ТОП 10 лучших статей российской прессы за
May 11, 2016

— Вопрос о символах Победы. Говоря об идее переименовать Волгоград в Сталинград, Олег Басилашвили сказал: «Если бы на карте снова появился Сталинград, не знаю, был бы я за или против. У меня противоречивые чувства. Мой отец прошёл всю войну от звонка до звонка, орденоносец. Но самой дорогой наградой для него была медаль за оборону Сталинграда. Он отвоевал там от первых налётов фашистской авиации до окружения армии Паулюса. Само слово «Сталинград» в нашей семье считалось святым, вне связи с исторической личностью. И всё-таки переименование Волгограда, наверное, было бы ошибкой…» А вы как считаете?

— Это и так останется в памяти поколений. Существует память о Сталинградской битве. А оставлять в названии города имя человека, который, мягко говоря, скомпрометировал себя перед поколениями, вряд ли правильно… Из истории и так никуда не денется то, что сражавшиеся солдаты во время войны шли в бой с именем Сталина.

— Периодические спекуляции на тему войны — например, что надо было сдать Ленинград, чтобы избежать лишних жертв, — это просто цинизм или намеренное глумление над памятью павших?

— Я не думаю, что это глумление. Думаю, что это недомыслие, которое наблюдается в очень разных областях нашей сегодняшней жизни. Потому что, конечно, если бы город не сопротивлялся изнутри, было бы гораздо тяжелее избавиться от этой блокады.

Мне тогда было не так много лет, чтобы соображать, что происходит вокруг, понимать такие вещи. Что я могла? Но сегодня, задним числом вспоминая настроения людей в то время, о которых я догадывалась, могу сказать: вера, что город не сдадут, поддерживала и давала силы очень многим.

И не только вера, кстати сказать, а ещё и деятельное участие в обороне города. Мне кажется, что люди этим воодушевлялись — тем, что за пределами блокадного кольца так же борется с врагом их родная страна, и она не оставит Ленинград. И эта вера, конечно, их спасала… А каково людям было бы сохранить в себе эту веру, веру в Победу, если бы Ленинград достался врагу? Но я не хочу сейчас даже думать об этом…

«Надо ли было сдать Ленинград»? Имеем ли мы вообще сейчас право задавать такой вопрос? Сослагательного наклонения у истории, как известно, нет. «Если бы…» — не постановка вопроса. Я не понимаю, как можно даже вообразить себе, что наш город сдали бы немцам. Думаю, они мало кого пощадили бы тогда…

Для чего же нужен ответ на такой вопрос? Для какого-то будущего, когда блокада ещё раз повторится? Не дай Бог!

— Как вы думаете, почему немцы, которым Россия позволила объединиться в 1990 г., восприняли в штыки воссоединение России с Крымом? Казалось бы, они должны быть нам за это благодарны и должны понимать нас, поскольку также были разделённым народом…

— Тут мы с вами ударяемся в политику, а это — не моё. Но я скажу… Главное — что Россией недовольны. Почему именно — дело второе. Крым — не причина, а только повод проявить это недовольство. Мы дали повод. Но мы поступили правильно: я считаю, что Крым испокон веку был наш. А то, что Хрущёв, царство ему небесное, сотворил такую белиберду, отдав Крым Украине, — он же не знал, что Советский Союз распадётся, ему это и в голову не приходило. Если б он знал, то, может, тогда бы этого и не сделал.

Ремонт страны

— Ваши слова: «Я убеждена, что ангел-хранитель — это суммированная энергия любви. Людей, которые нас любили. Я тоже думаю, что в блокаду меня спасала энергия маминой любви». А может ли быть такой ангел-хранитель у страны? По известной легенде, в декабре 1941 г. будущий маршал авиации Александр Голованов будто бы трижды облетел вокруг Москвы на военном самолёте с иконой Божией Матери, чтобы защитить столицу от фашистов…

— Было это или нет, но любая такая икона хранит то суммированное благоговение, которое испытывают к ней люди. Она намоленная. Энергия любви и добра — это субстанция, которая действенна, материальна. И недобрая энергия — тоже.

— Вы сказали: «10, 15, 25 лет в сравнении с 70-летней историей советского разрушения — слишком мало, чтобы всё встало на свои места. Нужно, чтобы сменилось одно, два, даже три поколения, дабы вытравить из себя метастазы. Библейский Моисей 40 лет водил евреев по пустыне с целью вытравить из них несвободу…» Но есть мнение, что выдавить из русского человека раба уже невозможно, мы такие. Поэтому, мол, нет смысла и пытаться: нас либо не должно быть вообще, либо русские должны стать чьим-то обслуживающим персоналом…

— Это нацистская позиция. Как раз нацисты и собирались сделать это, когда шли на Россию: превратить русских в обслуживающую нацию. Конечно, чтобы изжить из нас несвободу, нужно гораздо больше времени, чем минуло с начала перемен. Прошло только 25 лет. Русские, особенно православные — люди добрые и сострадательные. Это поможет нам преодолеть нашу инертность и леность.

— В России оказалось много людей, которые не воспринимают её как родину, говорят «эта страна», «Рашка», «надо валить»… Почему?

— Когда в квартире делается ремонт, все переступают через мешки с цементом и недовольны. А когда наконец дом почистят, всё красиво и свеженько, все будут рады. Но для этого надо время, и надо трудиться… В мире постоянно происходит вечный энергообмен добра и зла. И сейчас, мне кажется, он кренится в сторону зла. Неуверенность в завтрашнем дне, когда люди боятся за своё будущее и за будущее своих детей, из-за этого. Я убеждена, что люди страшатся не столько того, что завтра не будет хамона, пармезана и других мелочей, без которых человек может прожить нормально, а того, что в мире назревают конфликты, и положительная энергия в них окажется в меньшей силе, чем отрицательная. И тогда — кто кого…

Время сгинуло

— Вы не разочаровались в человеке как таковом?

— Нет, ну что вы! Хотя Вольтер сказал: «Мы оставляем этот мир таким же глупым, каков он сейчас». Это не я придумала…

— Как вы сейчас ощущаете время?

— Я ему удивляюсь. Даже не успеваю оглянуться, как тот ребёночек, которого вроде бы совсем недавно возили в детской коляске на нашей лестничной клетке, уже куда-то бежит по своим делам — взрослый юноша. Я не успеваю опомниться — куда ушло это время? Куда оно сгинуло, как быстро проскочило!.. Я давно живу в этом доме (на улице Рубинштейна в Санкт-Петербурге — прим. ред.) — 36 лет. Целое поколение уже ушло, их дети стали взрослыми. А я обалдеваю от этого… (улыбается)