ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Окт. 7, 2016

— В триллере «Коллектор», который сейчас идет в кино, вы играете, можно сказать, единственную роль. До этого у вас на радио вышел моноспектакль по книге Геласимова «Жажда», а в МХТ имени Чехова — моноспектакль «Контрабас» по Зюскинду. Чем вам так интересны монопроекты? Возможностью побыть одному?

— Не скажу, что специально ставил цель в них играть, просто так складывались обстоятельства, мне казались интересными предложения. И притом они шли не подряд, а были разбросаны во времени: «Контрабас» сделали года два назад, «Жажду» — лет десять назад, «Коллектора» в прошлом году снимали. Конечно, эти работы привлекают возможностью элементарно проверить себя на профпригодность: выдержишь ли ты один забег на длинную дистанцию? Партнера-то у тебя визуально нет. Визуально — потому что на самом деле партнер так или иначе есть всегда. В театре это зритель, а в «Коллекторе» ими стали закадровые голоса. Мой герой, Артур, постоянно говорит по телефону, и Евгений Стычкин, Татьяна Лазарева, Кирилл Плетнев и другие коллеги, озвучившие собеседников, спасают ситуацию своими голосами и интонациями.

— Режиссер картины Алексей Красовский рассказывал, что съемки шли в октябре, исключительно по ночам, и ради сцены на балконе вы провели несколько часов на холоде без верхней одежды…

— Вы хотите, чтобы я пожаловался сейчас на тяготы съемок? Знаете, бывает и холоднее, бывает и жарче, бывает мокрее, а бывает суше — нормальные рабочие моменты. Главная сложность заключалась не в ночных сменах и не в температуре воздуха, а в том, что практически все действие происходит в одном помещении. Снять одного человека в одной комнате так, чтобы не наскучить зрителю, — вот это была трудная задача.

— Ваш герой с дьявольской изобретательностью перевоплощается в разных людей и давит на больные мозоли, чтобы вынудить должников заплатить деньги. А как работают коллекторы на самом деле, вы узнавали?

— Эту тему изучал Красовский. Он и режиссер, и сценарист, и, чтобы знать, о чем пишет, Алексей должен был изучить подробности. А я поставил себя в предлагаемые обстоятельства. Не обязательно погружаться в подводную лодку или лететь на космическую станцию, чтобы сыграть подводника или космонавта.

— Но когда вы снимались во «Времени первых», посвященном космонавтам, в фильмах «Адмиралъ», «Петр Лещенко. Все, что было…» — картинах, снятых по мотивам исторических событий, где у ваших героев есть прототипы с невероятной судьбой, — интересно было, как все происходило в реальности?

— Конечно. Но все равно мне важнее, что происходит не с прототипом, а с героем, что формирует или разрушает его характер, полет его души. Это же основное в нашей работе — показать не профессию и не то, на каком трамвае человек ездил или в какой квартире жил, а то, что происходило у него внутри. И если зритель понимает, что этот фильм про него, это происходит не потому, что он ходит на работу по той же улице, ездит в тех же трамваях или летает в тех же самолетах, а потому, что у него то же самое внутри творится — те же вопросы и сомнения, та же радость, те же поступки. А происходила история пятьсот лет назад или вчера, по большому счету неважно. Хотя, наверное, имеет значение изменившаяся скорость жизни. У нас сейчас есть гаджеты, которые упрощают, в кавычках, нам жизнь, и мы получаем письма и СМС за секунды. Тогда как пятьсот лет назад сообщения могли идти недели и роль смартфонов выполняли голуби. Темп да гаджеты изменились — вот и вся разница.

— Следите за модой на гаджеты? «О, появилась новая модель смартфона, здорово, надо купить»?

— Специально не слежу, но они влезают в мою жизнь сами собой. Во всем мире такая беспардонная реклама, что хочешь или не хочешь, а все равно ее увидишь, если ты не слепой, и пусть немного, но заинтересуешься. Однако, если попадаю в специализированный магазин, меня не оторвать от витрины: хочется все посмотреть и понять, что же происходит в том мире, к которому я не имею вообще никакого отношения.

— И с велосипедами и средствами передвижения покрупнее та же история?

— Да, это любопытно, но я не стану менять машину или велосипед только потому, что вышла другая модель. Если мне комфортно, этого достаточно. А постоянно покупать новые? Есть вещи и поважнее, и поинтереснее.

— Хотела спросить по поводу важных вещей, которые вас интересуют. То, что вы в 2010 году стали открывать творческие студии для школьников, как-то связано со съемками в картине «Географ глобус пропил»?

— Нет, они появились не потому, что я готовился к роли учителя. Просто лет двенадцать назад я снимался в Доме ветеранов сцены и увидел, как живут актеры старшего возрастного дивизиона. Финал жизни многих из них выглядел настолько печально, что я был в шоке. Очень захотелось хоть кому-то немного помочь. Уже и финансовые возможности были, но я понимал, что одних «конвертиков помощи» мало, и мы сделали в Казани и Екатеринбурге проект, чтобы помочь возрастным актерам. Они приходили в школы и во внеурочное время занимались с детьми актерскими дисциплинами, получая от нас зарплату. А потом оказалось, что эти занятия нужны не только пожилым актерам, но и молодым, и зрелым — любым. И сейчас у нас преподают актеры в возрасте от 21 года до 82 лет. Поначалу, когда мы рассказывали руководству разных школ и городов о проекте, он казался утопическим, вызывал усмешку. Мол, хотите бесплатно учить всех желающих детишек актерскому мастерству? Ну-ну… Но потом скепсис стал уменьшаться, а проект, наоборот, расти. Сейчас мы открыли студии уже в десяти городах, и в каждой занимается от 200 до 350 детей. Солидное количество учеников, внушительный список дисциплин: актерское мастерство, пластика, художественное слово, кукольный театр, музыкальные инструменты, анимация, кино, акробатика…

— Вы великий комбинатор в самом лучшем смысле слова! Придумали комбинацию, от которой в выигрыше все и с разных сторон: сидевшие без работы актеры получили важное дело, общение и деньги, дети — увлекательные развивающие занятия, а возможно, и будущую профессию…

— Нет, тут важно сделать примечание, что цель студии — не подготовка в театральные вузы, а открытие, реализация творческого потенциала, который есть в любом человеке. Ведь человек может и не знать, что у него какой-то там потенциал, а можно ­показать ему его, научить использовать обаяние, способность фантазировать, не бояться выражать свое мнение и высказывать его красиво — все это пригодится в любой области.

— Но почему вы так не хотите, чтобы дети из ваших студий шли в актеры?

— Это не я, это они в большинстве своем не хотят. У нас достаточно серьезные занятия, которые для детей бесплатны, но обязательны для посещения — у нас дисциплина. И, позанимавшись год-другой, ребята уже прекрасно понимают, что их будет ждать впереди, если они пойдут дорогой актера или режиссера. Они делают осознанный выбор.

— Если бы подросток Костя Хабенский попал в такую студию, он бы рискнул пойти в театральный вуз?

— Не знаю… Вполне возможно, что прошел бы стороной. Я же попал в ЛГИТМиК, не представляя, через что мне придется пройти и какое переливание крови мне за пять лет учебы сделают педагоги. Серьезно, они пустили по моим сосудам новую кровь, превратили меня из наблюдательного дилетанта в неугомонного, ищущего человека.

— А тех, кто все-таки храбро идет поступать, поддерживаете словом или делом?

— У меня нет протеже, я не звоню и никого не предупреждаю, что будут поступать такие-то молодые люди. Просто рекомендую ребятам, в какой вуз и к какому мастеру им стоит попробовать пойти. И процентов девяносто из них поступают. А что бы им и не поступить? Они легки, веселы и, самое главное, не боятся. Со старшими мы уже иногда пересекаемся на съемках и в театре.

На третьем или четвертом году жизни студии возник фестиваль «Оперение». Для участия в нем из каждого города приезжает команда в пятьдесят человек — и вот пятьсот человек неделю показывают задания, которые до этого год готовили. Мы каждый раз проводим его в новом месте. В этом году были в Челябинске. А когда были в Уфе, из одного показа родился дико интересный проект «Поколение Маугли»: парень убегает из благополучной семьи и бегает по «каменным джунглям», то есть по мегаполису, знакомясь со всякими уличными группировками. Мы за идею ухватились, расширили и дополнили, сделали огромный спектакль — с дорогими декорациями, прекрасной хореографией и музыкой. Алексей Кортнев написал для него музыку и песни и сам в нем участвует. На сцене взрослые актеры — кроме уже упомянутого Кортнева, Диана Арбенина, Тимур Родригез и ваш покорный слуга — и сто студийцев. Мы его играли в тысячных залах пяти городов, а 1 октября показали «Поколение Маугли» в Кремле. Конечно, все сборы идут на помощь ровесникам ребят — тем, кто сейчас борется с онкологией.

— То есть вы опять придумали проект, от которого в выигрыше все!

— Я еще надеюсь, что так сформируется некая команда милосердия. Что вырастут люди, для которых благотворительность — это не просто перечислить деньги с помощью СМС. Да, такая помощь неимоверно нужна, и каждые десять рублей важны, но это еще не все. А наши ребята помогают путем собственных преодолений, отказа от каникул и от свободного времени, они проходят профессиональный выпускной период спектакля. Не все были готовы столкнуться с такими испытаниями, но, стиснув зубы, все их прошли. Можно сказать, ценой своей жертвы поняли, что такое милосердие. И пойдут дальше в жизнь, зная, что, выйдя на сцену в «Поколении Маугли», спасли жизнь не одному человеку. На спектакль приходят ребята, на лечение которых они собирают деньги, они видят друг друга… Это тяжеленная и прекрасная работа.

— Читала про одного миллионера, который выкупил миллионы гектаров земли во Флориде и начал сажать там сосны на месте вырубленных в 1930-е годы. Он расписал программу на триста лет и сделал для местных школьников центр экологического образования. Он сказал: «Взрослых я не могу изменить, но дайте мне четвертый класс!»

— Когда со школьной скамьи детям говорят очень простые вещи, они входят в кровь. А мы обычно начинаем говорить о благотворительности уже в более старшем возрасте, и это не всегда работает.

— Вы в эту область пришли уже сформировавшимся человеком тридцати с лишним лет. Вы изменились с появлением вашего благотворительного фонда?

— Пожалуй, да. Я не начал говорить на другом языке и ходить на руках, но понял, что вполне можно жить без вещей, которые считал первоочередными. Переосмысление ценностей определенно произошло. Но не знаю, произошло ли это благодаря фонду или тому, что я просто стал старше. 

— Когда вы его открывали, у Чулпан Хаматовой уже был фонд «Подари жизнь». Советовались с Чулпан и Диной Корзун, как и что лучше сделать?

— Если вы заметили, все фонды, связанные с медициной, работают в разных областях. Тут изначально должна быть договоренность, кто чем занимается, чтобы ничего не дублировать. Мы всегда находились и находимся в очень тесном контакте, серьезно друг другу помогаем — и в финансовом, и в организационном смысле, и чисто по-человечески. Стараемся максимально бережно и деликатно друг к другу относиться. Потому что создать систему благотворительных организаций, которым люди доверяли бы, очень сложно, а разрушить ее можно за два дня.

— Оглядываясь назад, вы думаете, что ­какие-то вещи стоило сделать иначе?

— Может, и думаю, но не в глобальном смысле, а про конкретные шаги. Но я знаю одно правило: нельзя сожалеть о том, что ты сделал. Нельзя тянуть за собой знаки минус, бесконечно грызть себя. Нужно просто оглянуться, посмотреть на прошлое и сказать: «Да, было так, а теперь идем дальше».

— А чем себя можно поддержать, когда наступает выгорание, когда сидишь и переживаешь: «Я делаю все что могу и даже больше — и все равно это бесконечно мало»?

— Нужно просто посмотреть на ситуацию с другой стороны: у меня получается сделать хоть что-то, а могло бы не получиться вообще ничего. Я спасаю хоть кого-то! Это юности свойственен максимализм: если что-то не удалось, то все пропало. А в зрелом возрасте вытаскиваешь максимум плюсов из существующей ситуации, потом смотришь на оставшиеся минусы и думаешь, как их переработать, чтобы тоже получились плюсы. Это приходит с возрастом и с практикой.

— Есть у фонда подопечные, к которым у вас особое отношение, или для вас абсолютно все равны?

— Конечно, есть, мы же детей подолгу ведем. Ведь у них не только операции, но и длительный реабилитационный период, всевозможные терапии — и медицинские, и психологические, и социальные. Основная нагрузка, разумеется, лежит на девчонках и мальчишках, работающих в фонде, но есть ребята, за судьбой которых я слежу. В основном те, с кем мы начинали. Они стали совершеннолетними и юридически вышли из-под опеки фонда, но мы же с ними продолжаем общаться, помогать им. Просто это уже личная помощь.

По-особому относишься к тем, чье спасение стало чудом. Я как-то в неформальной обстановке общался с нейрохирургами, спрашивал, бывали ли в их практике случаи, когда шансов на спасение практически не было, но происходило чудо и человек оставался жив. Они ответили, что такое бывало и они, хирурги, занимающиеся онкологией, всегда на чудо надеются. Вот и я надеюсь. И я такие истории знаю — видимо, судьба подкидывала их в качестве бонуса. Эти случаи сильно заряжают и настраивают на правильное восприятие мира. Не в том смысле, что ты начинаешь все время ждать чуда, а в том, что знаешь: оно возможно. И если, во-первых, в это верить, а во-вторых, идти вперед и не сдаваться, оно вполне может произойти снова. Так что мы идем — и будем счастливы, если кому-то из читателей «ТЕЛЕНЕДЕЛИ» будет по пути с нами. Если кто-то переведет в фонд деньги с помощью СМС. Нам поможет любая сумма, хоть 10 рублей, и мы отчитаемся за каждую копейку. А номер очень простой: 7535.