ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Окт. 6, 2014

Зато поэтические, мозаичные, кабаретные коллажи удавались ему всегда, определив стиль и марку театра. "Мастер и Маргарита", "Добрый человек из Сезуана", "Памяти Высоцкого", "Антимиры" Возненсенского были изустной, недоступной смертным легендой театральной Москвы. Частушечные, под "Окна РосТА" "Десять дней, которые потрясли мир" он ставил дважды -- в Москве и Гаване (где ж еще?). На входе балтийские матросы накалывали контрамарки на штык и выдавали алый бант на грудь. Сигналом к началу был залп в потолок красногвардейского патруля. Темп, аттракцион, агитпоездная вакханалия будоражили застегнутую и благочинную столицу. Убитая площадка с плоским названием Театр Драмы и Комедии получила прописку и стала просто Таганкой. На смену черному квадрату Малевича пришел красный любимовский -- эмблема театра с момента основания.

Студийное амикошонство демократизировало классику. В "Товарищ, верь..." Пушкиных было аж пятеро: лицеист Дыховичный, моложавый Филатов, в расцвете сил Смехов, зрелый Золотухин и усталый поднадорвавшийся Джабраилов. Когда они вываливались на сцену впятером и, облепив карету, с гиканьем катили в ссылку, прилив счастья накрывал зал. Столь же вольно вели себя пять Маяковских в "Послушайте!"

Да, он обладал редким даром транслировать счастье -- в "Мастере", "Товарище", "Десяти днях". Только таким авторам и горе удается по-настоящему: в "Деревянных конях", "Павших и живых", "Гамлете". В затемненном фойе по окончании "Тихих зорь" пять снарядных гильз с пылающим вечным огнем тянулись рядком по лестнице в верхний буфет. Живым огнем. Пожарники этого театра, видимо, тоже были героями.

Принято считать, что злые коммунисты испортили Мастеру биографию. Чушь. Рожденный им синтез балагана с библиотекой наиболее соответствовал именно левому мировоззрению, проблему театру создавала державная глупость, а не расхождения с марксизмом. Порвав с советской властью в самый канун Горбачева, Любимов будто предвосхитил ее конец -- а с нею и конец его синтетической театральной манеры. Театр зрелища и театр переживания сказали друг другу последнее "прощай", Таганка перестала быть Меккой.

Любимов и тут сделал мощный ход, перейдя в оперную режиссуру. Пышная эмоциональность оперных действ наиболее соответствовала его темпераменту, а редкое умение насытить движением неизбежную статику вокальных партий ценится в том мире на вес золота.

В операх мира им поставлены "Риголетто", "Онегин", "Тангейзер", "Тристан и Изольда", многие другие.

Потом, как и положено великим старцам, взялся укорять молодежь -- невежеством, равнодушием и душевной мелкотравчатостью (чем еще укоряют молодежь?) Делал это обстоятельно и весомо, как и все на свете.

Умер тоже обстоятельно и величаво.

Как глава императорского театра. Матерый человечище.

На пирушках Таганки после успешных премьер декламировали:

И может быть, в минуты эти

За наш успех и верный ход

Нектара выпьют на банкете

Вахтангов, Брехт и Мейерхольд!

Сегодня в круг бессмертных отцов экспериментального театра вошел Юрий Петрович Любимов.