Велосипед Джеймса Миддлтона стоит около симпатично оштукатуренного таунхауса в Баттерси. Это именно тот электрический Babboe Cargo Bike, на котором весь Лондон фотографирует его – бородатого и красивого, с черными спаниелями, которые, как поющая семья в «Звуках музыки», сидят спереди в деревянном ящике, и их уши полощутся на ветру. Спаниелей четыре – Элла, Зулу, Инка, Луна. Плюс один золотистый ретривер Мейбл.
Жилье рядом с лендмарком всего модного в Лондоне – электростанцией Баттерси – Джеймс купил совсем недавно, чтобы хоть на другой берег реки, но сбежать из Челси. Незнакомые люди уже пишут ему на велоящике сообщения: «Если планируете завести щенков, с удовольствием возьмем одного. Его ждет любящий дом по адресу...» Щенки время от времени заводятся, одного из них – Лупо – Джеймс подарил сестре и ее мужу, герцогине и герцогу Кембриджским. А в июне велоящик угнали. Миддлтон сделал жалобный пост, велосипед искали всем инстаграмом и за четыре дня нашли – перекрашенный, но живой.
Джеймс открывает мне дверь, аккуратно отодвигает в сторону посылку, адресованную его невесте (в октябре о помолвке объявлено официально) Ализи Тевене, и только после этого дарит мне улыбку. Для тридцатидвухлетнего парня со спаниелями Миддлтон слишком возбужден. Нет, он мил и гостеприимен, но телефон звонит безостановочно, а Джеймс только что бегал в парке Баттерси с собаками и не успел отдышаться. Извинившись очаровательно, как умеют англичане, он сбежал от меня в душ. Жду в гостиной – она выглядит необжитой, слишком новой, но уже, бесспорно, привлекательной, залитой светом из высоких и широких окон. Стены белые, полы из паркетной доски, в шкафах хорошие фужеры, под обеденный стол постелен грамотно состарившийся ковер. Есть несколько семейных фотографий, на одной из них Кейт Миддлтон.
Наконец возвращается Джеймс, в джинсах и на две пуговицы расстегнутой бирюзовой рубашке, предлагает чай и извиняется за беспорядок. Объясняет, что все еще распаковывается. «К тому же, – он вдруг перескакивает, потеряв в поисках чайных пакетиков ход мысли, – скоро приезжают родители Ализи». Миддлтон женится на потрясающей девушке – француженке, финансовом аналитике тридцати двух лет от роду, но с внешностью непослушного ребенка. И волосами цвета солнца. Джеймс познакомился с ней в прошлом году в баре, после того как расстался с певицей, актрисой и телеведущей Донной Эйр. В мае на свадьбу леди Габриэллы Виндзор Ализи надела платье H&M в турецких огурцах за пятьдесят фунтов, и его немедленно смели с полок.
В жизни Джеймса есть проблема. С двадцати трех лет, с того момента, как Кейт вы шла за принца Уильяма, каждый шаг ее младшего брата стал всем интересен. The Independent пишет о его бороде как о новом этапе эволюции. Mail on Sunday сообщает, что он пытается заработать на Арчи, сыне Гарри и Меган. Копаются в его бизнесе, умиляются фото Миддлтонов и родственников Пиппы – Мэттьюсов – в Eden Rock на СенБарте. Mail Online глумятся, публикуя сообщение, что он водит экскурсии по ГленАффрик, шотландскому замку мужа Пиппы Джеймса Мэттьюса. Миддлтон все глотал молча.
Пока в прошлом январе сам не написал в Daily Mail, что лечится от клинической депрессии. Что был на грани срыва, спрятался ото всех, кого любит, бросил работу и подвергся интенсивной терапии, во время которой у него заодно нашли синдром дефицита внимания (СДВ). Семья умоляла его не писать. «Они нервничали. Волновались, что я разоткровенничаюсь на очень приватную тему».
В этой семье принято беречь друг друга. Джеймс такой же. Вежливо уворачивается от любых вопросов о Миддлтонах или Виндзорах: «У меня другая жизнь. Интересуетесь мною – пожалуйста. Интересуетесь мною в связи с ними – это меняет дело».
Миддлтоны служат примером успеха среднего (ну ладно, выше среднего) класса из самой середины страны. Стоимость Party Pieces, бизнеса Кэрол и Майкла, сейчас около тридцати миллионов фунтов. Всех троих детей они учили в бординге Marlborough. Умницы Кейт и Пиппа играли там в хоккей на траве, с ними понятно. И был Джеймс, энергичный и нахальный, который «каждому объяснял, что ему жизненно необходимо делать нечто совершенно противоположное тому, что велят». Это забавно, но не очень. Он рассказал, как читал в классе вслух: «Всем, кроме меня, было дико весело – я ни одно слово не мог произнести правильно». Весело?
Но Джеймс тогда и не думал замыкаться. Он мне объяснил: «Я не боялся быть собой и делать что хочу. Думаю, это позднее тревога и депрессия заставили меня съежиться, отойти от своей настоящей личности». Поэтому он и написал статью. «Чувство принадлежности самому себе. Я хотел взять под контроль штуку, которая так долго контролировала меня». Еще Джеймс говорит, что с ним cрезонировала кампания Кейт и Уильяма Heads Together, привлекающая внимание к проблеме психического здоровья. Получилось так, что Джеймс взял под контроль не только свою проблему, но и прессу – на этот раз он вызвал очень позитивную реакцию общественности. «Утром это было в новостях – к концу дня стало новостью», – Джеймсу приятно. Ему написали тысячи людей. Его звали в утренние телешоу, на обложки. «Но мне больше ничего не хотелось делать». Единственное, Джеймс открыл свой профиль в инстаграме. «Чтобы не прятаться. Я дал возможность меня критиковать». Критики не было, зато резко вырос фолловинг – за ночь с четырех до ста тридцати тысяч. С комментариями «Женись на мне!» Джеймс улыбается: «Это было страшно».
Передо мной рефлексирующий человек, который нежданно попал под шквальный огонь. Беседа у нас – не понятно о чем и идет запутанным путем. Отчасти из-за дислексии Джеймса, отчасти из-за СДВ. Он необычно строит фразу: разговор прыгает то на три ступеньки вперед, то на три назад. Часто ссылается на аналогии, чувствуя необходимость объяснить свои чувства. Мысли передает с помощью образов. Например, сказал, что в Мальборо чувствовал себя «квадратным шилом»: «А общество ждет, что ты проделаешь им круглую дырку. И ты бьешь себя по граням, чтобы скруглить их. Общество хочет одного – сточить твои углы». Английская поговорка про квадратное шило стара как мир, мало кому приходит в голову так сложно разворачивать эту метафору.
Когда Джеймс годы спустя записался к психотерапевту, он точно знал, что с ним не так. И с нетерпением ждал исцеления. Очень удивился, когда доктор дал ему книжку о синдроме дефицита внимания. «Он сказал: «Выделите маркером слова, которые о вас». Я выделил там все чертовы слова. Это была, наверное, первая книга, которую я закончил, потому что это было как читать собственную историю жизни. И я делал выводы. Мой уровень эмпатии не много выше нормы. Я понимаю чужую точку зрения, но моя аргументация не структурирована – я, возможно, прав, но не могу объясниться».
Джеймс говорит, что всегда интересовался, как устроены вещи. Он развлекается тем, что покупает и чинит старые тракторы и машины. Купил на eBay деревянную парусную лодку 1938 года, которая «с трудом держится на воде», загнал на склад в Беркшире и потихоньку реставрирует. По этой же причине ему нравится начинать бизнесы – новый будет на тему его спаниелей. «Рано пока говорить, но там все про собачью еду и собачий образ жизни». Критики с удовольствием напоминают, что у Джеймса за плечами много неудачных стартапов. Три, если точно. «Ох, и вот я затеял четвертый», – Миддлтон артистично вздыхает.
В девятнадцать, с первого курса Эдинбургского университета, где он изучал менеджмент природных ресурсов, Джеймс ушел, чтобы печь торты. Рассудил, что, пока друзья тусуются и прогуливают лекции, он будет зарабатывать. Завел черного спаниеля Эллу, полагая, что ответственность даст ему стержень в жизни. Так и вернулся в родительский дом: вылетевший из университета, со щенком на руках. На звонок в дверь ему вместо «здрасьте» сказали: «Боже, что ты наделал?»
В первый день работы кондитерского цеха Элла была с ним. И с тех пор сопровождала во всех взлетах и падениях. Даже на терапии клала голову хозяину на колено.
Миддлтон говорит, что у его депрессии «не было никакой причины». Хотя... «Соединенное Королевство – потрясающее место для бизнеса, но неудача здесь стоит дороже. Когда объявляешь: «Я планирую новый бизнес», отвечают: «Это так замечательно». Когда говоришь, что пытался, но не получилось, заявляют: «Неудачник!» А если ты человек известный, все еще хуже. «Неожиданно меня стали очень публично обсуждать – успешный я или неудачник. Это давит. Я слышу в этом неуважение к моей семье и тому, что с нами случилось». (Джеймс имеет в виду свадьбу Кейт и ее последствия.) «Меня судят и не дают права голоса. Не позволяют даже сказать: «Помолчите секунду». У них редактор светской хроники пишет статью о моем бизнесе. Увидел что-то на сайте Регистрационной палаты, но плохо сосчитал. Как в такой ситуации постоять за себя? Но мне уже все равно. Я не злюсь. Люди, чье мнение мне небезразлично, знают, кто я, журналисты их точку зрения не поменяют».
Джеймс сказал мне, что закрыл свой первый проект, The Cake Kit Company, не потеряв ни фунта. «Я многому на учился. Доход там был, но без перспектив. Мне хотелось на новый уровень». Поэтому он придумал Nice Cakes – уникальное предложение, съедобные фотографии на деньрожденных тортах. В этот раз перспективы имелись, но всплыла проблема. Принимать у курьера посылку и расписываться заказчик должен лично. А если он, например, в командировке, курьер не имеет права отдать имениннику торт - и праздник насмарку. В тот раз Джеймс потерял деньги, но настаивает, что только свои, не инвесторов.
Потом он зарегистрировал компанию Boomf. Технология та же, но это карточки на торт с фото из маршмеллоу, они тонкие и пролезают в почтовый ящик. «Как съедобная поздравительная открытка». Boomf уже пять лет, Джеймс говорит, что бизнес даже приносит доход. Но в прошлом году он свалил все дела на менеджеров. «Целый год прошел? Бог ты мой. Столько всего случилось». Компания четыре года подряд терпела убытки. И было объявлено, что помогут инвесторы, в том числе зять Джеймс Мэттьюc со своим хеджфондом. «Это вызов – когда в бизнес приходят инвесторы. Зачем инвесторы, если ты зарабатываешь деньги?»
Вызов – возможно. Но каждый день Джеймс приходил в офис и недоумевал, что он там делает. «Я генератор идей. Мне нравится видеть перспективу на ранних стадиях». Операционной частью бизнеса он заниматься не умел. «Я был полон тревоги, меня пугало будущее. К тому же я был повязан отношениями со всех сторон. И еще эти мысли: «Так много работал, а зачем? В чем смысл?»
Близкие предлагали врачей. В ответ Миддлтон перестал отвечать на звонки. «Друзья пишут: «Джеймс, мы будем в твоих краях, отведи нас в паб, надо выпить». Неожиданно мне пришло в голову: «Этого тоже не хочу!» Стал игнорировать их сообщения и боялся, что позвонят в дверь». Депрессия стала критической. «Она не дает тебе встать с постели, в то время как тревога растит чувство вины за то, что ты лежишь». Но Джеймс отгонял от себя мысль, что это депрессия. «Я думал: «Да с какой стати? Нет у меня для нее причин». У меня было счастливое детство, я получал все, чего хочу. Не то чтобы я хотел еще больше, но что-то все время свербило», – он имеет в виду начинавшуюся болезнь. «Чем больше я ее игнорировал, тем сильнее она меня накрывала». Родители «очень за меня волновались. А я их не подпускал. Не общался с семьей. Но это возможно делать не дольше, чем ты способен задерживать дыхание». И вот в конце 2017-го Джеймс приехал на работу с ощущением, что на плечи давит весь вес чужих жизней. Это было уже огнеопасно.
«Я не смог выйти из машины. Сидел и ждал непонятно чего. Думал: «А за чем? Сидеть там за столом и ничего не делать?» И прямо с парковки позвонил семейному врачу. «Помню, что не мог даже объяснить, в чем дело. Доктор спросил: «Джеймс, ты в порядке?» А я сказал: «Нет». Слова как будто открыли клапан: «Даже этого «нет» было достаточно, чтобы уменьшить давление. Я произнес, что не в порядке, хотя каждое утро притворялся, что все хорошо». Доктор посоветовал ему, очень мягко, не идти на работу, а вместо этого повести собак гулять. Через час Джеймс был уже у специалиста.
Потом взял отпуск на год. Ходил на терапию. Ездил плавать кролем в Oзерный край. Поселился в шотландском замке мужа Пиппы. «В Глен Аффрик есть Cornish Shrimper (английская парусная лодка, траулер. – Прим. «Татлера»). Поскольку времени у меня было полно, я катал всех желающих по озеру». На сайте замка, который сдается внаем, как дача, появились промофото Джеймса, и в обществе стали шептаться: «О, как низко он пал». Джеймс стонет: «Не работал я гидом! Да, встречал гостей. И до сих пор встречаю, каждый нечетный уикэнд, потому что мне там нравится. Но я не стою с флажком и не показываю, где в последний раз видели рыцаря Уильяма Уоллеса».
Я так понимаю, Джеймс предпочитает открытые пространства – говорит, что с детства. Ему не составило труда провести с собаками на нашей фотосессии целый день в Ричмондпарке, где он являл собой роскошную смесь мистера Дарси с рыжим котом Хитклиффом. «Я в этом году сходил на не сколько интервью по поводу работы, но это все не то». Режим «с девяти до пяти» в офисе его не привлекает, так что придется сосредоточиться на собственном бизнесе: «Всю жизнь я буду фонтанировать идеями. Некоторые из них сработают, некоторые нет, но таков уж я».
Но главным делом на этот год запланированы приключения. Когда Миддлтон закончит чинить лодку, он поплывет на ней к Стокгольмскому архипелагу. «Где море такое глубокое, что можно бросить якорь в шаге от берега». У Ализи папа тоже любит яхты. Он дал дочери имя пассата – так французы называют ветер, который раздувает паруса. Свою первую фотографию с невестой в инстаграме Джеймс подписал: «Sail away with me». Они там на лодке, в одинаковых оранжевых свитерах.
Говорить с ним об Ализи невозможно, в ответ – полный штиль. Стесняется, улыбается. Уверяет, что счастлив. И добавляет: «Я опять чувствую себя Джеймсом Миддлтоном. Как когда мне было тринадцать и я был в полном восторге относительно перспектив жизни. Это снова я, о большем и просить не буду».
0
66.00
