У всех, кто помнит новогодние праздники советской эпохи, они ассоциируются не только с нарядной елкой, шампанским, оливье и салютом, но и с мандаринами. Этот пахучий ярко-оранжевый цитрус, без сомнения, самый новогодний фрукт в России. Между тем до начала минувшего столетия большинство наших предков и знать не знали ни мандаринов, ни прочих фруктов, богатых витамином C. Путь цитрусовых в Россию к новогоднему столу, да и вообще к столу был долгим и непростым. Попробуем осветить его вкратце.
Первым цитрусовым в российской истории стал лимон. Это сегодня мы его можем по желанию нарезать дольками хоть к коньяку, хоть к чаю. А в эпоху первых царей из династии Романовых за два неполных ведра лимонов можно было купить хорошую лошадь.
Эти экзотические дорогие фрукты закупались централизованно для царя и его приближенных у европейских купцов. Архивы сохранили датированный 1654 годом любопытный документ – «Роспись, сколько купить на государевъ обиход у Архангелского города». Архангельск тогда был единственными морскими воротами России – еще не окном, а лишь малой форточкой в Европу. И вот среди прочих товаров, закупаемых для царского двора у коммерсантов Запада, числится и «17 бочек беременных лимонов».
Не удивляйтесь – это не лимоны беременны, а бочки. «Бочка беременная» – самая крупная стандартная тара той эпохи, примерно 1200 литров. Но лимоны из такой бочки все же могли немало удивить нашего современника, ибо были они… солеными. Лимон тогда солили, как в наше время привычно солят огурцы. Столетия назад это был единственный способ законсервировать цитрусовые, чтобы привезти их под парусами к берегам России из Средиземноморья, от Канарских островов в Атлантике или даже с берегов Индийского океана. Не случайно заморские лимоны в русских перечнях трехвековой давности числятся по разряду пряностей, среди всяких экзотических анисов, перцев и шафранов.
К концу XVII века номенклатура цитрусового импорта несколько расширяется. Из архивных документов нам известно, что, например, 28 сентября 1674 года из Голландии на 14 кораблях помимо прочих товаров –уже привычных соленых лимонов в бочках – привезли еще тюк сушеных лимонов, аж 12 тонн лимонного сока и тонну «сушеных померанцевых корок».
Сушеные цитрусовые корки помнят многие из тех, кто застал советскую эпоху, но вот первое их упоминание в России – это именно 1674-й. Померанец, он же «горький апельсин» или «китайское яблоко», издавна выращивался на берегах Средиземного моря. В последующую эпоху царя Петра I на Руси уже известны и лимоны, и померанцы, и собственно апельсины.
«Китайские яблоки» и апельсиновый город
Царь Петр основал не только Петербург, но и – поблизости от мегаполиса на Неве – городок Ораниенбаум (ныне Ломоносов). «Ораниенбаум» в дословном переводе с немецкого языка Петровской эпохи означает апельсиновое дерево. В 1711 году здесь была построена резиденция князя Меншикова с обширными оранжереями для заморских теплолюбивых растений. Собственно, европейский термин «оранжерея» происходит от французского orangerie, что, в свою очередь, производное от orange, то бишь от «апельсина» по-французски.
К 1728-му, когда светлейшего князя Меншикова сослали на приполярный Урал, в оранжереях конфискованного у него дворца насчитывалось 101 апельсиновое и померанцевое дерево. Тут уж самое время пояснить, что слово «апельсин» тоже пришло к нам из Европы через голландских и немецких купцов. Дословно «апельсин» означает «китайское яблоко», от appel (яблоко) и Sina (как тогда в германоязычной Европе именовали Китай).
Сладкий апельсин действительно родом из Китая. Где-то в XVII веке португальские мореплаватели завезли его в Европу, и он хорошо прижился в Средиземноморье наряду с померанцем, своим горьким собратом. В России же с легкой руки Петра I апельсиновым первопроходцем стал князь Меншиков. И хотя его в итоге отправили подальше от оранжерей, но спустя пару поколений царица Екатерина II, придумывая герб Ораниенбаума, вспомнила о местных апельсинах. «В серебряном поле оранжевое дерево с его плодами» – так звучит описание городского герба Ораниенбаума в указе императрицы 1780 года.
Историки и специалисты по геральдике до сих пор спорят, что же такое «оранжевое дерево» – апельсин или померанец, но в любом случае это нечто цитрусовое. Как видим, четверть тысячелетия назад богатые витаминами яркие фрукты все еще чрезвычайная экзотика для России, но уже воцарились на гербе одного из городов столичного региона.
«Мы делили апельсин…»
«Мы делили апельсин, много нас, а он один» – наверняка кто-то еще помнит советский мультфильм, где зверушки в лесу – ежик, котята, утята и прочие – делили апельсин. Дефицитный цитрус пытался похитить волк, но в итоге ему досталась лишь кожура.
Два столетия назад, в эпоху Наполеоновских войн и молодого Пушкина, апельсины и иные цитрусовые в Российской империи были еще дефицитнее, даже среди самых зажиточных классов. Впрочем, со времен Петра I кое-что улучшилось: цитрусовых завозили на порядок больше, всё дворянство и зажиточные слои уже были хотя бы чуть-чуть знакомы с этим заморским чудом. На исходе XVIII века среди российских дворян даже появилась мода на разведение в домах декоративных лимонов.
Впрочем, цитрусовые были уже не только экзотикой и декорацией. По статистике внешней торговли от 1814 года, в Российскую империю завезли 5 179 548 штук лимонов, апельсинов и померанцев. Да-да, этот товар тогда учитывался в статистике и торговле не на вес, а поштучно. Свыше 5 млн штук – казалось бы, крупная цифра. Но население Российской империи в том году превысило 45 млн человек. То есть на один завезенный из-за морей цитрус приходилось аж 9 ртов! Как тут не вспомнить: «Мы делили апельсин, много нас, а он один…»
Конечно, подавляющее большинство населения и не догадывалось об апельсинах с лимонами и прочими померанцами. Крепостными крестьянами вообще еще торговали, и даже активнее, чем цитрусовыми. Позволить себе полакомиться заморским фруктом могли не более одного миллиона – дворянство, высшая часть духовенства и купечества. Но, как видим, и для этой элиты на каждого в год приходилось в среднем не более пяти фруктов. Да и цены были кусачими: по оптовым расценкам, те пять с небольшим миллионов штук лимонов, апельсинов и померанцев, завезенных в Россию в 1814-м, обошлись покупателям в 809 952 руб. 42 коп. То есть 1 кг цитрусовых оптом обходился примерно в 60 копеек серебром, при этом розничная цена была заметно выше – за центнер апельсинов в эпоху Пушкина вполне можно было купить крепостного.
Но эта же эпоха подарила нам и ныне всем знакомую привычку – пить чай с лимоном. Здесь совпало два фактора – повсеместное распространение чая в России первой половины XIX века и обширность русских просторов. На почтовых станциях (тогда служивших не столько почтой, сколько «вокзалами» для смены лошадей) путников, особенно зимой, отпаивали чаем. Но путешественники не только мерзли: бесконечные и не слишком хорошие российские дороги их еще и укачивали. А, как известно (к XIX веку это уже было известно от моряков), кислый лимон хорошо помогает от укачивания. Вот состоятельные путешественники эпохи Пушкина и начали спасаться от укачивания чаем с лимонной долькой.
Грузинские лимоны и абхазские негры
Эпоха Пушкина дала нам не только первую относительно подробную статистику цитрусового импорта и чай с лимоном. Эта же эпоха присоединила к Российской империи земли Закавказья – территории, где цитрусовые можно хоть как-то выращивать. «Хоть как-то» тут не для красного словца – это исторический факт: до конца XIX века в том регионе цитрусовые выращивать пытались, но… получалось не очень.
Например, в Грузии о цитрусовых знали как минимум со времен царицы Тамары, т. е. восемь веков назад. Упоминаниям о попытках выращивать цитрусовые на грузинских полях тоже несколько веков – Грузия тогда была поделена Персидской и Турецкой империями, где в цитрусах знали толк с древности. Персидские захватчики пытались разводить в Алазанской долине лимоны, а турецкие – посадили в Кахетии апельсины. После ряда русско-турецких войн эти апельсиновые сады достались Российской империи, но тогда еще никто не умел выводить устойчивые сорта, и во время особенно холодной зимы 1859/60 года все скромные оазисы цитрусовых, имевшиеся под скипетром русских царей, погибли от заморозков.
Однако XIX век уже был веком науки. И в России задумались о целенаправленном развитии цитрусовых плантаций в субтропических регионах империи. Термин «субтропический» тогда не был распространен, чаще пользовались русскоязычной калькой с латыни – так и говорили, например, про природу Абхазии: «подтропическая».
Так вот, в подтропической Абхазии в устье реки Кодор, южнее Сухуми, и в окрестностях Батуми в столь же подтропической Аджарии в позапрошлом столетии в связи с попытками создать цитрусовое производство появилось несколько селений… негров. Абхазские негры – это не шутка, а, пожалуй, самая экзотическая этническая группа многонационального Кавказа. В XX веке они почти полностью растворились среди абхазов, а столетием ранее их предков, несколько десятков чернокожих семей, купили грузинские князья Шервашидзе (назначенные наместниками Абхазии еще царицей Тамарой) в Османской империи, имевшей тогда обширные владения в Африке. Предполагалось, что переселенные на абхазские берега негры будут выращивать цитрусовые, в том числе и прежде неизвестные на Руси мандарины.
Да, мандарин – это последний из популярных цитрусов, с которым познакомились наши предки. Литератор Иван Гончаров, 170 лет назад отправившийся в кругосветное плавание на фрегате «Паллада», описывал мандарины, как редкостную экзотику: «Целыми грудами лежат, как у нас какой-нибудь картофель, мандарины, род мелких, но очень сладких и пахучих апельсинов. Они еще хороши тем, что кожа отделяется от них сразу со всеми волокнами, и вы получаете плод облупленный, как яйцо, сочный, почти прозрачный…»
Иван Александрович Гончаров, член-корреспондент Академии наук и действительный статский советник, был весьма образованным человеком, но вот мандарины оказались для него совершенно не знакомым фруктом. Впрочем, как и для всех его российских современников. В своих записках о кругосветке под парусами «Паллады» Гончарову пришлось подробно пояснять, что это за фрукт, – пояснять именно для элиты общества, для тех 5%, что в ту эпоху читали журналы и книги, уже привыкли пить чай с лимоном, знали вкус заморских апельсинов, но и не подозревали о существовании мандаринов.
Подтропический мандарин
Мандарин – как сам цитрус, так и его русское название – происходит из Китая. Первые европейские мореплаватели, достигшие китайских берегов, именовали мандаринами местных чиновников – от mantrin, «советник» на санскрите. То ли их широкие и яркие шелковые халаты казались европейцам похожими на яркие цитрусы, то ли, наоборот, цитрусы напоминали императорских чиновников, у которых желтые и оранжевые оттенки считались цветами, символизирующими высшую власть. Так или иначе, но по цепочке от португальцев (со времен Ивана Грозного имевших торговую колонию в Китае, Макао) через французов и немцев термин mandarin, обозначающий сладкий фрукт, пришел в Россию и навсегда остался в нашем языке.
Китайский фрукт мандарин, прежде чем достичь наших краев, сделал крюк в Японию. Именно там за много столетий из китайских саженцев был выведен сорт уншиу – он не только один из самых сладких, но еще и вызревает при меньшем количестве солнца и более низких температурах, чем другие тропические сорта. Читатель, наверное, уже догадался, что именно этот сорт прижился в Абхазии, которая совсем не тропическая, а всего лишь подтропическая.
В 1897 году мандарины уншиу привез из Японии профессор географии Андрей Краснов (кстати, старший брат казачьего генерала Петра Краснова, известного в истории Гражданской войны). Именно Андрей Николаевич должен по праву считаться дедушкой наших мандаринов. Основатель Батумского ботанического сада, он еще в конце позапрошлого столетия прозорливо писал, что сладкий мандарин «должен составить источник богатства и славы кавказского земледельца».
К началу XX века на черноморском побережье Кавказа уже имелись оазисы мандаринов. Осенью 1913-го в Петербурге проходила выставка «Русская Ривьера», рекламировавшая фруктовые и туристические прелести берегов от Сочи до Батуми. Хитом продаж стали хурма и мандарины – всё еще очень экзотические фрукты даже для столичной публики. Для публики менее взыскательной, т. е. для подавляющего большинства населения, не только мандарины, но и все прочие цитрусовые оставались малодоступной и дорогой редкостью. Ведь на начало XX века при незначительном внутреннем производстве Российская империя импортировала ежегодно порядка 6–7 млн штук цитрусовых (отечественная статистика, как и при Пушкине, продолжала считать заморские лимоны, апельсины и прочие цитрусы в штуках).
Со времен Пушкина население Российской империи увеличилось более чем троекратно, а вот импорт цитрусовых вырос менее чем в полтора раза. Цены тоже кусались: один лимон стоил 25 коп., а апельсин – больше рубля. На среднюю зарплату рабочего можно было купить аж 80 лимонов (сегодня такое количество в супермаркете обойдется не дороже 3000 руб.).
Мандарин от товарища Берии
Неудивительно, что дороговизна импортных цитрусов побуждала некоторых российских купцов к организации коммерческих предприятий в этой сфере на берегах и склонах Кавказа. Например, крупные по меркам той эпохи мандариновые сады завел в Абхазии московский купец Николай Игумнов.
Кстати, Кавказ в начале XX века уже плотно ассоциировался с цитрусовыми. Неслучайно созданная в Москве в разгар революции 1905 года подпольная типография большевиков работала под прикрытием магазина «Оптовая торговля кавказскими фруктами Каландадзе». Трудились в типографии и магазине преимущественно грузинские большевики, а для московских обывателей и полицейских кавказцы и фрукты были уже привычным дуэтом. Лаз в подпольную типографию прикрывала деревянная витрина с лимонами, апельсинами и мандаринами.
После революции и Гражданской войны из нескольких закавказских плантаций цитрусовых организовали государственные хозяйства. Упомянутый выше купец Игумнов остался работать агрономом в своем бывшем имении, ставшем «Цитрусовым совхозом имени Третьего Интернационала».
Именно советская власть придала разведению кавказских цитрусов поистине промышленные масштабы. И связано это достижение с именем Лаврентия Берии – до репрессий и создания атомной бомбы товарищ Берия тренировал свои менеджерские способности именно на мандаринах.
С 1931 года он возглавлял региональную власть в Грузии и во всем Закавказье, где коллективизация сельского хозяйства совпала с форсированным развитием именно цитрусоводства. Лидеры СССР понимали фруктовый потенциал региона. Речь Берии на XVII съезде правящей коммунистической партии в начале 1934-го – это буквально гимн Сталину и мандаринам.
Процитируем выступление будущего наркома НКВД: «Товарищ Сталин указал нам на необходимость всемерного развития в Закавказье субтропических культур. Мы уже имеем около полутора миллионов субтропических деревьев – мандарины, лимоны и апельсины. Только за два года, за 1932 и 1933, мы посадили около 400 тыс. деревьев в совхозах и на колхозных полях. Цитрусовые культуры разводятся сейчас на побережье Черного моря в Закавказье. Но есть районы, в которых не хуже будут прививаться эти цитрусовые культуры. Это район Каспийского побережья, в районе Ленкорани, на границе с Персией. На это также указано товарищем Сталиным. Так же, как и чай, цитрусовые культуры становятся мощным источником в деле поднятия благосостояния колхозных масс… В 1933 г. общий урожай мандаринов в Грузии достиг рекордной цифры, примерно 100 млн штук. Товарищ Сталин поставил перед нами задачу – в 1937 г. дать не менее полумиллиарда штук цитрусовых плодов стране Советов. Мандарины, лимоны, апельсины, бывшие в прошлом предметом роскоши, доступным буржуазии, теперь должны стать предметом широкого потребления трудящихся Советского Союза. Перед нами стоит почетная задача подать цитрусовые плоды на стол рабочих Советской страны. У нас есть все условия для того, чтобы выполнить задание товарища Сталина, и мы заявляем, что полмиллиарда штук цитрусовых плодов дадим в 1937 году…»
В этом месте стенограмма съезда фиксирует бурные аплодисменты и крики из зала: «Вот это правильно!» Восторг участников съезда правящей партии неудивителен, если вспомнить, что накануне Первой мировой войны общее ежегодное потребление всех цитрусовых, своих и импортных, не превышало в стране 10 млн штук, а тут только мандаринов на порядок больше.
Мандарин новогодний и антифашистский
Рост мандаринового производства в 30-е годы в СССР был стремителен. Если в 1933-м только перевалили планку 100 млн штук, то в 1936-м собрали уже 186 млн, а в 1937 году – чуть более 300 млн. Правда, амбициозный план Сталина и Берии в «полмиллиарда штук цитрусовых» к 1937-му так и не выполнили, но зато в том году кавказские мандарины дополнились массовой закупкой цитрусов в Испании.
В разгар испанской гражданской войны СССР поставлял республиканским властям оружие. Мадрид расплачивался золотом и собственной продукцией. По стоимости в поставках испанских продуктов почти половину в 1937–1938 годах составили апельсины и мандарины, благо Испания была главным их производителем в Западной Европе. Всего испанские республиканцы отдали в обмен на советские истребители и танки 64 тыс. тонн цитрусовых.
Это по весу практически столько же, сколько к тому времени выращивалось внутри страны. Именно в конце 30-х мандарины и прочие цитрусовые впервые стали доступны большинству городского населения страны. Тогда же впервые мандарины стали ассоциироваться с новогодними праздниками. Тут сказались особенности агрономии и логистики. Дело в том, что мандарин в Абхазии начинает массово созревать к концу ноября, так что к исходу следующего месяца фрукт как раз можно (и нужно!) собрать и успеть доставить по стране – как раз к новогоднему столу.
Но, повторим, мандарины и прочие цитрусовые в те годы стали доступны для горожан, большинство крестьянского населения страны с ними еще не было знакомо. Сталинский нарком (министр) пищевой промышленности Анастас Микоян в книге «Пищевая индустрия Советского Союза», вышедшей в 1941 году как раз накануне Великой Отечественной войны, описывает показательный случай: «Недавно мне рассказывал один товарищ, что колхозник купил во фруктовом магазине 10 мандаринов, стал их есть с кожурой. Откусил – горько, не понравилось. Тогда ему разъяснили, что сначала кожуру нужно снять, а потом кушать. Он попробовал: вкусно. Как видите, нужно даже учить есть мандарины. У нас еще встречаются люди, которые никогда не видали их, как и многого другого».
Удивительно, но рост урожая мандаринов в СССР продолжался и в годы страшной войны. Если в 1940-м было заготовлено 413 290 тыс. штук мандаринов, то в 1943-м – уже 451 280 тыс., почти на 9% больше.
Мандарины Брежнева и Чебурашки
После войны, несмотря на внушительный рост внутреннего производства, СССР не отказывался и от импорта цитрусов. Любопытно, что в начале 50-х одним из основных поставщиков цитрусовых в нашу страну стал недавно созданный Израиль.
Переговоры о первой партии в 5 тыс. тонн успешно завершились в декабре 1951 года, и следующие пять лет еврейское государство поставляло апельсины для СССР. Так, в 1956-м наша страна купила на внешнем рынке 22,5 тыс. тонн этих фруктов, на долю Израиля пришлось заметно больше половины – 12,7 тыс. тонн. Остальные закупки апельсинов (по мере уменьшения объемов) были сделаны в Ливане, Италии, Греции и Китае. Но после 1956 года СССР оказался в арабо-израильском конфликте не на стороне евреев, и апельсины с наклейкой Jaffa перестали попадать в советскую страну.
В самом же Союзе почти 93% площадей всех цитрусовых посадок располагалось на землях Грузии и Абхазии. Хотя товарища Берию и расстреляли, но его мандариновое дело цвело и расцветало пуще прежнего. Еще к исходу эпохи Сталина из всех цитрусовых плантаций СССР большая часть, 56%, приходилась именно на мандарины, 28% – на лимоны и только 16% – на апельсины. Мандарины преобладали среди советских цитрусовых и все последующие десятилетия. Благодаря прежним и новым устойчивым к низким температурам сортам Советский Союз уже к эпохе Брежнева почти полностью обеспечивал себя этим сезонным фруктом.
Чуть более полувека назад цитрусовые действительно стали доступны всем без исключения гражданам СССР. Ежедневный чай с лимоном, мандарины и апельсины на Новый год – это уже привычный и повсеместный быт обычных семей. Но чтобы удовлетворить растущий спрос растущего населения (свыше 240 млн на 1970 год), генсеку Брежневу пришлось не только расширять внутреннее производство, но и массово закупать фрукты за рубежом.
К 1970-му площадь плантаций цитрусовых в стране была в 100 раз больше, чем при последнем царе. В том году в СССР собрали очень хороший урожай – свыше 86 тыс. тонн цитрусовых, в основном мандаринов. А за рубежом купили 236 тыс. тонн апельсинов – чуть не в три раза больше внутренних закупок. Все же Советский Союз при всех его огромных просторах был слишком северным и континентальным для массового цитруса…
В 1970 году апельсины закупили даже в Испании, все еще франкистской, почти фашистской. Лимоны – 8,5 тыс. тонн (почти 10-я часть от внутрисоветского урожая цитрусовых) – купили в Греции и на Кипре. Внутренний урожай мандаринов был высоким, однако и их пришлось докупить на внешнем рынке. В том году 8 тыс. тонн мандаринов купили в Китае, несмотря на открытую вражду Кремля с Мао Цзэдуном и недавние пограничные перестрелки.
Но половина всех внешних закупок цитрусовых в 1970-м пришлась на Марокко. Эта африканская страна, окраина арабского мира, была при Брежневе традиционным поставщиком апельсинов к нашему столу. Наверняка многие помнят маленькие черные ромбики с золотыми буковками Maroc – наклейки на оранжевых марокканских плодах.
Массовый завоз в 60–70-е годы минувшего века африканских апельсинов породил и одного из самых популярных героев отечественной мультипликации советской эпохи. Может, кто-то забыл, но ушастый Чебурашка, будущий друг крокодила Гены, был найден именно в ящике с апельсинами. «Ящики долго плавали по морям и океанам и в конце концов оказались во фруктовом магазине очень большого города. Когда их открыли, в одном апельсинов почти не было, а был только толстый-претолстый Чебурашка…» – гласит добрая сказка Эдуарда Успенского.
На этой оптимистичной ноте и закончим краткую историю новогодних цитрусовых в нашей стране. Потому что рассказ про 90-е и текущие дни – это уже не история, а все еще актуальная политология вкупе с маркетингом.
0
44.25
