Бывают в искусстве творцы, вспыхивающие и выгорающие дотла в считаные годы, - вспомним хоть Артюра Рембо, хоть Сильвию Плат, хоть любого из печально знаменитого рок-н-ролльного "Клуба 27". Бывают и те, кто горит ровно, уверенно, долго - разве что слегка тускло (nomina sunt odiosa). Но случаются и по-настоящему редкие в своём величии художники, которым выпадает освещать своим талантом - ярким, искрящимся - жизнь нескольких поколений. Таким был Дэвид Боуи. Таким был Серж Генсбур. Таким был и Пётр Николаевич Мамонов - хотя странно, нелепо писать о нём в прошедшем времени. 15 июля не стало замечательного русского актёра, музыканта, философа - его жизнь, как и жизни многих других в эти печальные годы, унёс коронавирус. "Известия" вспоминают, кем был для всех нас Пётр Мамонов.
Он родился 14 апреля 1951 года в интеллигентной московской семье (отец - инженер, мать - переводчик со скандинавских языков). Провёл детство в знаменитом Большом Каретном, во дворе, ещё помнившем удалую юность Володи Высоцкого. С раннего детства любил танцевать - оттуда пошли его знаменитые сценические движения со "Звуками My"), слушал много западной музыки - причём, в отличие от большинства друзей, отдавал предпочтение не битлам и роллингам, а менее популярным в СССР чёрным ритм-н-блюзовым и джазовым артистам вроде Рэя Чарльза и Майлза Дэвиса. Как и многие другие богемные персонажи 1970-х, окончив институт, перебивался на разных работах - от переводов зарубежной поэзии до растопки котельной. Много писал сам - только в 1980 году сочинил более 70 песен. В конце концов всё привело Мамонова к созданию собственной рок-группы, получившей название "Звуки My", - дальнейшее, как говорится, уже история. Тридцать лет назад казалось, что творчеству Мамонова уготовано место в рок-энциклопедиях; сегодня же явственно видно, что место его - в общей сокровищнице отечественной культуры.
Прославившие его босховские зарисовки абсурдной жути прозябания советского человека многими были поняты сначала на уровне анекдота - разве можно всерьёз воспринимать все эти "люляки", "бутылки водки", "кафель наклею на стены сортира"? Лишь со временем пришло понимание, что "Петя - отец родной", как кричали ему на концертах малолетние панки, оказался настоящим художником, понявшим и транслировавшим в своём творчестве действительность куда точнее и тоньше, чем окружавшие его толпами "прорабы перестройки". Уже в 1990-е, став, по сути, сольным артистом, он продолжил свои изыскания - и вдруг явно понял, что абсурд жизни не только пугающ, но и прекрасен. Это, видимо, и был "дамасский момент" Мамонова, Савл обратился в Павла - бывший пьяница и нечестивец, циник с тонкой душой уверовал. И уверовал всерьёз, без оговорок, "буддизма" или "коловратов", как то было со многими его коллегами по рок-н-роллу.
Этому нравственному выбору предшествовали рок-н-ролльные годы - сперва в андеграунде, потом и на международной сцене (напомним, что со "Звуками My" работал сам Брайан Ино, один из величайших продюсеров в истории рок-музыки). "Демон алкоголь" и прочие спутники богемного уклада, разумеется, сопутствовали, - но, возможно, именно избранная Мамоновым маска "юродивого", "серого голубя" и помогла ему сохранить своё чистое внутреннее "я". "Есть такой христианский подвиг - юродство. И тут что-то от него. Я вот, допустим, в своё время принял удар на себя. Не стал кричать: мы ждём перемен! А сказал: я урод. Хочешь с таким жить - будь таким. Хочешь скорее от этого убежать - не будь таким никогда. Я сижу, как старый подвижник, по уши в болоте и кричу: ребята, не ходите туда! Вот что я пытался всю жизнь делать. А сейчас могу уже, кажется, сказать что-то более путное. Короче, раньше мы разрушали, а сейчас время созидать", - рассказывал он годы спустя "Известиям".
"Я самый плохой, я хуже тебя,/ Я самый ненужный, я гадость, я дрянь,/ Зато я умею летать!" -выкрикивал он душу в "Сером голубе", песне, которую можно было бы назвать "программной" -не будь подобные пафосные определения органически чужды самой натуре Мамонова. Именно такими серыми голубями, неприметными птицами высокого полёта, были и многие его киногерои -саксофонист Лёха Селиверстов из "Такси-блюза", отец Анатолий из "Острова". Но подвластны ему были и иные ипостаси. Его Иван Грозный в "Царе" стал, пожалуй, едва ли не самым сильным воплощением на экране жестокого и набожного государя со времён Эйзенштейна. Мамонов не "переиграл" Черкасова, но встал вровень с великим актёром. Впрочем, ко времени съёмок "Царя" Мамонова-актёра знала уже вся Россия - и, возможно, для многих он был более известен именно по экрану или театральной сцене, нежели по своему рок-прошлому.
От этого прошлого он долго и сознательно уходил, найдя иные способы самовыражения. Уехав в 1995 году жить в деревню, он открыл для себя иную - настоящую, как оказалось, - веру. "Стал думать, для чего вообще жить, для чего мне эти отпущенные семьдесят или сколько там лет жизни. А прапрадед мой был протоиереем собора Василия Блаженного. Дай, думаю, куплю молитвослов-чик, посмотрю, о чём они там молятся", - рассказывал он журналисту Сергею Гурьеву. Так уж вышло, что даже отпущенный ему срок он угадал точно...
Его долго и незаслуженно обходили с государственными наградами - тем более странно, что многим его коллегам по рок-сцене, давно перешедшим в разряд "архивных дедушек" или, пуще того, записных оппозиционеров, не отказывали в званиях и орденах. Всё же получил свой орден и Мамонов - истинный патриот России, большой художник, глубокий философ искусства. В начале июля был подписан указ о награждении его орденом Дружбы; в каком-то смысле это была последняя дань страны, которую он по-настоящему, без оговорок любил всю жизнь, своему великому артисту, трагику и комедианту, поэту и романтику.
"Время печали ещё не пришло" - назывался фильм Сергея Сельянова, в котором Мамонов сыграл одну из тех ролей, что становятся по-своему пророческими. Таинственный "изыскатель" Мефодий, указывающий наивным селянам на знаки и знамения, обращается в финале могучим дубом. Сегодня время печали пришло. Пётр Николаевич Мамонов покинул нас. Теперь его место - всецело в истории русской культуры. Навсегда.
ПАВЕЛ ЛУНГИН, режиссёр
Невероятный масштаб личности, непонятный, великий в своих падениях и великий в своих взлётах, до конца непонятый, который всё время искал правду, желал дойти до конца и в саморазрушении, и в поиске чистоты. Таких людей больше я не видел, их и нет больше. Чувствую себя абсолютно осиротевшим.
ЕВГЕНИЙ ВОДОЛАЗКИН, писатель
Этот удивительный, ни на кого не похожий человек воплощал русское юродство в самом глубинном смысле. Конечно, он был эксцентричен, но не всякая эксцентрика духовна. Эксцентрика Мамонова была именно такой - это был современный юродивый, чей смех имел целительную силу. Потому что это был смех того, кто днём смеётся над миром, а ночью его оплакивает. Петра Мамонова будет очень не хватать, я не представляю, кто займёт его важный пост всеросийского юродивого - а такие люди нужны, они делают мир добрее и выше.