринят как расправа с популярным военным и одновременно как попытка свалить на него обвинения в связях с медельинским наркокартелем, выдвинутые американской администрацией против кубинских властей.
Фидель все больше погружался в одиночество власти. Когда нужда в преемнике стала неотложной, оказалось, что Фиделя может заменить только его родной, но уже тоже весьма престарелый брат. И в поведении Фиделя, и в его личной жизни, и в особенности в передаче власти, все больше проступали хрестоматийные черты карибских диктатур, описанных в книгах классиков великой латиноамериканской литературы — Габриэля Гарсии Маркеса и Марио Варгаса Льосы. Человек, приведший к победе великую революцию, устремленную к свободе и обновлению, провел почти полвека во главе самой долгой латиноамериканской диктатуры. Колоссальная воля к власти пожрала человека, пережившего самого себя: уход от власти знаменовал его политическую смерть, наступившую за 10 лет до биологической.
Фидель Кастро не был ни чудовищем, ни тем более святым. Он отдал свою жизнь самой сильной из человеческих страстей — стремлению к власти. Марио Варгас Льоса отказал ему в оправдании истории. Время покажет, каким будет ее окончательный вердикт.
0
22.00
