ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Сен. 25, 2015

Трагедия опущенной головы

На улице Матросова единственные во всей хрущевке деревянные рамы необычной формы. Оказалось, окна педагога, доктора медицинских наук Владимира Базарного. Он, бодрый, в джинсовом ансамбле, уверенно встал напротив меня в своем кабинете, полном картонных скоросшивателей и книг. Современную систему образования Базарный отвергает, потому что она противоречит природе ребенка.

— Я стоячий, — говорит Базарный. — А вы?

Его систему здравоохранительных педагогических технологий только было начали всесоюзно внедрять в конце 1980-х, и тут бац — распад СССР.

Реклама

— Начнем с того, что ожидает вашего сына-дошкольника в ближайшем будущем, — говорит Базарный энергично. Он продолжает стоять, и меня не приглашает сесть тоже. — В Москве у девяноста процентов первоклашек нарушено развитие позвоночника. Говорят — «плохая осаночка». Но это — путь к хроническим заболеваниям!

Базарный достает из шкафа фотографии. На них дети, полулежа развалившиеся за партами. Эта распространенная поза, по его мнению, — главная причина не только болезней, но и «расчеловечивания» — движения в сторону преобладания животных инстинктов над духом.

— Вот так все начинается — с седалища! А заканчивается — информационно-мозгоцентричной школой, направленной на формирование рабского программируемого интеллекта, а не на развитие свободного мышления, — у Базарного лицо моложавое, и решительные глаза революционера.

— Ребенок крутится, потому что его геном настроен на движение, — объясняет Базарный суть своей программы. — Чтобы избежать телесной скованности, которая ведет к скованности мышления, мы поставили детей за конторки, возвратив детским стопам почву, а их телу — возможность двигаться. Изначально в наши экспериментальные классы шли, как на реабилитацию, больные детки. И они стали меняться.

— А сейчас на кого рассчитана методика?

— На всех. Это как старт ракеты. Если он не пройдет правильно в детстве — у человека будет болтанка на всю жизнь. Ученику нужно дать сенсорную и психомоторную свободу, помочь развить телесно-чувственный и эмоционально-волевой опыт. И в результате получатся незомбированные, творческие, здоровые люди. Поймите, здоровье — категория педагогическая. Оно от воспитания, а не от болезней. Поэтому в нашей целостной системе, которую мы разрабатывали и экспериментально доказывали долгие годы, предусмотрено много чего. Перьевое письмо, работа с образами, хоровое пение, при освоении чтения — цельные слова, а не слоги. Разделение мальчиков и девочек. Это тоже в природе ребенка — что интересно мальчикам, неинтересно девочкам, и наоборот. А если неинтересно, в коре головного мозга формируются центры отторжения информации, и ребенок становится забывчивым. Министерство образования включило наши технологии в обязательный перечень для школ. Только благодаря энтузиастам по этой системе работают больше трех тысяч школ. У тех, что я знаю, впечатляющие результаты. Что еще надо для чиновников? Но у них на всех уровнях саботаж, в том числе из-за непонимания. А родители спят.

Базарный хочет, чтобы его система была во всех школах, и недоумевает, почему государство не внедряет ее повсюду.

Семь жизней директора гимназии

— Бывшая начальник управления по образованию лично участвовала в снятии таблички, когда мы указали, что у нас параллельно-раздельное обучение мальчиков и девочек. То есть система Базарного, — говорит директор земской гимназии в Балашихе Галина Кравченко, плавная, как лебедь. Предъявляет сорванную вывеску, и выждав, когда я прочитаю, осознаю и сделаю выводы, убирает за шкаф. Вероятно, еще пригодится.

Типовой оборудованный класс. По одной стороне косяка стоят конторки разного вида, соответственно росту, ученики выбирают подходящие именно их конституции. На конторках деревянные массажные коврики. «Ростомерная мебель с наклонной поверхностью, — показывает директор, — смена динамических поз…» На потолке цветной геометрический рисунок, для разминки глаз. Говорит, через три года учебы в гимназии ученики помладше снимают очки, и даже у тех, что пришли сразу в старшие классы, ухудшение зрения останавливается.

Муж Галины, Игорь Кравченко, цепкими глазами похож на коршуна. Он тоже директор другой земской гимназии, которая тоже работает по Базарному.

— Чуть шейку, — говорит, — не свернули нашим новациям, но я был депутатом, и это помогло. А потом мы разработали семиуровневую систему защиты. И научились гибкой стратегии.

Они тоже немного революционеры.

Говорят, когда Кравченко-муж приезжает в гимназию с неожиданными проверками, по всем классам пробегает слух: «ЗИЛ приехал!». И все начинают усердно делать зарядку. ЗИЛ — значит «Злой Игорь Львович».

— У нас с первого по одиннадцатый классы все, — говорит Галина Кравченко, — и парты-конторки, и массажные коврики, и обязательная в середине урока зарядка.

— Старшеклассники стоят за конторками? — говорю.

— Да, с удовольствием!

— Что, — говорю, — и хором все поют?

— Все, и с удовольствием! Двадцать два класса, из них одиннадцать мальчики.

— А как у вас с ЕГЭ?

— Обычно входим в тройку лучших.

Надо-таки подумать мне о будущем сына…

Программа академика Е. А. Ямбурга для детей в больницах

Аксинья Ремизова, Москва

Тут и взрослым, и детям преподают надежду на жизнь.

Гуманизм в действии

Кабинет доктора педагогических наук, академика Ямбурга украшен статуэтками, в том числе изображающими самого Ямбурга. У академика шарф на шее и очки на глазах. Стыжусь, что он тратит на меня свои минуты.

— Детей в клиниках, — говорит, — толком никто не учит. По закону положено образование, а на деле его нет. Много причин, — например, лежат дети из регионов, не должны их за деньги московского бюджета учить. А наш проект позволяет таким детям давать общешкольное образование. А выписавшихся из клиники, но не имеющих возможности ходить в школу, мы продолжаем обучать дистанционно через наш интернет-портал. В этом году ребята сдали ЕГЭ прямо на базе больницы.

— Школа дает им веру в будущее?

— Конечно, конечно.

— А в чем польза этой программы для всех других детей?

— Вот вы поймите, неизвестно, кто кому больше нужен: больной — здоровому или здоровый — больному. Вот у меня в кабинете сидит девочка с попыткой суицида, мальчик от нее ушел, а она еще не знает, что мальчики, как автобус, один отходит — другой приходит. Но когда она общается с больными детьми, то понимает истинный масштаб проблем. Что ее проблема — это фигня.

— По каким критериям вы оцениваете эффективность своей программы? Чтобы дети могли поступать в вузы?

— Поступать? Это реабилитация! — директор повышает голос. — Это же страшные болезни, особенно онкология. Они думают, что если их учат, — они будут жить. Это огромная мотивация, потому что они же закрыты в больницах. Образование — единственное их окно в мир. Для родителей это тоже шок: был здоровый ребенок, стал больной. Рак— это трагедия. Родители находятся рядом с детьми, в пансионате. Мы даем этим родителям вторую профессию — тьютор, то есть педагог, сопровождающий больного ребенка.

Кажется, эта программа развивает жажду жизни и жажду знаний, которая помогает ребятам лечиться и дает надежду.

Учителя в красном

Первое сентября в Федеральном научно-клиническом центре детской гематологии, онкологии и иммунологии им. Д.Рогачева. Праздник не начался, но люди уже тут.

Белые стены, красные стулья. В белых халатах ходят врачи, в красных — учителя. Под потолком шарики, на полу люди. Красные стулья — для детей, возле них стоит кресло-каталка, на ней девочка лысая, этим здесь никого не удивишь, в ушах длинные красивые серебряные сережки. Они качаются как маятники. Других детей поблизости нет. Стулья пусты.

Праздник начинается.

— Кто самый важный человек на этом празднике? — спрашивают ведущие «Первого сентября».

— Учителя! — кричат ребята.

— Нет, — говорит ведущая. — Первоклассники.

В центр холла выходят трое: мальчик в галстуке, мальчик с человеком-пауком на майке и девочка в джинсовой косынке, они первоклассники и есть.

В конце зала толпятся родители. Разговоры в толпе:

— Нам же цветы нельзя, мы их лепили из пластилина, он сам себе лепил.

— Где твой?

— Вон там самый лысый во втором ряду. А твой?

Я бы не отличила такие затылки один от другого.

— Вон там! Парик купили. Пришлось, настоял.

Среди учительниц нет ни одной старше тридцати лет. Они подтянутые, их губы улыбаются, волосы блестят, почти все они носят обувь на высоком каблуке.

— Тяжело работать здесь? — спрашиваю, самой мне здесь очень тяжело, почему, не понимаю, вроде бы все радостные ходят.

— Не то чтобы, нужно иметь предрасположенность к этому. Я, например, не хочу преподавать в обычной школе — это не мое, а тут с ребенком можно поговорить, создать настроение, мы для того здесь и есть, чтобы менять их настроение в сторону радости.

— Тяжело ребенку ставить оценки… — продолжает она, нежно улыбаясь. — Ты не понимаешь, как отреагирует ребенок, некоторые сильно переживают. Двоек мы вообще не ставим. И в литературе есть книжные герои негативные, мне страшно читать с детьми такие вещи вслух. Вот мы читаем не всего Достоевского, а только те сцены, которые показывают мораль.

Молодая, невысокая учительница провожает нас до выхода. Разговор начинается в лифте.

— А вы по какому предмету?

— Я? По немецкому.

— Что вам здесь нравится?

— Индивидуальный подход.

— А сложности какие в работе?

— Многие дети могут не дожить до конца учебного процесса. Ты никогда не знаешь, когда приходишь к ребенку, увидишь ты его или нет. А привязываешься к некоторым детям очень сильно.

— Кто-то же выживает? — спрашиваю. — Это же стоит того.

— До свидания! — отвечает учительница.

Авторская программа директора авиационного лицея Анатолия Эдварса

Анна Гурьянова, Сергей Гурьянов, Ульяновск

Дети предпочитают сложное и необычное, а не легкое и стандартное.

Такой затейник

— Совещание через полчаса, — говорит секретарь.

— О… — удивляется Анатолий Эдварс.

Солидный директор школы целится ручкой-пером в свои очки на столе, старается попасть в мост между линзами.

— В перестройку, когда был учителем, вместо мониторов для компьютеров я закупал старые телевизоры, для занятий физико-математического класса, — говорит тихо, еле слышно. — Мы это старье на уроках разбирали, изучали… Так еще в школе дети становились телемастерами, ремонтировали потом телевизоры. И теперь с первого класса наши школьники изучают радиоэлектронику, а в старших робототехнику. Вместо трудов со слесарным оборудованием — урок авиамоделирования. У нас даже девчонки вместо домоведения паяют. Мне стали говорить: «Вы что, это ж девочки». А им понравилось!

— Почему лицей авиационный?

— Сначала делали физико-математический. Но Ульяновск — авиационная столица России. Рядом авиастроительный завод «Авиастар», гигант. Ребенок, который делает бумажный самолетик, мечтает делать радиоуправляемую авиамодель, а тот, кто занимается авиамоделированием, мечтает строить самолеты. И еще, в девяностых я увлекся системой Владимира Шаталова, преподавателя-экспериментатора. У него в конспектах только картинка, чертеж, формула — и одно слово-ассоциация. Например, броуновское движение — «вокзал». Я по его конспектам создал свою методику. По одной этой методичке старшеклассник может подготовиться к ЕГЭ по физике.

Анатолий Ростиславович лезет в шкаф, достает поочередно две почти одинаковых книжки разного цвета в бумажной обложке — для своих.

— Свои книжки, — говорит, — я куда только не носил, и в управление образования, и в институт повышения квалификации, и по школам оставлял… Пару лет назад меня попросили выступить на мероприятии в педагогическом университете. Спрашиваю — сколько по времени? «Да говорите, Анатолий Ростиславович!» Так и проговорил все время, практические вещи вызвали интерес. После этого начальник управления образования ко мне подходит, говорит: «А давайте вы будете лекции для учителей читать!» Я говорю: «А давайте!»

— И что?

— И все!

Эдварс бросает длинную ручку в очки.

— Никто не хотел повторить вашу программу в другом месте?

— Нет. Хотя мы всегда открыты. И дело не в деньгах тоже. Наша программа, получается, работает только в нашем лицее.

— Почему так?

— Не знаю. Специально не навязываемся никому. А ученики у нас получаются неплохие. Вот недавно покупаю помидоры на рынке, ко мне подходит парень: «Здравствуйте, Анатолий Ростиславович!» Выпускник нашей школы. Сейчас занимает одну из руководящих должностей в АвтоВАЗе. Еще одного выпускника встретил — он в Подмосковье на фондовой бирже руководитель. Другой парень уехал в США, защитил докторскую. С девчонками, конечно, сложнее… я им советую поступить на факультеты, где парней побольше.

Эдварс смеется как заведующий детсада из фильма «Джентельмены удачи».

Зазвонил телефон. «Алло? Самолет Ан-2? Нет? Як-18. Отлично. Сколько стоит? Двести двадцать тысяч? Отлично!»

— Вот! К десятилетию на территории школы поставим настоящий самолет.

Несколько коллекций

Стишок на первое сентября: «Лично мне директор Эдварс улыбнулся раза три…»

Вокруг школы белые советские статуи — и мальчик с горном, и пионеры с флагом, и нимфы лесные, и… скульптура-автопортрет учителя ИЗО, который отреставрировал разрушенное изваяние, срисовав лицо с себя. Все директор школы спас из заброшенных советских лагерей.

— Какой номер кабинета? — спрашивает вахтер.

— Не знаю, — говорит завуч Лидия Федоровна. — На четвертом этаже музей истории техники двадцатого века, дайте от него ключ.

Вахтер выдает ключ наугад.

Идем по школьным коридорам: классы, спальня, игровая комната. Спальни постоянно пытались закрыть то пожарные, то Роспотребнадзор, но директор отвоевал. Очень кстати, теперь ввели новое правило, что первоклассники должны днем обязательно спать.

— Директор, — говорит завуч, — у нас такой затей- ник!

Доходим до четвертого этажа, к музею истории техники. Но ключ к замку не подходит. Топаем обратно… Вахтер встречает:

— Вот этот попробуйте.

Опять не тот…

Навстречу маленькая девочка, радостная, вьется вокруг мамы.

— Мам, я уже так хочу учиться!

— Хочешь учиться? — мама растерянно улыбается.

А мы нашли ключ с третьей попытки. Наконец, долгожданный музей! Старенькие телевизоры, дисковые телефоны, пленочные фотоаппараты, аппаратура для проявки фото, железные ночники и швейная машинка «Зингер». В середине гордо возвышается старинная деревянная прялка — и как она сюда попала?

Программа Первой новой школы

Варвара Попкова, Ленинградская область

Тут стараются превратить образование в личный опыт.

«Наполеон»

Передо мной одетая по-домашнему пышная женщина средних лет, Татьяна Кашкина, основатель НОУ «Первая Новая Школа». Достает из холодильника торт. Разрезает и описывает систему образования на его примере.

— Педагоги зацикливаются на мелочах, причина — обособленность предметов, — кладет кусок на тарелку. — Во времена Великой буржуазной революции главной целью образования было уравнять слои общества, — проводит ложкой по верху «Наполеона». — Система подходила для поддержания стабильности в эпоху застоя. А для нового времени нужна другая школа.

— И как вы ее делали? — принимаюсь за «Наполеон».

— Осторожно. Сначала совмещала девятый с одиннадцатым классы для эссе, сочинений. Потом отказалась от классов. Объединила началку, основное и среднее звено. Ушла от учебников и расписания. Выхлоп был ошеломительным! Прекратились межвозрастные конфликты. Младшие тянулись за старшими, а старшие не могли себе позволить оплошать перед мелкотой.

В знак того, что все понимаю, я старательно уплетаю торт.

— Проверку министерства образования мы проходили двадцать дней, вдвое дольше, чем обычные школы. В итоге инспектор яростно отстаивала нашу методику на совещании. Ведь несмотря на ее несоответствие госстандарту, дети блестяще писали тесты, рассчитанные на старшую возрастную категорию. А представь реакцию комиссии, когда мы провели интеграцию учеб-ных областей! Первый блок — науки деятельно-действенного цикла: математика, информатика и языки. Другой разряд, описательно-объяснительный, — это химия, физика, биология и физическая география. Последний тип включил в себя историю, обществознание, литературу, политическую и экономическую географии. В нем на основе данных ученики формируют убеждения.

Заметив, что с моим кусочком торта покончено, Татьяна делает бутерброды.

— Такой подход позволяет создать целостную картину мира. Это то, что я вижу самым важным для нашего ученика. Идеологически моя школа — не конвейер, а дом. Ее ученик — не сырье для переработки, а индивидуальность, которую требуется развить. Для этого пестуем в детях нравственные начала. Стараемся подавать пример собственным поведением.

— Ваша методика полезна другим школам?

— Единомышленников я нашла в регионах, там госконтроль слабее, и там массовые школы заимствуют элементы моей методики. Дмитрий из Новгорода, директор школы с двумя тысячами учащихся, объединяет классы во время гуманитарных уроков. Евгения из Ленинградской области так же, как я, комбинирует предметы. К сожалению, целиком практику не копируют. Для этого необходимо дать директорам больше свободы.

Учуяв запах колбасы, на стол запрыгивает кошка.

— Прямо в школе у нас живут три, — говорит директор. — Мы называем это кототерапией.

На своей шкуре

На одной из улиц поселка Левашово в Ленинградской области стоит двухэтажный коттедж. Внутри — шесть комнат, в одной из них мы. В этом здании находится Первая Новая Школа. Тут же — дом директора Татьяны Кашкиной. Комнату заливает свет. За окном виднеются крыши коттеджей. Позади них к горизонту стелится поле.

— В этом году мы опять переехали, — говорит директор. — Не обращай внимания на беспорядок. Все лето живу здесь с дочерью.

В прихожей действительно царит хаос. На предметах мебели валяется одежда. На втором этаже на диване лежит девушка. Это — Наташа, дочь.

— Я свидетель прогресса всех учеников, — говорит Наташа. — Например, тот же Саша. Он у нас привирал. А однажды украл у сестры пять тысяч, но доказательств не было. Учителя применили моделирование ситуации. На специальном занятии устроили откровенную беседу с детьми. Учителя тоже рассказывали о своих самых тяжких грехах. Сашку так пробрало, что он, рыдая, во всем признался. И никто его не ругал.

А каждый год в День снятия блокады тут открывают окна, вымораживают помещение и питаются баландой, чтоб на своей шкуре испытать, каково приходилось жителям осажденного города. Ни один ребенок ее не вылил. Директор считает, если на своей шкуре почувствовал, только тогда поймешь.

Распространение принципов «вальдорфской педагогики»

Айгерим Ильмухамедова, Алма-Ата, Казахстан

Тут стараются учить так, чтобы детям было не трудно, а вообще хорошо.

Потребность играть

— Программа не подгоняет ученика, а мягко ведет, учитывает особенности возраста, — говорит Евгения Филатова, организатор семейного центра вальдорфской педагогики в Алма-Ате, в нем детский сад и школа. — Учитель вальдорфской школы старается не только передать какие-то знания ученикам, а сделать так, чтобы ученик полюбил предмет.

Эта методика во многих странах реализована на государственном уровне: в Германии, России, Финляндии, США, Великобритании, на Украине и в Китае и в некоторых странах Африки есть официальные вальдорфские школы и сады. Говорят, она делает людей внутренне свободными, с широким мышлением и восприятием мира.

— В российских школах ее применяют частями, — говорит Евгения. — Например, до четвертого класса, не везде, но в некоторых школах оценки можно не ставить. Учителя применяют методы, например, ритмичность — чередование освоения материала и игры. Что из программы вошло, наверное, потому что увидели реальную пользу от этого. Что не вошло… Наверное, еще не время. А результаты методики хорошие. Практически никто из детей не боится контактов со взрослыми. Для них что-то, что у них не получилось, не причина не попробовать еще раз. Они быстрее усваивают новый материал, они более творческие. А поскольку мы все время мастерим что-то руками, дети вовлекаются во взрослую деятельность, приучаются создавать, уже в саду они режут салатики, пекут булочки, начинают шить, мыть стульчики. Тогда интеллектуальное развитие идет как побочный эффект всего этого.

Это же черновик

В той части города, что ближе к горам, на балконе частного двухэтажного дома двое подростков красят балюстраду, дети бегают, родители общаются, дышится свободно.

Сначала несколько родителей-энтузиастов организовали этот центр как детский сад. Когда их дети выросли, эстафету перехватили другие родители. А когда и их дети выросли, они решили продолжить обучение по этой методике. Трое — художник, педагог-филолог и музыкант — прошли обучение по методике в Центре альтернативной и гуманитарной педагогики в Бишкеке, и к саду прибавилась школа.

— Вы нас не называйте, пожалуйста, школой, — просит Евгения Филатова, один из нынешних организаторов центра. Ей лет сорок, она в свободной одежде, которая, наверное, подходит для занятия йогой, на руке оранжевый браслет из вяленой шерсти, она выглядит какой-то цельной. — Мы позиционируем себя как репетиционный центр, обучающий по вальдорфской методике. Здесь это единственный легальный способ давать такое обучение. Дети дистанционно сдают экзамены в вальфдорских школах России.

Первого сентября ученики стоят вдоль лестницы, в ряд, и под звуки флейты по очереди подают руки первоклассникам, у которых завязаны глаза, провожая их таким образом на второй этаж, в учебный класс.

— Не бойся, Даяночка, я передаю твою руку Эрику.

Атмосфера магическая. Потом дети, мамы и воспитатели становятся в круг, в центре которого столик с цветами и горит свеча. Семиклассница Вика только перешла в эту школу, ее лицо напряженное и немного испуганное. Эта «школьная линейка» больше походит на круг в детском саду. Вскоре все вместе начинают играть — подхватывают песенку и выполняют движения. Когда мы поем про «лошадку» и топаем ногами как лошади, я ловлю Викин взгляд, она уже улыбнулась.

На уроке семиклассница Вика не хочет отвечать на вопрос по английскому языку.

— Ну и ладно, — говорит учитель, — первый раз можно.

Потом ученики рисуют, и Вика не хочет показывать свой рисунок, потому что, по ее словам, он не получился.

— Не бойся, — говорит учитель. — Экспериментируй, это же черновик.

Может быть, эта методика создана, чтобы внутреннего ребенка оберегать в людях?

— Какие результаты методики? — спрашиваю одну маму.

— Моя дочь, — отвечает она гордо, — с удовольствием ходит учиться. А еще она не играет в компьютерные игры и не смотрит телевизор, ей это неинтересно. Наш ребенок любит читать книжки.

После нескольких часов в вальдорфской школе начинает щемить где-то в области сердца. Вспоминаются экзамены, оценки, тишина в классе… Почему я училась не по Вальдорфу?

Детский психолог Елена Сопилиди сама училась по этому методу до пятого класса.

— Думаю, дети, учащиеся по вальдорфской доброжелательной методике, психологически не очень адаптированы к стрессам и конфликтам, — говорит она. — Но каждый родитель принимает решение сам.

Программа школы одаренных при Тюменском государственном университете

Елена Познахарева, Тюмень

Тут сначала отбирают самых способных, а потом воспитывают из них самых побеждающих.

Личный опыт Юффы

— С талантливыми детьми занимаюсь всю жизнь. И знаю, чего им не хватает! — сухощавый научный руководитель и создатель школы Александр Юффа отстукивает ребром ладони по столу. Доктор химических наук смотрит через очки без оправ. Рядом висят фотографии, где он в обществе молодых Немцова и Чубайса. Вообще он генеральный директор концерна «Никка», который занимается недвижимостью, нефтяной промышленностью и много чем еще. Он подбирал лучших в городе преподавателей, которые написали авторские программы, уклон — физико-математический, и «позволяющий мыслить не зная границ». А после вместе с коллективом принялись за строгий отбор школьников.

В Школе одаренных — дополнительное образование для детей 5–9-х классов. Сюда они приходят на пять часов в неделю.

— Выиграл ребенок олимпиаду, нарисовал картину — хрясь — в одаренные его, — рассказывает Юффа. — Мы же принимаем талантливого школьника: он любознателен, с развитым логическим мышлением, высоким уровнем познавательной активности, социально адаптирован, то есть действительно обладает всеми теми характеристиками, которые присущи способному человеку.

Юффа продолжает отстукивать.

— К десятому классу личность должна определиться в предпочтениях, и лишь оттачиваться в выбранном направлении. Поэтому мы работаем с ребятами начиная с пятых классов. Для отбора школьников Управление образования предложило нам двадцать пять лучших школ Тюмени. После второго тура осталось сто человек. Для них мы так долго подбирали преподавателей, среди которых ученые, победители и призеры олимпиад и конкурсов, разработчики заданий олимпиад. Всего четыре доктора наук, — стук. — Девять кандидатов наук, — стук. — Три лауреата конкурса «Учитель года», — стук. — Шесть преподавателей гимназии ТюмГУ, девять преподавателей университета.

— Вот есть у нас Евгений Могильный — физик от Бога, — говорит руководитель. — Дети его обожают. Все учебники по теории решения изобретательских задач рассчитаны на категории восемнадцать плюс, а он с пятиклассниками занимается, у них как раз и взгляд незашоренный.

В школе филологическое, историко-обществоведческое и физико-математическое направления, самое массовое. Там изучают математику, информатику, теорию игр, теорию решения изобретательских задач и риторику. Эти пять предметов появилось в расписании исходя из личного опыта Юффы. Подбирал по принципу востребованности во взрослой жизни человека с математическим и техническим складом ума. Таким обладает и сам научный руководитель.

— Дети не должны бояться конкурсных испытаний, — говорит. — А идти на них с восторгом, чтобы показать все, на что способны! — профессор костяшками пальцев стучит по голове. — Ради Бога, если кто-то захочет организовать дополнительную подготовку по нашей программе в любой нормальной школе — пожалуйста. У нас есть преподаватели, которые обучат ваших людей. Только где взять этих людей? Правда, наш центр робототехники обучает информатиков на деньги Сбербанка со всех школ, рассказывая, что такое 3D-принтеры, что такое прототипирование и много чего еще. Но наш альтруизм не может распространяться дальше определенных границ.

Школа для Леонардо да Винчи

Школа одаренных в здании Техноцентра, новейшего корпуса Тюменского государственного университета. Интерактивные доски, мобильный компьютерный класс, доступ к лаборатории.

— Вот программа «Академия успеха» и восторженные ученики, — показывает фото директор школы Гилина Матвеева. Над ее столом тоже фото: учеников и капитана «Бурана».

— Это мои любимые дети и мои любимые мужчины, — стеснительно улыбаясь, сообщает она. — Идеальный ученик Школы одаренных — Леонардо да Винчи. Технически подкованный, с гуманитарными способностями, высокохудожественный!

Кажется, шутит.

В лаборатории робототехники меня встречает Дима Яковлев, ее руководитель. В его ухе гарнитура, периодически он вдруг резко произносит: «Извините!», и отходит в сторону, чтобы ответить на звонок. По стенам аккуратно стоят приборы. Один принтер печатает фиолетовую плату. Ученики и преподаватели сидят за компьютерами и работают над собственными проектами, а со стен смотрят сотни фотографий довольных детей, в руках у которых завершенные роботы.

— Это лампа, которая меняет цвет от прикосновения руки, — Дима достает одну за другой коробку с проектами. — Это работа над квадрокоптером.

Тут семибалльная система оценок. Работают тьюторы, — это как вожатые или старосты. Каждый день сто шестьдесят учеников приходят сюда, чтобы стать развитыми, конкурентоспособными и, наверное, креативными профессионалами. Которые, по словам директора, когда-нибудь сконструируют космический корабль или придумают новый способ нефтедобычи.

Гуманная педагогика Шалвы Амонашвили

Наталия Подлыжняк, Москва

Цель системы — воспитать учителя-гуманиста.

Любовь, доведенная до искусства

— Сейчас из окна я вижу Кавказские горы, — как будто первый раз замечает Шалва Амонашвили, и улыбается. Мы говорим по Скайпу — я вижу только его загорелое, худое лицо на фоне белой стены и розовый узорчатый платок под воротником рубашки. Но чувствую мудрость в его словах, произносимых с легким грузинским акцентом, — старый грузин как старое вино, в котором крепость и цвет. — Полное название моей педагогикической системы — гуманный подход к детям в образовательном процессе. Мы разрабатывали образовательную систему «Школа 2100». В основе нее — принципы гуманизма и уважительного общения с детьми. Правительство ее унифицировало, но я больше с этим не связан… Сейчас я возглавляю Всероссийский центр гуманной педагогики, ежегодно проводим чтения, где за год собираются более тридцати тысяч учителей из России и стран бывшего СССР. Открываются центры и экспериментальные школы.

— Дети, — говорит Шалва Александрович, — это явление. У каждого ребенка собственный путь, который надо помочь ему найти. Мы не столько меняем методы, сколько вдохновляем учителей быть любимыми для своих учеников. Я вижу, что в российском учителе еще теплится духовность! Наказания, жесткая дисциплина отходят, и на первый план выходят поощрение, радость познания… И любовь! Любовь педагогическая, любовь, доведенная до искусства, любовь, наполненная красотой!

— Как же проходят эти «уроки красоты»?

— Например, в учебнике есть стихотворения, которые вы должны выучить за урок. А вам они не нравятся. Дети находят выход. Они говорят: «Можно мы сами выберем стихотворение и вклеим в учебник?». А что? Ведь так они будут в учебнике! И на другой день вместо урока получается утренник любимой поэзии! Как теперь этот юный соавтор своего учебника будет к нему относиться? На математике можно сказать: «Придумайте более сложные задачи сами, и задайте мне их завтра». Смогу ли я, учитель, решить их? Здесь работает еще одна хитрость, очень искусная — якобы наше непонимание. Дети, сталкиваясь с неумением учителя, помогают ему выйти из положения и расширяют грани своего сознания. А ныне господствующая система образования авторитарна. В советское время педагоги считали, что дети не хотят учиться, поэтому их надо принуждать. Метод кнута и пряника легкий, на его основе создавались школы выравнивания и школы для умственно отсталых детей. А наши школы нуждаются в одном педагоге, который, как Ростропович, дирижирует остальными и учит их гуманной педагогике. В учителе от Бога, как, например, моя любимая учительница, которая пробудила во мне тягу к учебе.

— Но где вы возьмете много таких учителей?

— Открывать школы, где будут только такие учителя, практически невозможно. Предположим, учителей от Бога сейчас на всю страну полпроцента. За реформами министерства не видно горизонта, но на деле они никогда не состоятся. Потому что истинная реформа — это изменение духовного мира учителя. До этого образовательный мир не сдвинется с места. Образно говоря, моя сверхзадача — довести те полпроцента моих последователей до двух процентов.

— Это все равно мало.

— Моя программа — всего лишь ступень, и не вечна. Я понимаю, что вскоре на смену ей придут другие. Пусть те два процента учителей раскроют в детях то, с чем они пришли в этот мир, и они перевернут его. Да, я верю, что двух процентов хватит.

В России сегодня гуманную педагогику практикуют десять школ.

Кодекс учителя

Пятнадцать лет назад департамент Южного округа отдал школу выравнивания для дефективных детей №200 Шалве Амонашвили. Сюда направляли учеников с проблемами в общении, с плохой дисциплиной и низкой успеваемостью. Спустя два года пришла комиссия и признала школу общеобразовательной.

— Такой праздник был, — вспоминает Шалва Амонашвили. — Когда ученики узнали, что они самые обычные дети.

Сейчас в холле на стеллаже «Кодекс чести и служения учителя», только он заперт под стеклом. Нет ярких стен и аляповатых рисунков, только аккуратные витражи под потолком.

— Сначала, правда, они все говорили: «Давайте мы вам клумбу вскопаем, только не гоните на химию», — смеется учительница начальных классов Татьяна Жундрикова, а директор, которая была с нами, пытается ускользнуть в открытую дверь.

— Куда же вы сразу убегаете-то, поговорите с нами! — ловит ее учительница.

— Танюша, — просит учительница. — Ну хочешь я тебе потом окна помою!

Вместо привычной формулировки «Примеры на вычитание», на доске формулировка цели «Мы развиваем внимательность и сообразительность». На партах стопки учебников и дневники, в которых до пятого класса будет только домашнее задание, и никаких оценок.

— Мы, — говорит директор, — не сравниваем детей друг с другом.

Но выпускать учеников с пустыми дипломами нельзя, поэтому в четвертом классе школьников все же знакомят с отметками. Под работой их обычно три: отметка самого ученика, соседа по парте и учителя.

Тут периодически пытаются додумать конец притчи Сухомлинского, занимаются логическим переводом «Пуськи бятые» Людмилы Петрушевской, разгадывают тайну магического квадрата Альбрехта Дюрера.

— Когда урок заканчивается, — хвастается директор, — часто раздается досадное: «Ой…»