75 лет назад вышла книга Астрид Линдгрен «Пеппи Длинныйчулок». Для послевоенных шведских детей эта героиня стала образцом свободы и жизнелюбия, но еще большим ей обязаны последующие поколения: именно с Пеппи началась многолетняя деятельность Линдгрен по изменению отношения к детям, в конце концов увенчавшаяся принятием закона о запрете насилия над детьми. Рассказываем, как Пеппи стала пионером свободного воспитания, а ее автор — борцом за права детей
«Нелегко быть ребенком! Сложно, очень сложно. Что это вообще значит — быть ребенком? Это значит, что надо ложиться в кровать, вставать, одеваться, есть, чистить зубы и сморкаться, когда это удобно взрослым, а не тебе. Это значит, что нужно есть ржаной хлеб, когда хочется белого, что нужно, не моргнув глазом, бежать за молоком, как раз когда ты собрался почитать книгу Эдгара Т. Лоуренса. А еще это значит, что нужно, не жалуясь, выслушивать очень личные замечания от любого взрослого о своей внешности, здоровье, одежде и перспективах. Интересно, что будет, если такому обращению подвергнуть самих взрослых».
Это отрывок из статьи «Молодежный бунт», которую 7 декабря 1939 году опубликовала стокгольмская газета Dagens Nyheter. Написала ее 32-летняя Астрид Линдгрен — некогда начинающая журналистка, а теперь домохозяйка и мать двоих детей. Однажды ее 14-летний сын получил в гимназии задание сделать доклад «Об искусстве быть ребенком». Обсуждая с ним, каково это — быть ребенком, Линдгрен поняла, что ее этот вопрос беспокоит явно больше, чем сына. Из последовавших за этим размышлений возникла статья: написанная от лица мальчика, который ощущает бесправность своего положения как ребенка, она обращала внимание на то, что взрослые предъявляют детям множество требований, но совершенно не учитывают их желаний и эмоций. Дети все время должны, взрослые все время правы — Линдгрен предлагала задуматься о том, насколько невыносимой была бы такая жизнь для любого из взрослых. Именно с этой статьи началось возвращение Линдгрен к писательству.
В 1923 году 16-летняя Астрид, дочь уважаемых фермеров из небольшого городка Виммербю на юге Швеции, объявила родителям, что собирается стать журналисткой, и, едва получив школьный аттестат, поступила стажером в местную газету Vimmerby Tidning. Там она выполняла мелкие поручения, писала некрологи и заметки о сельской жизни, а иногда и целые репортажи. В 1925 году, например, она собрала бывших школьных подруг, чтобы отправиться с ними в 300-километровое путешествие и доказать, что женщинам вполне под силу преодолеть такое расстояние без мужской помощи. Сводки о ходе предприятия она телеграфировала в редакцию.
Журналистская карьера была недолгой: в 1926 году Астрид забеременела от женатого мужчины (издателя Vimmerby Tidning) и уехала, чтобы не позорить родителей, в Стокгольм. Она записалась на курсы стенографии и машинописи, но рожать отправилась в Данию — там было много семей, которые за плату брали детей под временную опеку. В одной из таких семей она оставила родившегося в конце 1926-го Ларса, чтобы вернуться в Швецию и найти работу. В течение следующих лет она разрывалась между работой в Стокгольме и маленьким сыном в Копенгагене, которого она не могла забрать, но должна была содержать в чужой семье, пока в 1931 году не вышла замуж за Стуре Линдгрена — заведующего канцелярией Королевского автоклуба, где она подрабатывала,— и не перевезла сына к себе. В 1934 году у нее родилась дочь Карин, а сама Линдгрен оставила работу и стала домохозяйкой, сосредоточив все внимание на воспитании детей. Наблюдение за ними имело большие последствия: прежде придерживавшаяся феминистских взглядов и защищавшая права женщин, Линдгрен постепенно обнаружила, что у детей с правами все обстоит гораздо хуже.
XX век стал временем медленного смягчения отношения к детям в Швеции. В 1902 году наконец отменили закон, обязывающий родителей наказывать детей за провинности, и ввели другой — предоставляющий право наказывать в той мере, в которой родитель сочтет это необходимым. Телесные наказания в семье считались жестоким обращением лишь в том случае, если приводили к тяжелым увечьям. Не лучше обстояло дело в школах: хотя в гимназиях в 1928 году телесные наказания отменили, в обычных школах они оставались нормой — учеников можно было стегать по рукам и драть за уши. Такие вещи, как публичные оскорбления, унижения и психологическое давление со стороны учителей, вообще считались нормой. Равнодушие и неуважение к ребенку не порицались обществом: шлепанье, крики и грубое обращение были обычным зрелищем в парках, на детских площадках и на улицах. Протестантские традиции говорили, что от ребенка во что бы то ни стало нужно добиваться почтения к взрослым и послушания. Модные бихевиористские педагогические теории утверждали, что ребенка нужно лишить материнской любви (она мешает ему покорять мир и делает зависимым), родительские объятия и поцелуи заменить на утреннее рукопожатие, чтобы не развивать в детях чувственность, а весь процесс воспитания выстроить на чередовании положительных и отрицательных подкреплений — так у ребенка вырабатывается нужное обществу поведение. И для государства, и для педагогов, и для родителей ребенок был объектом, Линдгрен занялась объяснением того, что он в первую очередь субъект.
Появление супергероя
Статья «Молодежный бунт» вышла, пожалуй, в самое неподходящее время для разговора о проблеме детей. 1 сентября 1939 года Германия ввела войска в Польшу и началась Вторая мировая война. 17 сентября войска в Польшу ввел Советский Союз, 30 ноября, за неделю до выхода статьи, он начал военные действия на территории Финляндии, до оккупации Германией Дании и Норвегии оставалось несколько месяцев. Привычный мир рушился: Швеция сохраняла нейтралитет, но жила ожиданием войны.
Узнав о начале войны, Линдгрен завела дневник. В десятках толстых тетрадей — скрупулезно собираемые вести с фронтов, коллажи из газетных вырезок, описания шведского быта, размышления о судьбе человечества — летопись жизни в окруженной войной стране. Прежде политика почти не интересовала Линдгрен, но теперь от нее некуда было деться: Германия, писала она в дневнике, «подобна чудовищу, которое регулярно выходит из ада в поисках новых жертв»; Советский Союз, зверствовавший в Финляндии, пугал не меньше: «Хуже всего, что нельзя надеяться на поражение Германии. Слабая Германия может означать для нас только одно — мы станем добычей России». «Национал-социализм и большевизм — это как два динозавра, схватившиеся друг с другом». В 1940 году Линдгрен поступила на службу в отдел перлюстрации почтовой службы Стокгольма, и к новостям из газет добавились сотни свидетельств об ужасах войны из частных писем: загнанные в гетто евреи, голод, разлученные семьи, потерянные дети. Ко всему прочему зимой 1941 года Карин заболела пневмонией — сидя у постели дочери, Линдгрен рассказывала ей истории о победе добра над злом, о том, как быть сильным, даже если ты маленький. Главной героиней этих историй была девочка Пеппи.
«Пеппи появилась как идея, а не как персонаж. Конечно, с самого начала она была маленьким Суперменом — сильной, богатой и независимой» — так описывала появление Пеппи Длинныйчулок Астрид Линдгрен в интервью Dagens Nyheter в 1967 году. Образ Супермена действительно занимал Линдгрен в этот период — его зарисовки сохранились в дневниках, и, по мере того как идея превращалась в персонажа, Пеппи уверенно обретала супергеройские черты. Пеппи живет одна, без родителей на вилле «Курица» — ее мама умерла, а папа, капитан дальнего плавания, потерпел крушение и живет на тропическом острове. Она сказочно богата — у нее куча золотых монет в чемодане, которые она щедро тратит на то, чтобы делать окружающих счастливей. Она фантастически, почти карикатурно сильна — может поднять лошадь или затонувшую лодку, легко победит взрослого мужчину, но свою силу использует исключительно в мирных целях или для защиты слабых. Еще она крайне прямолинейна и искренна. «За стеклом стояла огромная банка крема, а на банке пестрели крупные буквы: „Вы страдаете от веснушек?". „Что ж, на вежливый вопрос надо ответить вежливо,— задумчиво сказала Пеппи.— Давайте зайдем сюда". За прилавком стояла пожилая дама. Пеппи направилась прямо к ней и сказала твердо: „Нет, я не страдаю от веснушек". Дама взглянула на Пеппи и тут же воскликнула: „Милая девочка, но ты же вся в веснушках".— „Ну да, вот именно,— подтвердила Пеппи.— Но я не страдаю от веснушек. Наоборот, они мне очень нравятся. До свидания!"» Но, в отличие от Супермена, Пеппи — ребенок. Она всегда делает то, что хочет,— пьет лимонад из графина, съедает все сладости в гостях, дарит дорогие подарки, рассказывает удивительные истории и не готова поступиться свободой ради правил и приличий: «„Скажи, фрекен,— с тревогой в голосе спросила Пеппи,— у настоящей дамы может урчать в животе?" Она сидела молча, и выражение ее лица оставалось таким же сосредоточенным. „Если у настоящей дамы быть этого не может,— сказала она вдруг,— то, пожалуй, мне стоит тут же принять окончательное решение стать морской разбойницей"».
Какими были первые приключения Пеппи, мы не знаем — почти три года она оставалась просто домашней сказкой Линдгренов. Идея записать эту сказку пришла Астрид Линдгрен весной 1944 года — она вывихнула ногу и, чтобы чем-то занять четыре недели предписанного врачами постельного режима, решила сделать дочери на день рождения самодельную книгу с приключениями Пеппи и ее лучших друзей — обычных шведских детей Анники и Томми. Одну копию с авторскими иллюстрациями в черном скоросшивателе в мае получила на свое десятилетие Карин, вторую Линдгрен отправила в издательство Albert Bonniers Forlag.
Появление Пеппи
Опасение, что Пеппи может стать плохим примером для детей и сделать их непослушными и неуправляемыми, возникло у родителей еще до выхода книги. Вернее, у одного родителя — главы издательства Bonniers Герарда Бонниера, который и принял решение отказаться от публикации. Формально отказ мотивировали тем, что план выпуска книг расписан на два года вперед, отметив, однако, в отказном письме, что главная героиня кажется чересчур современной для консервативной Швеции. Позднее, вспоминая о своей ошибке, Бонниер признавался, что книга в целом показалась ему забавной, но, будучи отцом, он испугался возможных последствий: а что, если знакомство с Пеппи плохо повлияет на детей и беспорядок ее мира переместится в детские? Брать на себя ответственность за то, что может произойти в детских, Бонниер не хотел.
Литературным дебютом Линдгрен стала не своенравная Пеппи, а гораздо более благоразумная Бритт Мари. Однажды в газете Линдгрен наткнулась на объявление о конкурсе книг для девочек: стремительно разоряющиеся издательство Rabеn & Sjogren хотело поправить свои дела с помощью молодой аудитории и сообщало, что ищет реалистические книги для подростков. «Пеппи» для этих целей не подходила, зато подходила недавно написанная повесть про 15-летнюю Бритт Мари — новая попытка Линдгрен посмотреть на мир глазами ребенка и попытаться понять, с чем ему приходится сталкиваться.
Повесть «Бритт Мари изливает душу» была предельно реалистична. Речь в ней шла о большой семье, которую сейчас назвали бы дисфункциональной: творческие родители, любящие детей, но не слишком включенные в их воспитание, не отдавая себе в этом отчета, взваливают воспитание четверых детей на плечи старшей дочери. «С такими родителями просто чудо, что мы, дети, не стали профессорами уже с того самого дня, как появились на свет»,— пишет Бритт Мари подруге в Стокгольм, рассказывая о своей жизни. Со взрослыми обязанностями и подростковыми кризисами (травля, предательство, влюбленность) Бритт Мари справляется с удивительной стойкостью и иронией, демонстрируя своим примером, что ко взрослым не следует относиться со слепым почтением, потому что они и сами далеко не идеальны.
Повесть заняла в конкурсе второе место и вскоре была издана. Ее успех приободрил Линдгрен, и в следующем году она отправила рукопись «Пеппи» на организованный тем же издательством конкурс детских книг. После долгих споров жюри присудило ей первое место и поставило в план публикаций — не в последнюю очередь благодаря Эльсе Олениус, к этому моменту давно занимавшейся реформированием отношения к детям. Как и Линдгрен, она считала, что детям нужны не надсмотрщики и строгие директивы, а советчики и общение. Свои идеи она воплотила в переустройстве городской библиотеки Стокгольма, организовав в ней отдельные пространства для игр, обсуждения прочитанного и творческих мероприятий, которые планировала внедрить взамен тоскливых публичных чтений классики. Конкурс рукописей книг для детей Raben & Sjogren тоже придумала Олениус — она не только входила в жюри, но и настояла на издании «Пеппи», объяснив издательству, что эта книга спасет их от банкротства.
Первый тираж печатали в предрождественской спешке и буквально вручную развозили по книжным магазинам. Из-за этого книга перед Рождеством оказалась только в Стокгольме, но успеху это не помешало: ищущие детям подарки на первое послевоенное Рождество родители стремительно раскупили небольшой тираж книги с девочкой и обезьянкой на ярко-желтой обложке. В Стокгольме «Пеппи» возглавила рождественский рейтинг самых продаваемых книг и, успей издательство доставить книгу в другие уголки Швеции, одержала бы победу и там.
Дети были в восторге от книги. Они сбегали из дома, чтобы отыскать виллу «Курица», требовали завести собственных лошадей и обезьянок и копировали ее поведение. Любая продукция, связанная с Пеппи, немедленно раскупалась, будь то раскраски, пластиковые куклы, пластинки или даже витамины. Самым популярным ярмарочным развлечением стали конкурсы двойников Пеппи — они собирали до сотни участниц разных возрастов и толпы зрителей и болельщиков.
Появление взрослых
В отличие от детей, взрослые отнеслись к книге неоднозначно. Принято считать, что первые рецензии были положительными, но это лишь отчасти так. В них хвалили книгу, чувство юмора Линдгрен, ее фантазию, но о самой главной героине говорили с меньшим восторгом: Пеппи дерзкая, но добрая, неопрятная, но щедрая, ленивая, но отзывчивая, одним словом — Пеппи неправильная, но, если присмотреться, у нее есть и хорошие качества.
Были и те, кого «Пеппи Длинныйчулок» откровенно разозлила. Самым ожесточенным критиком книги стал литературовед и психолог Джон Лэндквист. В рецензии в газете Aftonbladet он обрушивался не только на книгу и ее героиню, но и на саму Астрид Линдгрен: «Ни один нормальный ребенок не станет есть целиком кремовый торт и ходить босиком по рассыпанному сахару. Все это напоминает фантазии психически больного человека с патологическими навязчивыми идеями». Лэндквист был одним из тех шведских интеллектуалов, кто симпатизировал расовой теории и нацистской Германии, и в том, что Пеппи представлялась ему наглядным доказательством всеобщей деградации, не было ничего удивительного. И все же его статья посеяла панику: сотни родителей, открыв для себя Пеппи, ужаснулись ее манерам и стали писать письма с требованием снять с эфира радиоспектакль по книге, а по возможности запретить и саму повесть. «Неужели никто не может прекратить эту непристойность?» — возмущались они, ограждая своих детей от неположенной свободы.
Пеппи действительно шокировала — это пугало родителей и приводило в восторг детей. Сам ее внешний вид был вызовом добропорядочному и консервативному обществу: «Волосы ее цвета морковки были заплетены в две тугие косички, торчавшие в разные стороны; нос походил на крошечную картофелину, да к тому же еще в крапинку — от веснушек. На ней было синее платье, но так как синей материи у нее, видно, не хватило, она вшила в него кое-где красные лоскутки. На очень тонкие и худые ноги она натянула длинные чулки разных цветов: один — коричневый, а другой — черный. А огромные черные туфли, казалось, вот-вот свалятся». Детям в литературе полагалось быть образцово благоразумными, чтобы подавать хороший пример: приветствовались вежливые девочки и умеренно непослушные мальчики, дети с изъянами под присмотром добропорядочных взрослых преображались, несчастные становились счастливыми. Пеппи не нуждалась во взрослых и презирала навязываемые ими правила: вместо того чтобы прививать детям хорошие манеры, она демонстрировала, что упрямство, хвастовство, вранье и десяток других грехов не делают ребенка плохим и что привычное воспитание не так уж необходимо детям.
Появление закона
«Пеппи защищает права детей от взрослых»,— говорила Линдгрен о своей героине. На самом деле Пеппи сделала больше — она помогла взрослым увидеть, что у детей вообще есть права.
Пока дети зачитывались книгами про «Пеппи» (в 1946 году вышла вторая книга — «Пеппи отправляется в путь», в которой наконец появлялся отец Пеппи, а спустя два года и третья — «Пеппи в стране Веселии», в которой дети понимали, что скоро повзрослеют), в Швеции начались дискуссии о том, как же их воспитывать. Помимо привычных уже старого, проверенного почтения к старшим и бихевиористского сочетания поощрения с наказанием важное место в этих спорах заняли идеи сторонников свободного воспитания. Сами по себе эти идеи не были новыми для Швеции — еще в начале XIX века популярные писательницы Сельма Лагерлёф и Эллен Кей описывали мир будущего, в котором в детях будут развивать не послушание, а природные дарования и естественную свободу. Никакого практического применения эти руссоистские идеи тогда не получили, зато теперь принципы свободного воспитания приобрели новых сторонников. Среди них были психолог Мирьям Израэль и ее муж социолог Хоаким Израэль, в 1946 году выпустившие книгу «Непослушных детей не бывает». Издавалась она как пособие по коррекции девиантного поведения, но по сути стала манифестом свободного воспитания. Авторы разбирали самые частые жалобы родителей на неадекватное поведение детей и объясняли, что чаще всего проблема не в ребенке, а в отношении к нему взрослых: если ребенка не принимают в расчет, не замечают и физически наказывают, это проявляется в его поведении. Ребенку не нужны рамки и ограничения, утверждали Израэли, ему нужны границы и свобода — ну и помощь взрослых.
Концепция, предложенная Израэлями, поначалу вызвала критику. Испуганные родители писали в газеты, как попробовали воспользоваться советами из книги и к чему это привело. Жительница Мальмё была в ужасе: «Все же, кажется, это сумасшествие. Я дала дочери на неделю полную свободу и что же? Волосы сбились в колтуны, в церковь она не ходила и, кажется, кроме сливок и яблок, ничего не ела. До какого момента, по вашему мнению, я должна не вмешиваться?» Жительница Сигтуны тоже жаловалась на неэффективность предлагаемых мер: «Я не стала пороть сына, когда он украл деньги у меня, но на следующий день он обворовал учителя в школе, кажется, все же нельзя ничему научить без порки». Израэли отвечали, что важнее долгосрочные перспективы: «Только так мы сможем воспитать человека, который будет в состоянии в случае необходимости защитить демократию и общечеловеческие ценности».
На встречах с читателями Израэли рекомендовали родителям давать читать детям «Пеппи» — в ней нет морализаторства, утверждали они, поэтому дети без труда могут соотнести себя с Пеппи, которая делает то, что хочет, и без всякой агрессии, социально приемлемым способом разгрузить психику. Линдгрен со своей стороны интересовалась их педагогическими идеями и постепенно стала одним из их популяризаторов. После выхода «Пеппи», ставшей бестселлером, она стала публичной фигурой — ею интересовались женские журналы и радиопередачи о воспитании, у нее брали интервью и просили экспертного мнения. Линдгрен пользовалась любой возможностью, чтобы донести до общественности необходимость отказа от насилия в отношении детей и привить уважение к детям: «свободное воспитание не означает отсутствие границ или уважения к родителям — оно означает уважение родителей к ребенку», постоянно повторяла она, «наблюдайте за детьми», «поддерживайте детей», «попробуйте их услышать», «играйте с детьми», «говорите с детьми» и, наконец, «не бейте детей».
Кульминацией деятельности Линдгрен по защите прав детей стала речь «Нет насилию», произнесенная в 1978 году на вручении ей Премии мира немецких книготорговцев. В ней Линдгрен, вслед за Израэлями, заявляла, что устройство мира нужно начинать менять с детских: «Если мы все в итоге искренне желаем себе мира, то есть ли возможность у нас измениться так, чтобы полностью отмежеваться от насилия, пока еще не стало слишком поздно? Я уверена, что мы должны начать с самой основы. С наших детей. <...> Какое детство было у тех, кто сегодня угнетает, мучает и терроризирует собственные народы? Я думаю, что за большинством таких людей стоит насилие в семье — воспитание с помощью кнута». Жестокость по отношению к детям, утверждала Линдгрен, делает их жестокими и запускает круг насилия. Для поколения, едва оправившегося от ужасов Второй мировой, это был весомый аргумент: через год после речи Линдгрен Швеция стала первой страной мира, где полностью запретили любые физические наказания и психологическое насилие над детьми. Как и опасался не рискнувший издать «Пеппи» Бонниер, ее появление совершило революцию в детских — первая шведская супергероиня превратила детей в людей и заставила взрослых с этим смириться.
0
75.00
